Житель Крылатского Эдуард Дорожкин рассказывает о западной части Москвы, Рублёвке 90‑х и сегодняшних днях одного из самых знаменитых районов столицы.
Запад Москвы! Сладостным магнитом был он не только для нашей семьи, ютившейся втроём в одной комнате коммуналки на Таганке, но даже и для более зажиточных горожан. Слухи о том, что высоко-высоко на берегу реки Москвы, где‑то между велотреком и Гребным каналом с одной стороны и огромным сосновым массивом с другой, построено что‑то немыслимое по степени новизны и величия, быстро распространились по Москве. Потому, когда наконец настала наша очередь — опять же втроём — въехать в одну из предложенных квартир, мы даже не стали другие смотреть, сразу выбрав Осенний бульвар, дом 16, корпус 1. Первый дом от станции «Крылатское», если идти от центра.
Тут, однако, следует сделать существенное уточнение: ни Осеннего бульвара, ни метро в ту пору — а речь идёт о 1985 году, мне было девять лет — не было. Улица наша называлась Маршала Устинова — в честь только что отошедшего в мир иной министра обороны СССР. Я признаю, что Осенний бульвар — благозвучнее, однако и забывать о том, что Дмитрий Фёдорович был порядочнейший человек, очень много сделавший для своей великой родины, тоже не стоит.
Забавным образом вместе с нами с Таганки переехал 19‑й троллейбус, на котором я имел обыкновение ездить встречать маму с работы. Он ходил по Ульяновской (ныне Николоямской) улице до площади Дзержинского (теперь Лубянки). Каково же было моё удивление, когда ровно через неделю после въезда в нашу прекрасную однокомнатную квартиру окнами на будущий бульвар я обнаружил на остановке маршрут номер 19: теперь этот троллейбус шёл (и до сих пор идёт) от Крылатского до станции «Сокол». По пути его следования ещё были живы остатки деревень, вошедших в 1960 году в границы Москвы, — Терехово, Татарово. Сейчас от них, понятное дело, нет и следа. Жизнь не стоит на месте.
Все люди, въехавшие тогда в прекрасные квартиры с большими кухнями в Крылатском, находились в состоянии круглосуточного, круглогодичного восторга и щедро делились им со своими соседями
17‑этажные блочно-панельные дома, которыми застраивался новый район, ничем не отличались друг от друга, кроме цвета декоративных элементов, но внутри была высочайшая степень комфорта.
Мне почему‑то казалось и до сих пор кажется, что все люди, въехавшие тогда в прекрасные квартиры с большими кухнями (ещё бы! 10 метров! Невероятная роскошь по тем временам!) в Крылатском, находились в состоянии круглосуточного, круглогодичного восторга и щедро делились им со своими соседями. Приведу такой пример: если кто‑то из соседней с нами квартиры ходил за мороженым, это автоматически означало, что мороженое принесут и мне. Если папа Веры с 17‑го этажа (а мы жили на седьмом) вёз её утром в школу на своей «копейке», значит, я тоже доезжал до «Парка культуры» с ветерком — мы с ней так и не решились поменять место учёбы, уж слишком сильно застряло в нас увлечение иностранными языками, преподававшимися в центре всё‑таки на другом уровне. Это сейчас ситуация изменилась, и уже из центра едут в ЗАО г. Москвы за качественным образованием.
Без машины выбираться из Крылатского было сложно. 732‑го автобуса, довозившего нас до метро «Молодёжная» (какие автоматы с газированной водой стояли там, ах!), иногда можно было ждать очень долго, до получаса. Автобусы приходили переполненные, то слишком ледяные, то чрезмерно жаркие. Но главная проблема была не в этом. Сейчас это сложно себе представить, но когда‑то чудесной развязки Ярцевской улицы с Рублёвским шоссе не существовало. И мы, вместе со всем остальным транспортом, терпеливо (ну а как ещё?) пропускали так называемые мигалки — спецтранспорт, вёзший на работу сильных мира сего. Меня, кстати, до сих пор поражает тот факт, что они летели на рабочее место так же рано, как и я, простой советский школьник: ведь мне представлялось, что единственная важная цель перехода из детства во взрослую жизнь — чтобы в семь утра не звонил будильник или звонил бы, но на него можно было бы не обращать внимания. Но нет: «чайки», ЗИЛы и чёрные «волги» неслись с Рублёвки в центр одновременно со мной.
Мы часа три проговорили с Эдитой Станиславовной, всё добавляя и добавляя в чай «Рижский бальзам». Ох и влетело нам за это от приехавшего с работы супруга!
17‑этажные блочно-панельные дома, которыми застраивался новый район, ничем не отличались друг от друга, кроме цвета декоративных элементов, но внутри была высочайшая степень комфорта. Особенно мне нравились двух- и трёхкомнатные «распашонки» — квартиры, смотревшие на разные стороны света. Однако было несколько домов, явно выделявшихся «лица необщим выраженьем».
В первую очередь это, конечно, так называемый «Чазовский дом» — жилой дом малиново-белой расцветки на углу Рублёвского шоссе и Осенней улицы. Это был дом так называемого 4‑го управления Минздрава СССР, обслуживавшего партийную, государственную, научную, военную и артистическую элиту страны. Очень удобно: переходишь через дорогу — и уже на работе, в Центральной клинической больнице. Дом по соседству, невысокий, с огороженной территорией, засаженной хвойными крупномерами, был построен позже, уже для руководителей государства ельцинской поры. Помимо самого первого президента независимой России, в этом непростом доме проживал госсекретарь РФ Геннадий Бурбулис, знаменитые генералы Коржаков и Барсуков. Ещё один не вполне обычный дом находится по адресу Рублёвское шоссе, 34, корпус 2. В нём — служебные квартиры депутатов Государственной думы и сотрудников Администрации Президента РФ. Именно там я брал одно из первых в своей жизни интервью, у знаменитой Эдиты Пьехи, муж которой в ту пору занимал высокую должность помощника президента РФ по вопросам внутренней политики. Мы часа три проговорили с Эдитой Станиславовной, всё добавляя и добавляя в чай «Рижский бальзам». Ох и влетело нам за это от приехавшего с работы супруга!
А вот в доме, с которого начинается Осенний бульвар, я интервьюировал ещё одного знаменитого человека — поэта-песенника Илью Резника. Такие вот приятные у нас соседи.
Эдита Станиславовна в ходе нашей беседы произнесла важную для понимания специфики нашего района фразу. «Тут такой воздух, такие просторы и столько парков, что просто грех не заниматься спортом». Сама певица ежедневно наматывала километры по Филёвскому парку и, видимо, в том числе поэтому и по сей день находится в великолепной физической и артистической форме.
Я лично был всегда человеком крайне неспортивным. О чём сейчас, по прошествии лет, очень жалею. Мои увлечения носили слишком интеллигентный, тихий характер. Вернувшись из школы, я шёл в прекрасную библиотеку на улице Крылатские Холмы: там было тепло, уютно, душевно. Там же, в библиотеке, проходили занятия местной ячейки Всесоюзного общества филателистов, в которое я вступил в возрасте, если не ошибаюсь, 12 лет. Кстати, Крылатское был районом-рекордсменом по числу магазинов «Союзпечати»; сколько семейных денег оставлено в этих пахнущих свежей газетной бумагой точках!
Но самый легендарный магазин — универсам при выходе из вестибюля «Крылатское», теперь ставший «Перекрёстком». Он помог нам пережить голодные времена, когда для покупки чего бы то ни было нужно было предъявить «визитную карточку москвича», были введены талоны на сахар, крупу, муку, соль, сигареты и водку, которой, впрочем, я тогда совершенно не интересовался. Дело в том, что по своему устройству, по дизайну наш гастроном, в котором в обычные дни присутствовали только четыре товара — морская капуста, пепси-кола, картофель хрустящий и сода пищевая, — считался образцово-показательным. И абсолютно всех лидеров зарубежных стран, от мала до велика, возили в него на экскурсии. Особенно запомнился мне приезд Маргарет Тэтчер: ничего не понимая в сути её политики, и политики вообще, я отдавал должное её тщательно продуманному аристократическому образу. Да, я прогулял школу, но британского премьер-министра встретил, как сейчас бы сказали, «у себя на районе» цветами.
В дни приёма зарубежных делегаций полки нашего универсама ломились от товаров, давно не виданных простыми смертными. Мы были очень благодарны судьбе, так распорядившейся в отношении нас
А вот выходные дни мои проходили вполне по‑спортивному. Направлений у нас было три. Ближний круг — по Крылатским холмам, мимо храма Рождества Пресвятой Богородицы (был полностью восстановлен в 1989 году), по уникальной олимпийской велотрассе (единственной в мире находящейся в черте города) с обязательным обедом в ресторане «Регата» (не сохранился) у Гребного канала. Средний — до Серебряного бора на общественном транспорте, а там целый день пешком. И дальний — на Рублёво-Успенское шоссе.
И вот этот самый дальний круг стал определяющим для моего дальнейшего развития, во всяком случае в том, что касается карьеры.
В неописуемой красоты сосновый бор мы заходили с дальней части улицы Маршала Тимошенко, там, где кончается необъятная территория ЦКБ, становились на лыжи, быстренько оказывались на МКАД, переходили её и оказывались на известной почти всем московским сторонникам ЗОЖ Тропе здоровья, маршрут которой пролегает от Ромашково до Раздоров по лесу первой категории. Зимой такого рода лыжные прогулки мы предпринимали каждые выходные. Иногда на трассе было многолюдно. Но обычные отдыхающие возвращались с Тропы на электричке от платформы Раздоры Усовской ветки Московско-Смоленской железной дороги, а мы добирались обратно так же, на лыжах. Помню, я ныл: мама, давай дойдём до Звенигорода. Мама: Эдик, ты что, это минимум целый день нужен, без перерывов на отдых. Но разве можно что‑то втолковать парню, если он чего‑то для себя уже решил?
VANDER PARK
Монолитный жилой квартал в 5 минутах ходьбы от метро «Молодёжная»
Теперь, после многих лет жизни на Рублёвке и десяти лет главного редакторства в газете «На Рублёвке», я знаю, что моих сил до Звенигорода хватит, только если на лыжи встать в Николиной Горе, а то и вообще в Аксинино. Знаю я и многое другое. Человек, абсолютно убеждённый в том, что если уж жить в Москве, то только на западе, а если жить в Подмосковье — то только на Рублёво-Успенском шоссе, я жадно собирал все эти годы исторические факты, воспоминания, свидетельства да и любые мелочи, касающиеся моих любимых мест.
Барвиха, Жуковка, Усово, Горки-2, Николина Гора, Успенское, Горки-10 — для кого‑то это просто красивая обёртка от недоступной конфеты, для меня же за каждым из этих названий стоят конкретные люди, судьбы, факты. Вот, скажем, посёлок Новь в Барвихе. Вроде посёлок и посёлок! Нет! Здесь дачи аж двух чемпионов мира по шахматам — Смыслова и Петросяна. Здесь жил и работал выдающийся учёный — академик Королёв, узами семейного родства связанный с Маргаритой Ивановой Рудомино, чьё имя гордо носит Библиотека иностранной литературы. В свою очередь, Адриан Васильевич Рудомино написал прекрасную книгу «Легендарная Барвиха», ставшую для меня настольной наравне с ещё одним изданием — двухтомником «Наша Николина Гора», подготовленным дочерью министра просвещения РСФСР Мариной Михайловной Громовой.
Николина Гора! Нету ни одного имени в истории науки и искусства XX века, которое не было связано с этим удивительным посёлком. На расстоянии в полкилометра друг от друга тут жили аж четыре композитора, составившие гордость русской музыки, — Прокофьев, Мясковский, Шебалин, Старокадомский. И это я называю только первый ряд. На общих собраниях дачников пела Нежданова, играл Рихтер, потом Петров, Башмет. На семейном участке на проспекте Шмидта живёт уже третье, если не четвёртое, поколение Михалковых. Здесь каждый дом — легенда, каждая сосна помнит встречи и разговоры великих людей.
За те годы, что я пристально наблюдаю за ней, Рублёвка обросла уникальной инфраструктурой, и я очень рад, что мои друзья и родственники, живущие в Крылатском, с удовольствием, активно пользуются ей. Прекрасно оборудованные пляжи, фитнес-клубы «с иголочки», замечательные, на любой вкус, рестораны (включая «Царскую охоту», ставшую для нынешних зарубежных лидеров тем, чем для прежнего поколения был наш крылатский гастроном), дома культуры (да-да!), художественные галереи, монастыри, храмы, музеи, усадьбы, медицинские центры, школы, бесчисленные аквапарки — да что там говорить: загород-сад.
Я никогда не разделял для себя Рублёвку в черте города и Рублёвку за МКАД. Для меня всё это — один массив, характеризующийся очень высокими представлениями об уровне жизни, стремлением жителей к природе, к тишине, простору, к семье, к дружбе, к домашнему очагу в самом непереносном смысле слова. Страшно представить: 35 лет прошло с момента, когда я впервые оказался на Рублёвском шоссе, — а до сих пор всякий раз въезжаю как на праздник.
Источник:
ПИК Медиа
Текст:
Эдуард Дорожкин
Фото на обложке:
Daniel Janin / AFP / East News