- А эта голова, должно быть, по меньшей мере четырех фунтовая. Или это пять? И самая странная сталь, которую я когда-либо видел.”
“Двадцать. Малоун держал инструмент на вытянутой руке, чтобы проверить правильность рукоятки. Протянул его одной рукой. - Я сам сделал клинок из тела падающей звезды.”
Харгрейв рассмеялся.“Прошу прощения, сэр, но двадцати фунтового топора не существует. Двойной прикус или иначе. Разве ни один человек не может качать один.”
“Вероятно, вы правы, сэр. Я просто тебя разыгрываю. С этими словами Малоун без видимых усилий поднял топор и положил его на правое плечо. Сняв свою волчью шапку, он положил ее в ту же седельную сумку, из которой извлек компоненты топора, и направился к ближайшему лесу. Оглянувшись через плечо, он крикнул:
“Вы можете протянуть мне руку помощи, если хотите, Мистер Харгрейв, но в любом случае я намерен оказать вам услугу до назначенного времени завтрашней капитуляции.”
Остановившись перед первым деревом, благородной красной сосной, горец выхватил топор, поднял его и замахнулся. Войдя в дерево параллельно земле, массивная стальная режущая кромка наполовину прорезала толстый ствол.
- Помилуй! Прижав свободную руку к груди, словно от внезапного приступа пара, Луиза Харгрейв громко ахнула. Со своей стороны, ее муж произнес слово, которое было столь же нехарактерно для него, как и значительно более сильное, чем те, которые он обычно употреблял в присутствии жены и семьи. После чего он развернулся и помчался в направлении их простой, но уютной усадьбы.
- Оуэн!- позвала его жена. - Куда ты идешь, муж мой?”
- Крикнул он ей в ответ.- Взять мой топор! И поторопить мальчика!- Он посмотрел мимо нее, спотыкаясь на бегу, и повысил голос. - Нам понадобится команда, чтобы перекладывать лес!”—
Все остальное утро и весь пасмурный, слегка душный день Амос Малоун и Оуэн Харгрейв резали и резали, резали и резали. В соответствии с условиями закладной, расшифрованной горцем, крестьянину не было необходимости очищать свою землю от леса, чтобы выполнить условия договора: требовалось только, чтобы он срубил ее, чтобы доказать, что он намерен ее развивать. Сосна за сосной, дуб за дубом падали на землю, пока двое мужчин трудились. Малоун остановился только один раз, чтобы положить тяжелое одеяло на спину своего энергично кормящегося коня и крепко закрепить его на месте. Харгрейв восхищался заботой горца о своем животном, хотя и удивлялся необходимости в одеяле в такую теплую погоду. Фермер повалил по дереву на каждого десятого великана, пока, наконец, его ноющие руки не сдались и огненные волдыри, которые он поднял на ладонях, не помешали ему больше владеть топором.
Он чуть не сломался, когда молодой Илай храбро попытался взять на себя слабину. Хотя он боролся мужественно, мальчик едва мог поднять топор своего отца, не говоря уже о том, чтобы размахивать им.
Сделав перерыв, чтобы выпить полную кварту холодной колодезной воды, периодически приносимой Миссис Харгрейв, Малоун завершил внушительный глоток, вытирая рот тыльной стороной массивной ладони. Затем, расстегнув куртку из оленьей кожи, он выскользнул из нее и протянул ее мальчику, который едва не рухнул под тяжестью ноши. Рубашка следовала за пиджаком, и наконец, заверив мать мальчика, что глубоко запятнанный наряд не содержит ничего, что могло бы угрожать жизни ее сына или будущему умственному развитию, Малоун снял хлопчатобумажную нижнюю рубашку, из которой уже давно с криком улетучился любой намек на первоначальную белизну.
- Вот что, сынок: если тебе нужна работа, пригляди, чтобы там немного прибралась одежда, потому что ее не стирали уже довольно давно.”
Стоя рядом, держа в руках ведро с водой и изо всех сил стараясь смотреть куда угодно, только не на массивную волосатую грудь, плечи и мускулистые руки, открывшиеся теперь перед ней, Луиза Харгрейв нашла в себе силы заметить:”
Горы человек повернулся светоотражающие.- Память играет с человеком злые шутки.” Выражение его лица просветлело.