«Я остался наедине с собой в тихой комнате на Темпле, где жил всякий раз, когда приезжал в Лондон, я посчитал данный момент подходящим для эксперимента».
Такую запись оставил художественный критик и литератор Хэвлок Эллис в Страстную пятницу 1897 года.
Эллис жил у своего друга Артура Саймонса, литературного критика и поэта-декадента, в здании из красного кирпича возле Фонтанного дворика, который до сих пор ассоциируется у многих с судебными иннами.
В этом доме и состоялся первый в Великобритании эксперимент с галлюциногенным кактусом Лофофора Уильямса или пейот. Спустя полгода немецкий химик Артур Хеффтер выделит из пейотля его психоделический компонент — мескалин.
Впервые о «светозарных видениях» психотропного кактуса Эллис узнал из доклада ведущего американского невролога Сайласа Уэйра Митчелла, который тот опубликовал в декабре 1896 года в British Medical Journal .
Статья настолько впечатлила Эллиса, что он приступил к поискам галлюциногенного кактуса. Через некоторое время литератор выяснил, что высушенные бутоны можно приобрести у Поттера и Кларка, лондонских фармацевтов и создателей «Лекарство от астмы Поттера» — зелёного порошка, полученного из сухих листьев высокотоксичного дурмана.
Добыв образцы, Эллис приготовил настой, который медленно выпивал в квартире Саймонса на протяжении двух часов. Сперва он едва не потерял сознание, а его пульс замедлился. Эллис решил почитать, а затем записать свои впечатления и тогда, как и Митчелл, он впервые столкнулся с визуальными эффектами:
«Едва уловимая фиолетовая тень парила вокруг точки, на которой был сфокусирован мой взгляд».
Сумерки начали обволакивать комнату, действие мескалина усиливалось. Помещение предстало «огромным полем из позолоченных драгоценностей, усыпанных красными и зелёными изумрудами, постоянно меняющими свой цвет». После заката солнца «красочные видения сопровождали меня в течение многих часов».
Эллис был квалифицированным врачом. Его первый доклад о пейотле предстал в форме короткой статьи в июньском номере журнала Lancet за 1897 год. Тогда он подробно описал физическое воздействие вещества.
Однако не только профессиональный интерес толкнул его на эксперимент. В конце XIX века Эллис пытался уподобиться человеку эпохи Возрождения, идеалом которого он восхищался в своей книге «Новый дух» 1890 года. Это своего рода манифест, в котором Хэвлок заявляет, что искусство, наука, политика и религия должны быть заново созданы и объединены. Он постоянно переписывался с искусствоведом и защитником «мужской любви» Джоном Эддингтоном Саймондом, а также в тот момент писал скандальное многотомное «Исследования по психологии пола», которое можно назвать его magnum opus.
Эллис был индивидуалистом и феминистом, состоял в Прогрессивной ассоциации и тесно общался с деятелями искусства fin-de-siècle. Его более подробный рассказ о мескалиновом трипе опубликовали спустя полгода в прогрессивном литературном альманахе «Contemporary Review». Статья представляет из себя прекрасный образец эстетики fin-de-siècle — оригинальное и изысканное описание психоделического опыта.
Публикация под названием «Мескалин: новый искусственный рай» Эллиса (название своего рода отсылка к эссе о гашише Шарля Бодлера 1860 года «Les Paradis artficiels») стоит наряду с «Исповедью англичанина, употреблявшего опиум» Томаса де Куинси — одного из потрясающих литературных свидетельств об употреблении наркотиков в XIX веке.
За год до эксперимента Эллис написал статью «Чувство цвета в литературе», где сравнил образы, на которые ссылались Шекспир, Чосер, Кольридж, По и Росетти.
Теперь он изучил аналогичные чувства под воздействием мескалина. Каждая часть цветовой гаммы конкурировала в его видениях, и всё же в каждой их комбинации «всегда присутствовала определённая простота и эстетическая ценность».
Он «изумился не только великолепию, изысканности и разнообразию цветов, но и их прекрасным и всевозможным фактурами — сплетённым, сияющим, матовым, блестящим, полупрозрачным узорам», которые он сравнивал с «архитектурой индейцев маори» и «формами, вырезанными из дерева, похожие на каирские машрабии». Настоящие «живые арабески», постоянно изменяли структуру, но «с некоторой неполной тенденцией к симметрии, как будто основной механизм связан с большим количеством сияющих граней».
Вскоре видения утомили Эллиса, и он зажёг газовую лампу, чтобы разогнать мрак. Тени, которые внезапно возникли перед ним, напомнили ему о «визуальной гиперестезии», которой насыщенны картины Клода Моне.
Спустя несколько месяцев после публикации Эллис заявил, что «ещё никогда с эстетической точки зрения не был настолько чувствителен к деликатным явлениям света, цвета и оттенков».
Доклад Эллиса породил новую тенденцию для Запада: описывать влияние психоделиков на визуальном уровне. Ранее такой подход намного реже встречался в традиционных описаниях употребления пейотов.
Критик и философ Вальтер Беньямин, который также принимал мескалин в рамках клинический испытаний 1934 года, писал, что XIX век «подверг сенсориум человека сложному типу обучения». Визуальные иллюзии — от калейдоскопов до магических фонарей и фотографии — заложили основы массовой культуры.
Маги, медиумы и экстрасенсы исследовали пределы реального, размывая границу между оптической иллюзией, подсознанием и миром духов. Эллис проводил свой эксперимент в ту эпоху, когда мир впервые увидел рентгеновские снимки и кинофильмы. «Визуальная гиперестезия» Эллиса не только эффект воздействия пейота, но и культуры, которую отразили в своих работах Моне и прочие импрессионисты.
Близкое окружение Эллиса страдало от нехватки визуальных впечатлений, именно благодаря ему возникло первое неформальное художественное и литературное сообщество, основой которого был мескалин. Хэвлоку было интересно узнать, как пейот влияет на восприятие художника, поэтому он угостил им одного из своих знакомых.
Первая порция пейота была слишком мала, а вторая — наоборот вызвала «серию приступов или пароксизмов, которые я могу описать следующим образом: я чувствовал себя так словно умираю».
Фантастические видения сменялись странными и тревожными физическими ощущениями, а иногда и сливались с ними в единое. Эллис предложил другу кусочек бисквита, чтобы облегчить тошноту. Лакомство «внезапно озарилось синим пламенем», электрическим пожаром, который перетёк по правой стороне тела литератора.
«Когда я положил бисквит в рот, он вспыхнул голубым заревом и осветил внутреннюю часть моего рта, отражаясь на нёбе. Свет в Голубом гроту на Капри, я точно могу утверждать, не настолько голубой, каким был в тот момент в моем рту».
Эллис принял мескалин повторно, чтобы изучить воздействие музыки, и обнаружил, что когда его друг играл на фортепиано, «мелодия стимулировала видения и значительно увеличивала удовольствие от созерцания».
Он также «провёл эксперимент над двумя поэтами, имена которых хорошо известны многим». С полной уверенностью можно утверждать, что это его друзья — Уильям Батлер Йейтс и Артур Саймонс.
На протяжении 1896 года Саймонс работал редактором в недолговечном, но авторитетном, журнале Savoy, иллюстратором которого был Обри Бёрдслей, а авторами — Эллис и Йейтс. Пока Эллис читал доклад Уэйра Митчелла о пейоте, они курили гашиш.
Первый участник эксперимента, предположительно Йейтс — поэт, «интересующийся мистическими сущностями, отличный подопытный для видений» не сумел справиться с эффектами пейотля. «Ему показалось, что мескалин негативно воздействует на дыхание; он предпочёл дальше принимать гашиш». Однако Саймонс отреагировал иначе.
«Я ещё никогда не видел настолько живописных видений сменяющихся друг друга в чёткой последовательности», — заявил друг Эллиса.
Белые шары драконьего пламени, рождающиеся на выдохе, проносились возле его лица справа налево. Играя на фортепиано с закрытыми глазами, он «ощущал волны и линии чистого цвета».
Поздним вечером Саймонс прогуливался от Фонтанного дворикаа на набережную Темзы. Смотря на её тёмные воды, он обнаружил, что «очарован вывеской "Боврила", которая возникала и исчезала на другом берегу реки».
Электрическое зарево стало своего рода метафорой светозарных видений пейота. Недаром Саймонс сравнил последний с ослепительным освещением, на испытаниях которого он побывал в США два года до этого.
Казалось, что ничто не радует глаз мескалиниста времен модернизма настолько, насколько явившее себя миру электричеству. Ток и мескалин стали предствениками будущего мира визуальных зрелищ, научных открытий и эстетического наслаждения.
Оригинал: Public Domain Review
Автор: Майк Джей (отрывки из книги «Мескалин: всемирная история первого психоделика»)
Перевод: Александр Лоскутов