Когда она проходила мимо открытой двери в поезде через платформу, она небрежно бросила в нее свой чип. Затем они присоединились к потоку людей, покидающих станцию, без проблем проходя через ее высокие ворота.
- Если придется, я расскажу людям, что ты был частью моей семьи, когда я ходила в школу в Америке, - сказала она ему, когда они поспешили вниз по узкой улице. - Они не удивятся, что ты не знаешь китайского. Спасибо isxiexie.”
“Ши-Шей?”
“Достаточно близко.”
Извилистые улицы в этой части города были очень узкими. Здания по обе стороны от них, высотой в четыре или пять этажей, изгибались вместе с улицами так, что можно было предположить, что все они выросли вместе. Ни одно из зданий не выглядело квадратным, и казалось, что их было бы нелегко построить, учитывая все изгибы. Как будто весь город был искривлен огромными гравитационными волнами, а затем застыл на месте.
- Почему все изгибается?- Спросил Фред у Ци.
Она пожала плечами и огляделась, словно пытаясь понять, о чем говорит Фред.- Козы?- она рискнула.
Они подошли к углублению в одной из улиц, площади, заполненной открытым рынком, на котором множество прилавков и столов были покрыты брезентом, натянутым на алюминиевые столбы.
“Мокрый рынок”, - сказал Ци. - Давай что-нибудь поедим.”
Она тащила его между рядами овощей, сваленных в кучу. В огромном количестве были сложены великолепные баклажаны, огурцы, дыни, морковь и многие другие овощи или фрукты, многие из которых Фред не знал и чувствовал, что никогда не видел раньше. Эти ярко окрашенные блестящие шары и цилиндры взорвались у него перед глазами, лишенные, как это было с монохромной Луной и их ночным блужданием в Пекине. Оранжевый, желтый, зеленый, фиолетовый, красный, все вибрирует с интенсивностью своего конкретного цвета. Ци остановился у одного стенда, чтобы купить авоську, затем несколько маленьких апельсинов, затем несколько зеленых шаров, которые Фред не узнал.
После этого они продолжили путь в сырую часть Мокрого рынка, где в наполненных водой пластиковых ваннах содержались живые рыбы, угри, крабы, моллюски, детеныши кальмаров и все прочие морские существа. Над кадками висели проволочные корзины с живыми жабами и черепахами, а на табуретках между этими корзинами сидели лавочники, болтая между собой или глядя на утро. Фред видел моллюсков и устриц в булькающих прозрачных пластиковых емкостях, а также креветок или раков—гребешков—морских коньков! Без сомнения, живая презентация гарантировала свежесть и, возможно, была ответом на вопросы безопасности пищевых продуктов, которые он когда-то читал, все еще раздражали потребителей и правительство в Китае.
Они проходили через ряд за рядом еды, все неохлажденные, все отдельно стоящие в теплом влажном воздухе. Ободранные тела кур, уток, маленьких свиней, ягнят, неопознанных животных. Неужели это был скелет черепахи без панциря? Ежик? Кролики? Чем бы они ни были при жизни, наверняка большую часть этого мяса придется продать сегодня же, чтобы оно было достаточно свежим для еды, во всяком случае, так показалось Фреду. Но, возможно, так оно и будет. Обычный китайский город-это значит два миллиона человек? Десять миллионов? И все они должны были есть. Внезапно количество еды перешло от того, что выглядело слишком много, к тому, что было недостаточно.
К тому времени, как они закончили пересекать рынок, все животные и растения, когда-либо потребляемые людьми, казалось, появились, заполняя один ларек за другим. Может быть, это было время Фреда на Луне, или его болезнь и заключение там, или рука Ци, сокрушающая его сейчас, или земная гравитация, или просто его голод—независимо от причины, перенасыщенные цвета вокруг него пульсировали все сильнее и сильнее. Все выглядело так, будто разрывалось само собой. Он был ошеломлен, раздавлен. Он был избит до крови и едва мог заставить себя идти. Все вокруг пульсировало.
Ци остановилась у полудюжины киосков и наполнила свою авоську различными мелкими покупками. Теперь она вывела его с рынка по переулку на дальней стороне, затем пересекла большую улицу, забитую маленькими электромобилями и велосипедами, и двинулась по другой извилистой улице. По обеим сторонам этой улицы балконы с железными перилами часто были задрапированы сохнущим бельем.