Когда родилась младшая сестра, Миша ушел из дома. Ему недавно исполнилось шестнадцать, учеба давалась с трудом, с отчимом отношения не складывались, и он не хотел мешать новой семье матери.
Сына та родила рано, едва закончив школу - обычный школьный роман с продолжением в виде ребенка. На той вечеринке завтрашние студенты танцевали, строили планы на будущее, чувствовали себя взрослыми и рядом не было ни одного человека, который бы подсказал как поступать не стоит. Таня довольно быстро захмелела от спирта, разбавленного клубничным вареньем с водой и когда первый красавчик школы, а по совместительству единственный сын местного милицейского начальства и завидная партия, позвал в соседнюю комнату, она, ни о чем не думая, пошла. Девушка не была красавицей, вниманием сверстников похвастать не могла, но, как и все семнадцатилетние, грезила о романтичной любви. Конечно, подружки потом ей рассказали, что Игорь ни одну девушку уже опробовал таким способом, но разве ей есть дело до досужих сплетен? Она верила, что сумеет затронуть в сердце молодого человека что-то такое, что положит начало долгой, непременно счастливой жизни вдвоем.
На дворе стояла совсем неромантичная середина восьмидесятых, и в родном Воронеже было банально нечего есть. С полок пропали не то, что отрезы небогатой ткани для выпускного платья - даже кильки в томате было не достать. Танин папа работал на заводе, и трезвым она его не помнила. Мать тащила на себе дочь, мужа, парализованную бабушку, зарабатывая на нищий быт в областной больнице. У нее, измученной безденежьем, ответственностью, усталостью, просто не хватало душевных сил поговорить с уже взрослой девочкой о том, чтобы бывает, если уступить жарким уговорам и поцелуям. К тому же дочь была тихой, спокойной, гуляла только с подружками и ни одного мальчика на горизонте не наблюдалось, и Ангелина Ивановна особо не беспокоилась. Поэтому, когда к выпускным экзаменам Таня вдруг стала поправляться, она только и сказала:
-На новые джинсы денег нет! - и дочь молча кивнула.
Таню в семье вообще не очень замечали. Она была книжной девочкой, выросшей на Пикуле, Айтматове, взахлеб рыдавшей над над фильмом "Дорогой мой человек", и не очень понимавшей зачем два таких чужих человека, как ее родители живут вместе. Они молча ели из щербатых тарелок, молча смотрели телевизор, молча шли по улице. Мать драила дом, брала сверхурочные, колола соседкам уколы за малейшую копейку, а отец приходил домой, пропахший цехом и стеклянными глазами смотрел в стену, вряд ли вообще помня, что у него есть семья. Тане же хотелось...она и сама не могла сформулировать чего. Но именно такие, невыразимые словами ощущения нужности, исключительности, давали ей редкие встречи с Игорем, когда родителей не было дома.
Гром грянул сразу после вступительных экзаменов, когда они с матерью собрались на дачу. Покосившийся домик в пригороде и несколько засаженных соток здорово выручали их зимой. Таня в растерянности стояла перед зеркалом, понимая, что единственная юбка окончательно перестала сходиться на талии и раздумывая, когда она успела так поправиться? Страшное подозрение еще не оформилось в конкретную мысль, когда мать зашла в комнату, и тяжелым взглядом уставилась на ее живот. Прерывисто дыша подошла к дочери, отвесила две полноценные оплеухи и спросила:
-С кем была, шлюха?
-С Игорем, - рыдая ответила Таня, прикладывая поочередно ладонь к горящим щекам, а другой инстинктивно прикрывая живот.
Ангелина Ивановна решительно развернулась в дверях, и направилась к родителям жениха. Те приняли ее не слишком радушно - да, они знали, что сын периодически встречается с дочкой местного терапевта, и что?
-Мальчик нужду сбывал, - равнодушно кивнул глава семьи, ходивший тогда в полковничьем чине, - пусть в больничку сходит. Небось устроите по блату, нет?
Аборт Таня делать не стала. Когда мать, еле живая от пережитого унижения, ввалилась домой, девушка уже приняла решение. И через полгода в ее жизни появился Мишка, в метрике которого в графе "отец" стоял прочерк.