Я приношу свои глубочайшие извинения.”
- Не нужно извиняться, господин. По крайней мере, у тебя хватило смелости поддержать свои слова. И есть худшие вещи, которые можно пойти-huntin Фер, чем посмеяться. Давай, сейчас, и давайте сваливать отсюда.”
- К чему такая спешка? Я думал, что смогу выстрелить в другого.”
“Я обещал тебе один трофей. Ты ее упаковал, причем большую.- Он осматривал стены каньона, пока говорил. “А теперь нам с тобой пора идти по следу.”
Ракстон нахмурился и присоединился к Малоуну, изучавшему реку и окружающий ее каньон.- Но почему? Конечно, нам здесь ничего не угрожает. Или вы боитесь, что индейцы могли услышать мой выстрел?”
“Нет. Я не беспокоюсь об индейцах. Здесь никого нет. Они не спустятся в этот каньон.”
“Тогда что же вас беспокоит? Может быть, пума или медведь?”
- И они тоже.”
Ракстон вздохнул, не желая портить этот исторический момент спором.- Предупреждаю вас, сэр, у меня не хватает терпения на лингвистическую путаницу.”
- Скажи мне кое-что, господин. Как ты думаешь, какая тварь достаточно быстра и сильна, чтобы поймать что-то вроде шакалопы?”
- Ну, я не знаю. Я полагаю, что обычные хищники умудряются ... - но Малоун уже повернулся и большими шагами направился к лагерю. Ракстон последовал за ним, слишком воодушевленный своей добычей, чтобы злиться на своего раздражающего проводника.
Выбросив этот инцидент из головы, он пришел в ярость, когда Малоун разбудил его посреди ночи. Он видел горца, очерченного в свете догорающего костра.
- Сэр, я не имею ни малейшего представления, что за нелепое намерение вы имеете в виду, беспокоя меня таким образом, но я привык наслаждаться полноценным ночным отдыхом, и я ... —”
“Заткнуться.”
- А теперь послушайте меня, мой добрый друг, если вы ... —”
Он замолчал, когда дуло огромной винтовки наклонилось к нему.- Я же сказал тебе заткнуться, господин. Если ты это сделаешь, возможно, я смогу сохранить тебе жизнь.”
У Ракстона было еще много чего сказать, но он заставил себя молчать, чтобы Малоун мог объяснить. И тут он заметил, что его проводник с тревогой смотрит в небо.
Диадема звезд льстила полумесяцу, который окрашивал гранитные склоны вокруг них в цвет подержанной стали. Далеко внизу безымянная река нервно бежала к далекому Миссури. Ракстон уже собирался еще раз упомянуть о возможности мародерства индейцев, когда в поле его зрения появилась огромная человеческая масса. Его глаза были похожи на блюдца расплавленного свинца. Он вскрикнул и упал навзничь, когда пистолет в руках Малоуна загремел. Что-то вроде Малайского кинжала рассекло его плечо, разрезав рубашку. Потом все стихло.
Он лежал, тяжело дыша,а Малоун бросился перезаряжать ружье. Положив руку ему на плечо, Ракстон обнаружил не один, а три параллельных разреза на рубашке и коже. Они были неглубокими, но окровавленными и начали жалить, когда его тело отреагировало на рану.
Не говоря ни слова, он начал подниматься, но упал на четвереньки по короткому приказу Малоуна. Он подполз к тому, что горец выстрелил с неба.
Он не был целым. В восьмиугольном стволе "Шарпов" Мелоуна находился трехдюймовый патрон. Ночной нападавший был разорван на части. Но осталось достаточно, чтобы показать Ракстону, что это не существо, известное современной науке.
- Что это за чертовщина, Мелоун?”
Человек-гора продолжал смотреть на небо, его глаза, казалось, перебегали от звезды к звезде, как будто он знал каждую из них близко. Лошади нервно били копытами по земле, закатывая глаза и натягивая поводья. Из всех четверых только никчемный конь Малоуна спокойно стоял, время от времени качая головой и поворачивая ее в сторону, чтобы кисло посмотреть на двух мужчин.
- Волк, - коротко ответил Малоун. Он отложил винтовку в сторону и вытащил свой необычный пистолет Лемат.
Тело определенно принадлежало очень большому волку. То, что поднимало волосы Ракстона, было не столько мощными, теперь уже сломанными крыльями, которые росли чуть выше и позади увеличенных плеч, или цепкими когтями на всех четырех ногах, одна из которых рассекла его плечо и чуть не попала в горло. Это было лицо, которое действительно беспокоило. Знакомая длинная волчья морда была слегка изогнута, как какой-то пушистый клюв.