Петрович проснулся с тяжелого бодуна, что, впрочем, для него было отнюдь не удивительно, а являлось самым обычным состоянием. Что делать – каждый день душа Петровича рвалась в полет, требовала чего-то большего, нежели чай, скажем, или компот. Вот и приходилось Петровичу каждый день тешить душу «беленькой», будь она неладна. Душа, конечно, будь неладна, а не «беленькая» - уж «беленькую» Петрович очень любил и уважал, в отличие от собственной души, а в существование последней Петрович очень даже сильно сомневался.
Впрочем, иногда Петрович думал, что душа все-таки существует. Сегодня он как раз видел странный сон на эту тему. Петровичу всегда снятся исключительно странные сны. Особенно после пьянки…
Снилось Петровичу, что он был детенышем насекомого из вида богомолов. И вот, сложив в портфель бутерброды, заботливо приготовленные мамой, Петрович-богомол пошел в школу. Папы у Петровича-богомола не было. Как известно, когда богомол вырастает и женится, то после первой же брачной ночи ему жена откусывает голову, и жизнь новоявленного жениха-богомола прекращается. Когда Петрович-богомол пришел в школу, то оказалось, что вместо математики будет иное мероприятие - в класс пришел какой-то то бородатый богомол в странном одеянии, чтобы прочесть ученикам лекцию на тему «Есть ли жизнь после секса». Со слов странного бородатого богомола выходило, что жизнь после секса есть. Лектор рассказал школярам, что один богомол после секса - после того, как ему жена откусила голову - не только не умер, но и даже воскрес, после чего вознесся в царство небесное, обещав всем женихам-богомолам воскрешение и место в раю, где каждому богомолу будет дарована целая стайка девственных богомолок, не откусывающих после секса голову самцу. Звали того воскресшего богомола Имаго. Вскоре появилась целая куча его последователей, называвших себя имагистами - они искренне веровали в Имаго и молились ему неистово в надежде на воскрешение после секса.
Вспомнив свой сон, Петрович-человек усмехнулся и, махнув неопределенно рукой, направился на кухню.
Пройдя на кухню, и не найдя в стареньком, чудом сохранившемся еще с ранних брежневских времен, холодильнике «ЗИЛ» - знаете ли, такой еще с автомобильной ручкой, закрывающейся на ключ, что было весьма актуально для коммуналок, в одной из подобных некогда проживал и Петрович – ни пивка, ни «беленькой», Петрович несколько огорчился, ибо идти до ларька, являвшимся ближайшим местом продажи заветной и столь необходимой для опохмелья «беленькой», было весьма несподручно. Да вы сами попробуйте «после вчерашнего» бодрой рысцой добежать до ларька – сами тогда поймете, испытав такие тягости на собственной шкуре, как это зачастую нереально и неосуществимо. Да, чтобы каждый день пить «беленькую» - требуется богатырское здоровье, коим Петрович к своим шестидесяти пяти годам отнюдь не отличался.
Трясущимися руками Петрович вытащил из холодильника и поставил на стол, застеленный замызганной клеенкой, банку с солеными помидорами, что он открыл намедни на закуску. Петрович взял вилку и автоматически сунул ее в банку в надежде наколоть холодненький помидорчик, однако, в банке что-то затрепыхалось, как будто Петрович тыкнул вилкой в живого карася, негаданным чудом оказавшегося банке с солеными помидорами. Петрович изумленно заглянул в банку, но то, что он увидел, весьма поразило его – из банки на него смотрел… человеческий глаз!
Глаз был живой. Глаз не только смотрел на Петровича, но и зрачок его в какой-то определенной последовательности мигал – то расширялся, а то суживался. Казалось, глаз подавал Петровичу какие-то сигналы.
- Азбука Морзе! – догадался Петрович и кинулся в комнату, где в тумбочке валялась книжка – пособие радиста. Надо сказать, что во времена далекой молодости Петрович по призыву в армию попал на флот. Первые полгода Петрович отбарабанил в учебке, где постигал азы радиодела, обучаясь на флотского радиста. Там-то и пришлось Петровичу изучить азбуку Морзе. После учебки Петрович по распределению попал на старенький тральщик «Небздящий», стоявший на вечном ремонте на 33-м причале Вудстокского Судоремонтного завода №178, где Петрович до конца службы красил борта и надстройки тральщика то суриком, то серой краской, так и ни разу не выйдя в море, чему Петрович, впрочем, и не сильно печалился.
Найдя пособие радиста и освежив в памяти азбуку Морзе, Петрович заглянул в банку, откуда на него взирал глаз, и стал вести молчаливый диалог, моргая глазу в ответ. Из такого молчаливого диалога Петрович понял, что глаз – он не просто глаз, а глаз-джин, исполняющий желания, чему Петрович очень даже обрадовался, заказав глазу ящик «Пшеничной» водки – такой, знаете ли, какая была при Брежневе по 6 рублей 20 копеек. Петрович и глазом не успел моргнуть, как на столе перед ним появились из ниоткуда двадцать бутылок «Пшеничной». Той самой!..
Что было потом Петрович отчетливо не помнил – помнил только, что наливал и пил, пил и наливал, изредка закусывая солеными помидорами, пока на свалился в беспамятстве под кухонный стол.
Ночью снился Петровичу странный сон. Снилось Петровичу, что он жених-богомол, ведущий к алтарю под венец свою излюбленную невесту-богомолку. После обряда венчания, Петрович-богомол принимал соболезнования и траурные венки, кидал в ряды своих холостых пока еще друзей букет жениха, отчего друзья его в ужасе разбегались… Букет поймал его друг-имагист, неистово молившийся Имаго и свято веровавший в жизнь после секса, а потому не боявшийся ни жениться, ни смертельной брачной ночи. Затем невеста-богомолка провела Петровича-богомола на брачное ложе, где скинула белое платье невесты (Петрович-человек как-то читал, что белый цвет в Японии считается цветом траура по умершему), скинула белые кружевные лифчик и трусики, оставшись в белых чулочках на своих четырех ногах…
В этот момент Петрович-человек проснулся от собственного крика...
- Господи!.. Твою ж мать!.. Приснится же такое!.. – подумал Петрович с трудом поднимаясь с пола и оглядываясь по сторонам.
По всей кухне валялись пустые бутылки - водки на опохмел не было…
- Блин… Неужто я вчера выжрал всё? – удивился Петрович и, вспомнив про глаз-джина, кинулся к столу.
То, что он увидел, повергло его в печаль – на столе, на замызганной тарелке среди высохшей кожицы высосанных помидоров, лежал наколотый на вилку, безжизненный и потухший, надкушенный глаз…
- Вот, ведь, блин… - огорчился Петрович, глядя на умерший глаз. – Как же это я так… Блин!..
В этот момент из комнаты донеслись какие-то странные звуки – в кватире явно находился кто-то посторонний.
- Это еще кто? – недовольно подумал Петрович, после чего, шатаясь и держась за стену, поплелся в комнату.
Зайдя в комнату, Петрович, моментально протрезвев, в шоке замер на пороге – в комнате стояла его невеста-богомолка из его сна. Невеста-богомолка стояла обнаженная, как и была - в белых чулочках на четырех ногах. Игриво улыбаясь, по крайней мере так показалось Петровичу-человеку, невеста-богомолка протягивала к нему свои страшные – со смертельными крюками и пилами – передние конечности.
- Милый! – раздался в голове Петровича-человека голос невесты-богомолки. – Что же ты бросил меня? Ты готов уже?
- Эээээ… К… к… к чему? – заикаясь от страха спросил Петрович-человек.
- Как к чему? – удивилась невеста-богомолка. – К брачной ночи, разумеется. Ты готов получить оргазм, а затем встретить вечность?
- Господи Имаге! – воскликнул потрясенный Петрович-человек, содрогаясь от ужаса, и принялся трясущимися от страха руками расстегивать ширинку…