Море продолжало штормить. Соль потревожено гудела в воздухе, словно раздраженная оса. Внезапно набегавшая на берег волна бросила мне под ноги что-то черное. Труп гагары. Высохший, почти мумифицированный, несмотря на морскую воду. Подарочек от Него. Я сморщилась. Меня снова затошнило. До чего безвкусный дар! И, как обычно, воняет гнилью. Отвратительно.
Пироги становились хуже с каждым днем. Они были все слаще и слаще, словно мой незадачливый друг опрокинул в них цистерну сахара. Темная желчь по утрам стала густой, как нефть. И это могло бы длиться очень долго, если б не прекратилось вовсе.
Однажды старый друг перестал приходить ко мне… Сначала я испытала облегчение. К тому времени мне уже казалось, что я набита яблоками, как чучело — соломой. Но, сказать по правде, мне не хватало наших дружеских разговоров. Довольно скоро я начала сильно скучать по своему веснушчатому пекарю. Только вот явиться ко мне Он явно не торопился…
По утрам я продолжала задыхаться от желчи. Кажется, гадкие пироги безнадежно меня отравили. Но с Ним было как-то проще переживать это болезненное состояние. Теперь же казалось, что рвота словно сушит меня изнутри… Это продолжалось долго. Сказала бы «до тошноты», да не люблю каламбурить.
Только вот однажды я увидела в зеркале Ее. Она была совсем увядшая и гнилая. Но все же — что за упорство! — продолжала скалить мертвые зубы. Такая насмешка никуда не годилась. Она бесила. И лишь спустя несколько минут мне стало ясно, что это — не Она. Но осознавать это абсолютно не хотелось. Не очень приятно в такое верить. Кому бы понравилось знать, что в зеркале отражается именно он? Хотя это вполне обычное свойство для зеркал. Но все же… кто назовет лестным гнилозубое отражение? Вот и я не назвала. Я просто закричала — так громко и оглушительно, как только могла.
Зеркальное стекло зазвенело, разбив иссушенное существо в отражении на множество осколков. Разбив… меня. И я кинулась бежать со всех ног. Бежать к Его дому, конечно. Только Он мог дать толковое объяснение всему этому дерьму.
Он долго не выходил ко мне. Конечно, я сама была хороша — не смогла найти сил даже для того, чтобы дотянуться до дверного звонка.
Оставалось лишь ждать, гипнотизируя этот никчемный кусок фанеры. И вскоре Он все-таки вышел наружу. Впрочем, ко мне ли? Его взгляд равнодушно скользил куда-то мимо моего лица. Будто бы я недостойна быть увиденной. А я…я кричала, как умирающая чайка. Я хватала Его за руки и умоляла помочь мне. Я ругалась и проклинала Его последними словами. Но все было напрасно — Он будто не слышал. Немного постояв, Он ухмыльнулся и все-таки изволил посмотреть на меня.
— Что-нибудь нужно? — спросил Он нарочито участливым тоном. Он пытался быть мне другом, видно, что пытался. Но все-таки друзья не смотрят на тебя, как на падаль. А Он смотрел.
— Я… я умираю. Разве ты не видишь? — прохрипела я. В горле клокотала тягучая черная желчь.
Он наклонил голову набок, словно задумавшись.
— Ты умираешь? А по мне, так ты давно уже мертва. По крайней мере, выглядишь мертвой, — произнес мой бывший друг. Кажется, ситуация Его забавляла.
— Черт бы тебя побрал… Мы же друзья! Ты должен мне помочь! — я выплевывала звуки вместе с желчью. Выходило ядовито.
Он прищурился. Взгляд от этого стал еще более издевательским. Хотя куда уж больше….
— Друзья? Вот как? Любопытно… Кто же сказал тебе такую глупость? — поинтересовался Он. У этого парня были серьезные проблемы с памятью. Он ведь только и делал, что целыми днями твердил эту истину! Я впитала ее с каждым кусочкам пирога. Но, должно быть, яблоки все же подгнили…
— Ты, — выдохнула я воздух из легких. С кусками желчи, разумеется.
Он удивленно приподнял одну бровь.
— Я? Что-то не припомню…
— Но ты…ты говорил… — из меня само собой вырывалось бормотание.
— Правда? Может, я давал присягу? Или клялся на Библии? В ином случае все слова будут недействительны. Я никогда не стал бы клясться в чем-либо существу, больше напоминающему сухофрукт.
И Он, повернувшись ко мне спиной, ушел в дом. А я осталась лежать на траве, иссохшая, как чернослив. Мои беды только начинались…