Боже, Боже, если ты слушаешь, я сделаю все, что угодно. Все что угодно!
Я слышал о художниках, которые оказались заблокированными, о писателях, которые не могут найти слов, о художниках, которые потеряли свое вдохновение. Но целители? Переживаем ли мы периоды, когда дар не приходит к нам? Я медленно двигаюсь по мокрому песку к холодному бурлящему морю, когда оно подходит ко мне.
Темная ночь души.
Мистики всегда говорят об этом. Эти долгие периоды, когда они чувствуют свою связь с Богом—их способность видеть Бога, говорить с Богом, получать слова, образы и видения Бога—полностью покинули их. Они пишут о полном забвении, изгнании в тишину и изоляцию, об отчаянии, не имеющем никакого утешения. Для них темная ночь-пытка. Это потеря воли верить, иметь веру во что-либо.
Я чувствую эту тьму во мне сейчас, распространяющуюся по моим венам.
Крошечная волна обрушивается на мои лодыжки, забрызгивая колени и голени ледяными солеными каплями, пропитывая нижнюю часть моей сорочки.
Может быть, моя мать знала что-то, чего не знала я. Может быть, поэтому она держала меня в длинных белых платьях и тонких, хрупких туфельках, девочкой из другой эпохи, призраком из давно минувших веков. Мой дар принадлежит другому времени, когда люди верили в такие вещи. Когда религия была всей наукой, которую они когда-либо знали. Может быть, моя мать пыталась сохранить мне жизнь не совсем в этом мире, потому что она знала, что как только я ступлю в этот мир, как сегодня, дар умрет вместе со мной, древний объект, который больше не может противостоять воздуху и стихиям и не уступает ничему. Ради Финна, я должна была остаться в этом предельном месте между тогда и сейчас, между там и здесь. Может быть, тогда он будет в порядке. Может быть, тогда я смогу спасти его.
Черная вода обтекает мои лодыжки и доходит до колен. Для мистиков Темная ночь была испытанием от Бога, после которого их видения возвращались с еще большей силой, с большей славой, чем когда-либо прежде.
Это мой тест.
Я должен взять обломки кораблекрушения, которыми я являюсь, держать их вместе изо всех сил, и выдержать все, что придет.
Утром, когда я спускаюсь вниз, солнце уже высоко. Моя мать занята, Фатима занята. Бумаги повсюду. Есть чувство предвкушения, срочности. Фатима то и дело поглядывает на меня из кухни, словно хочет что-то сказать. Но она этого не делает.
- О, хорошо, - говорит мама. - Ты уже встал.”
- Я всегда был на ногах. Я никогда не спал.”
Мама толкает через стол лист бумаги.“Мы должны сделать это как можно скорее. Чтобы подавить слухи.”
Я смотрю на лежащую передо мной бумагу. На ней большими прописными буквами вверху и внизу фотографии написано:“годовщина Дня многих чудес, особая аудиенция у Марлены.- Это моя фотография в тот день в прошлом году. Я окружен искателями, все тянутся ко мне. Мои глаза закрыты, а руки вытянуты. Мои предплечья, локти, вплоть до плеч, покрыты руками других людей.
Моя мать не спрашивает, нравится ли мне это объявление или я одобряю его. Она просто занимается восстановлением вещей в их прежнем состоянии, занимается делами меня, как будто не было никакого перерыва или отпуска. Она выхватывает листок и изучает его.
- Это появится во всех газетах и в интернете, - говорит она больше себе, чем мне. - А Хосе уже поговорил с типографией о плакатах для города. Он будет выходить в виде электронной почты для местных торговцев и в вашем списке рассылки людей, ожидающих аудиторию, прошлых посетителей, туристов и т. д.- Она смотрит вверх.
- Это здорово, мама, - тихо говорю я. “Спасибо тебе.”
В некотором смысле, я должен поблагодарить ее. Моя мать ничего, если не эффективно управлять моей жизнью в качестве целителя. Скоро все его атрибуты снова будут на месте, и все, что мне нужно сделать, это проскользнуть обратно в них. Как будто я никогда не отходил от них вообще.
“Где мешок с почтой?- Спрашиваю я Фатиму, когда она в следующий раз посмотрит на меня.
На ее лице написано беспокойство.“Я могу позвонить Хосе, чтобы его принесли.”
Я отрываю от нее взгляд.- Я был бы вам очень признателен.”
“Что ты собираешься делать с почтой?” моя мама спрашивает, звучащие отвлекаться.