“Американский мастиф. На этот раз торжествующая улыбка худиксвалля стала шире. - Выведен для защиты стад овец и крупного рогатого скота. Моргая поросячьими глазками, он выжидающе смотрел со своего места на рысь, стоявшую рядом с ногой Малоуна. - На этот раз останутся более крупные кости, но все же кости.”
- Собаки есть собаки, а кошки есть кошки. Пожав плечами, Малоун снова наклонился и что-то прошептал рыси. Хохлатые уши тут же метнулись в его сторону.
Миниатюрные кучевые облака цвета золота и слоновой кости окутали рысь, когда мастиф двинулся вперед, капая слюной из его мощных челюстей. Затем он остановился и начал пятиться назад, пока не встал, хотя все еще рыча, позади своего хозяина, чьи ягодицы переливались через обе стороны барного стула.
Придя к решению, что им пора отложить спор на другой день, двое шахтеров, наблюдавших за происходящим, покинули свой столик в пользу совместного быстрого марша в направлении входа в салун. Одновременно несколько вечерних дам решили, что пришло время принять поздний час, если не потенциальных клиентов, после чего они продолжили подниматься по ближайшей лестнице в согласованной спешке в задние комнаты второго этажа. Разрываясь между страхом и восхищением от все более зловещих превращений, происходящих в баре, остальная часть пестрого населения салуна в основном оставалась прикованной к месту.
Стоя рядом с Малоуном, его гладкая загорелая спина поднималась на уровень не намного ниже высоты бара, пума пристально смотрела ярко-желтыми глазами на мастифа и шипела достаточно громко, чтобы быть услышанной на улице. Выказывая единое почтение истинному пограничному духу, никто снаружи не оказался достаточно глупым, чтобы войти и исследовать звук.
К этому времени новоприбывший был вне себя, близок к апоплексическому удару от разочарования.- Я Густав Эйвинд Худиксвалль, мастер американских клыков и всех связанных с ними знаний, и никакая вонючая гора человека и его кота не одолеет меня этой ночью или любой другой! Природа существования такова, что собака должна господствовать над кошкой, что последняя должна бежать перед первой, и я клянусь, что в эту ночь будет так же, как и в любую другую ночь!”
Держа стакан между большим и указательным пальцами левой руки, Малоун сделал пол-глотка хорошего виски, а правой рукой наклонился и погладил затылок полностью настороженной пумы. Он зарычал в ответ.
- Только не мой кот.”
Соскользнув с табурета лавиной жира, Худиксвалль присел на корточки перед мастифом, чтобы заглянуть ему прямо в глаза. Протянув толстые пальцы, он схватил собаку за оба уха. На этот раз он даже не пытался что-то пробормотать. Вместо этого его голос стал громче, пока не загремел по салуну.
- FORMARE MAXIME AUTEM!- Рев толстяка сотряс стропила второго этажа и стряхнул пыль с тех, кто сидел внизу.- БРАТСТВО, DE DENTE, ET INIMICOS TUOS INTERFICERE!”
При этих словах единственная супружеская пара в салоне встала из-за стола и поспешно удалилась, оставив после себя недоеденные остатки ужина. Хорошо одетый владелец какого-то ранчо громко выругался на иностранном языке. Все остальные могли только сидеть и смотреть, наполовину парализованные. Ситуация стала серьезной. Плевательницы были пропущены.
Как и его предшественники, облако, поднявшееся вокруг мастифа, было темным от коры и освещенным рычанием, но на этот раз парообразное проявление раскололось, разделившись на два, три и многие другие отчетливые всплески. Выпрямившись, потный, но уверенный Худиксвалль оглядел свою собачью работу. Со временем каждое облако начало рассеиваться, сметенное зловещей и окончательной некромантией толстяка.
- Или мне следует сказать, и я подозреваю, что вы это знаете, - сказал он Малоуну, - просто” пещерный канум“.’”
Ворча про себя, стая собралась возле Худиксвалля. Высунув языки, тяжело дыша, они сверкнули острыми зубами, впившимися в челюсти, достаточно сильные, чтобы свалить медведя или бизона. Более дюжины огромных Лесных волков начали рассредоточиваться, образуя полукруг перед Малоуном и пумой, готовясь к нападению.