Учимся притворяться кем-то другим. Он пробирался через комнату, неловко обнимая друг друга. К счастью, было слишком шумно, чтобы с кем-то разговаривать. Его рука непроизвольно дернулась.
Главный конструктор ждал в глубине комнаты. Мишин и Бушуев были рядом, но в остальном он держался поодаль, полукруг вокруг него был единственным свободным местом на вечеринке. Увидев Надю, он улыбнулся и обнял ее. Она не обняла его в ответ, но Леонид увидел, как она прислонилась к главному конструктору, позволив ему немного поддержать ее вес. Тогда главный конструктор оказался перед Леонидом, схватив его за плечи. Он посмотрел Леониду в глаза, задержал взгляд слишком долго, чтобы чувствовать себя комфортно, а затем кивнул. Последовавшее за этим объятие было крепким, но коротким. Мишин и Бушуев подошли и пожали Леониду руку.
Главный конструктор взял стакан у Мишина или Бушуева—они стояли так близко, что Леонид не мог сказать, чья рука держала стакан,—и поднял его.
- Тост, - сказал главный конструктор.
Его глубокий баритон заглушил шум вечеринки. Собравшиеся инженеры, техники, даже сторожа и люди, которые подавали еду в столовой, замолчали и повернулись, чтобы найти его. Все подняли бокалы в его сторону.
- Всем нашим космонавтам, бывшим, настоящим и тем, что еще впереди. Они-величайшие герои нашего народа. Давайте выпьем за их успех, и за наш тоже. За наших космонавтов!”
Зал ответил: "нашим космонавтам!”
И вот так же исчезла первая порция выпивки.
- Надеюсь, я не слишком опоздал. Из холла донесся голос, почти такой же громкий, как у главного конструктора. По обе стороны от двери стояли двое мужчин в темных костюмах, куда более красивых, чем те, что носили инженеры. Мужчины источали атмосферу устрашения, стоя в Звездном городке как туристы. Между ними стоял невысокий мужчина, постарше, совершенно лысый на макушке и с белыми волосами по краям. Это был премьер Хрущев.
Несколько инженеров, которые тоже служили в армии, вытянулись по стойке смирно. Игнатий проскользнул через комнату и появился с другой стороны толпы со стаканом для Хрущева. Он взял его, поднял, ответил на тост главного конструктора, бросил стакан ему в лицо и залпом выпил содержимое. Он вернул пустой стакан Игнациусу.
“Где наш новый герой?”
Леонид поднял пустой стакан над морем голов.- Я здесь, господин Хрущев.”
- Подойди ближе, сынок. Наше появление на публике не дало мне достаточно времени, чтобы по-настоящему поблагодарить вас.”
Леонид протолкался из задней части комнаты в переднюю-медленная, толкаемая локтями процессия, во время которой молчание становилось все более неловким. Кто-то закашлялся, потом кто-то еще, а потом по комнате словно прокатилась мелкая чума, поражая каждого пятого или шестого человека неудержимой потребностью прочистить горло. Леонид вышел в образовавшееся вокруг двери пространство. Хрущев обнял его за плечи, как это делал раньше главный конструктор, и посмотрел ему в глаза, но в отличие от главного конструктора на лице Хрущева не было печали, только гордость. Отеческая, невежественная гордость.
- Вы рисковали собой, - сказал Хрущев, - ради всего нашего народа. Там будут статуи,—он указал на фреску Георгия в другом конце комнаты, - и картины. Ваше подобие появится по всему миру. Но самый большой след, который ты оставил, - в сердцах наших людей.”
Игнатий, которого Леонид не видел, отошел от ее места рядом с Хрущевым, достал полный стакан водки и протянул его премьеру.
- Наполните ваши бокалы, - сказал Хрущев, - и выпейте за нашего нового советского героя и всех тех, кто был здесь раньше.”
Хрущев свободной рукой взял Леонида за запястье и поднял его руку. Инженеры, затаившие дыхание во время выступления Хрущева, теперь радостно хлопали в ладоши или стучали по столам донышками пустых стаканов. Бутылки из-под водки переливались из рук в руки, и вскоре к Тихому звуку льющейся воды присоединилась новая болтовня, возобновились разговоры, прерванные приездом Хрущева.