Чтобы понять кошмарную сущность Вел'Коза, нужно сперва узнать о Наблюдателях и о том, как мир смертных оказался скрыт от их взора.
За пределами материального мира и в некотором смысле под ним лежит непознаваемая Бездна, куда нет доступа ни смертным, ни бессмертным. Не имеет значения, как и почему она возникла – важно лишь то, что она существует. Бездна вечна. Бездна стремится поглотить все.
В этой бескрайней тьме есть лишь холод и пустота. Бессчетные века тьма оставалась неизменной, и в этом была своя чистота. Даже покой, если это слово применимо к подобному месту.
Но затем произошла перемена – не в самой Бездне, а где-то за ее пределами. Что-то новое возникло, зародилось там, где прежде не было ничего. Сам этот факт раздражал паривших в темной Бездне титанических бесформенных существ. Прежде они даже не вполне сознавали собственную разумность; теперь же им стало невыносимо само присутствие другого мира, где кипел ошеломляющий процесс творения.
Существа наблюдали. Изучали.
И вскоре оказалось, что их тоже кто-то изучает. Тянувшиеся к ним жалкие умы смертных значили не больше, чем гаснущие искорки света на краю Бездны. Но Наблюдатели решили использовать их, чтобы вторгнуться в материальный мир, уничтожить его и заглушить невыносимый пульс реальности за границами Бездны.
Самые дерзкие из них прорвали пелену и устремились вверх… где их оглушил резкий переход к вещественной, линейной природе реальности. Они вдруг узнали, что такое время, жар, боль…
А потом был лишь холод. Десятки Наблюдателей оказались заморожены на границе между двумя планами существования. В ледяной ловушке.
Те, кто оставался в Бездне, отпрянули. Они не знали, что случилось, но понимали, что их предали.
Тогда они сменили тактику.
Вновь потянувшись наверх, Наблюдатели позаимствовали материю ненавистного им мира, исказили ее, придавая нужную форму, и наделили разумом. Так появились первые порождения Бездны, которые стали ушами и глазами своих создателей в кошмарном мире сущего. Им было поручено слушать, наблюдать и познавать.
Отдельного рассказа заслуживает старейший из ныне живущих в материальном мире порождений Бездны. Те, кому не повезло с ним встретиться, знали его под бессчетным числом имен. За много тысячелетий до того, как Икатия в битве выпустила Бездну, примитивные народы Шуримы уже боялись демона Вел'Коза, который выбирался из подземного мира и похищал сны мудрейших из людей. Приблизительное значение его имени, не имеющего перевода на современные языки Рунтерры, – "постичь, разбирая на части".
Неутолимая жажда знаний заставила Вел'Коза исследовать всю Рунтерру от высочайших гор до самых недр. Действуя хитро и расчетливо, он незаметно наблюдал за взлетом и падением цивилизаций, веками исследовал тайны океанских глубин и даже пытался предсказывать по звездам.
Полученными знаниями он делится с Наблюдателями через великие разломы в ткани Рунтерры. Вел'Коз без колебаний уничтожит любого смертного, который посмеет встать у него на пути.
Ведь Бездна вечна и стремится поглотить все.
Чтобы понять кошмарную сущность Вел'Коза, нужно сперва узнать о Наблюдателях и о том, как мир смертных оказался скрыт от их взора.
За пределами материального мира и в некотором смысле под ним лежит непознаваемая Бездна, куда нет доступа ни смертным, ни бессмертным. Не имеет значения, как и почему она возникла – важно лишь то, что она существует. Бездна вечна. Бездна стремится поглотить все.
В этой бескрайней тьме есть лишь холод и пустота. Бессчетные века тьма оставалась неизменной, и в этом была своя чистота. Даже покой, если это слово применимо к подобному месту.
Но затем произошла перемена – не в самой Бездне, а где-то за ее пределами. Что-то новое возникло, зародилось там, где прежде не было ничего. Сам этот факт раздражал паривших в темной Бездне титанических бесформенных существ. Прежде они даже не вполне сознавали собственную разумность; теперь же им стало невыносимо само присутствие другого мира, где кипел ошеломляющий процесс творения.
Существа наблюдали. Изучали.
И вскоре оказалось, что их тоже кто-то изучает. Тянувшиеся к ним жалкие умы смертных значили не больше, чем гаснущие искорки света на краю Бездны. Но Наблюдатели решили использовать их, чтобы вторгнуться в материальный мир, уничтожить его и заглушить невыносимый пульс реальности за границами Бездны.
Самые дерзкие из них прорвали пелену и устремились вверх… где их оглушил резкий переход к вещественной, линейной природе реальности. Они вдруг узнали, что такое время, жар, боль…
А потом был лишь холод. Десятки Наблюдателей оказались заморожены на границе между двумя планами существования. В ледяной ловушке.
Те, кто оставался в Бездне, отпрянули. Они не знали, что случилось, но понимали, что их предали.
Тогда они сменили тактику.
Вновь потянувшись наверх, Наблюдатели позаимствовали материю ненавистного им мира, исказили ее, придавая нужную форму, и наделили разумом. Так появились первые порождения Бездны, которые стали ушами и глазами своих создателей в кошмарном мире сущего. Им было поручено слушать, наблюдать и познавать.
Отдельного рассказа заслуживает старейший из ныне живущих в материальном мире порождений Бездны. Те, кому не повезло с ним встретиться, знали его под бессчетным числом имен. За много тысячелетий до того, как Икатия в битве выпустила Бездну, примитивные народы Шуримы уже боялись демона Вел'Коза, который выбирался из подземного мира и похищал сны мудрейших из людей. Приблизительное значение его имени, не имеющего перевода на современные языки Рунтерры, – "постичь, разбирая на части".
Неутолимая жажда знаний заставила Вел'Коза исследовать всю Рунтерру от высочайших гор до самых недр. Действуя хитро и расчетливо, он незаметно наблюдал за взлетом и падением цивилизаций, веками исследовал тайны океанских глубин и даже пытался предсказывать по звездам.
Полученными знаниями он делится с Наблюдателями через великие разломы в ткани Рунтерры. Вел'Коз без колебаний уничтожит любого смертного, который посмеет встать у него на пути.
Ведь Бездна вечна и стремится поглотить все.
Поцеловав жену, я положил копье на плечо и вместе с пятью другими дозорными вышел из деревни. Было раннее утро, и рассвет медленно озарял густые леса вокруг Токоголя. Тропинка вела нас к заставе. Мы шли налегке, ведь со сменой луны на пост должен был заступить другой отряд копейщиков. Местные феодалы держали копья наготове, ведь Токоголь соседствовал с Ноксусом, который в последнее время становился все воинственнее.
Добрались мы быстро и без происшествий, всего за полдня. Не марш, а легкая прогулка. Застава издали подмигнула нам сигнальным огнем, над которым вился белый дымок. Настроение у нас было хорошим; мы давно друг друга знали и непринужденно болтали. Нас послали в дозор, чтобы мы вовремя заметили угрозу, но никто из нас всерьез не думал, что война может коснуться Токоголя.
Когда мы подошли, то обнаружили, что ворота открыты, но не было похоже, что их пытались сломать. По спине у меня пробежал холодок – и я видел, что остальным тоже не по себе.
Мы составили небольшую стену из щитов – два ряда по три – и вошли внутрь, ожидая увидеть следы побоища и символы Ноксуса, оставленные для устрашения.
Ничего подобного там не оказалось.
Застава выглядела почти как обычно. Костры под котлами с нетронутой похлебкой прогорели до углей. На веревках сушилась одежда, а на шестах с прошлого вечера висели светильники. Мы недоуменно и встревоженно переглянулись. Наши товарищи словно испарились.
"Что здесь могло случиться?" – прошептал Бел. Сломав свою "стену", мы рассредоточились в поисках кого-нибудь живого.
"Может быть, их угнали в плен?" – предположил Ульрик.
Тогда я заметил на стене черное пятно гари. От одного прикосновения гарь осыпалась, а на доске под ней обнаружилась ровная впадина. Мои товарищи нашли похожие метки по всей заставе, но откуда они взялись, трудно было даже предположить.
Вдруг один из моих товарищей вскрикнул, и мы сразу приняли боевую стойку.
"Скорей сюда!" – позвал нас Афрон. Мы побежали на голос и увидели, что он склонился над безжизненным телом.
"Это Хальрин, – сказал Афрон, оборачиваясь. – Сын кожевника".
Юноша лежал на боку, прижав ноги к груди. Кожа его была бледна, но мы не видели ни крови, ни ран – никаких признаков боя.
Я вытащил нож, опустился на корточки и поднес лезвие к ноздрям Хальрина. День выдался холодный, и сталь замутилась от неглубокого, рваного дыхания.
"Он еще жив", – сказал я, кладя руку ему на плечо. Когда я перевернул его на спину, мы все отпрянули.
Похоже, Хальрин был в сознании. Он лежал с открытыми глазами, но правый, устремленный в небо, ничего не выражал.
Но не это нас напугало.
"Благие боги!" – прошептал Ульрик. Афрон суеверно сплюнул, и мы последовали его примеру.
На месте левого глаза Хальрина зияла темная дыра. На своем веку я побывал не в одном бою, видел множество ран от клинков и копий, но ни одно известное мне оружие не могло сотворить такого. Края раны были слишком ровными, а сама она – слишком аккуратной для боевого ранения. Более того, на лице мальчика никак не отражалась страшная боль, которую должно было причинить такое увечье.
"Что с ним произошло? – выразил общее смятение Бел. – Может, на него напал дикий зверь? А вдруг это мор?"
Мы отпрянули от тела еще дальше. "Нет. – Каэр нахмурился, проводя рукой по висевшей на поясе торбе с лечебными травами и снадобьями. – Воспаления нет. Это не болезнь".
"Найдите остальных, – приказал Бел. – Скорее".
И мы нашли их, одного за другим. Торговцев рыбой и кузнецов, простых жителей деревни, которых мы давно знали. Все они пребывали в том же бессознательном состоянии, и у всех была рана вместо левой глазницы. Но страшнее всего были их спокойные лица.
Афрон и Бел переглянулись. "Что будем делать?"
"Нужно всех предупредить", – сказал Ульрик.
"Но о чем? – спросил Каэр. – Мы же понятия не имеем, что тут происходит".
Они начали спорить, повышая голос и перебивая друг друга, поэтому запах дыма первым заметил я.
"Тихо!"
Они замолчали и уставились на меня. Я сглотнул.
"Если все жители в таком состоянии, – я жестом указал на дымок за спиной, – то кто зажег сигнальный…"
Ульрика оторвало от земли раньше, чем мы успели отреагировать. Меня на время ослепила яркая вспышка, но я успел разглядеть огромный темный силуэт. С губ моих товарищей срывались молитвы, клятвы и ругательства, но их тут же заглушил пронзительный звук, похожий на щелчок кнута. А потом раздался душераздирающий вопль.
Когда ко мне вернулось зрение, я лежал на земле.
Мои ноги были сломаны и лежали под странным углом. Все мои друзья и соратники лежали, уставившись в небо остекленевшим взором.
Услышав чей-то крик, я обернулся. Но я мог лишь бессильно наблюдать, как Афрон – юноша, которому едва исполнилось шестнадцать – пытался вырваться из хватки чудовища. Он яростно извивался в ярком лиловом свечении, но монстр запустил один из отростков ему в череп через глазницу. Крик затих, а Афрон превратился в пустую оболочку, как все остальные.
Тогда чудовище обратило свой злобный взгляд на меня.
Через миг оно уже нависло надо мной. Взглянув в его единственный огромный глаз, кроме злобы я почувствовал невообразимый голод. Оно жаждало не плоти, а чего-то гораздо более ценного. Моя душа балансировала на грани бездны, и беспощадный голод тянул ее вниз.
Нет.
Меня зовут Хеннис Кидарн. Я воин, копье Токоголя. Я не дал чудовищу насладиться моими криками, даже когда его щупальце вонзилось мне в глаз. Боли не было…
…ведь она уже не нужна. Анализ может быть болезненным, если я этого захочу, но сейчас такой необходимости нет. Я уже многое узнал о боли и ее применении.
Сведения, которые я извлеку из этого экземпляра, бесценны, как любая крупица знаний. Поселение, отношения, касты. Особенная самка того же вида. Потомство. Экземпляр противится попыткам узнать больше, но сопротивление легко сломить.
Когда поглощать уже нечего, я перемещаюсь сюда и делюсь собранной информацией.
Разлом подо мной – это канал, по которому сведения поступают в истинный план бытия. Обитатели материального мира называют его Бездной. Эти создания склонны поэтизировать, и отчасти поэтому мой труд далек от завершения.
Вокруг меня – целая вселенная знаний о страшных силах и дальних странах, и я старательно собираю все, что мне попадается. Я передам вниз уже накопленную информацию и все то, что еще добуду.
Принимать.
Поглощать.
Познавать.
Поцеловав жену, я положил копье на плечо и вместе с пятью другими дозорными вышел из деревни. Было раннее утро, и рассвет медленно озарял густые леса вокруг Токоголя. Тропинка вела нас к заставе. Мы шли налегке, ведь со сменой луны на пост должен был заступить другой отряд копейщиков. Местные феодалы держали копья наготове, ведь Токоголь соседствовал с Ноксусом, который в последнее время становился все воинственнее.
Добрались мы быстро и без происшествий, всего за полдня. Не марш, а легкая прогулка. Застава издали подмигнула нам сигнальным огнем, над которым вился белый дымок. Настроение у нас было хорошим; мы давно друг друга знали и непринужденно болтали. Нас послали в дозор, чтобы мы вовремя заметили угрозу, но никто из нас всерьез не думал, что война может коснуться Токоголя.
Когда мы подошли, то обнаружили, что ворота открыты, но не было похоже, что их пытались сломать. По спине у меня пробежал холодок – и я видел, что остальным тоже не по себе.
Мы составили небольшую стену из щитов – два ряда по три – и вошли внутрь, ожидая увидеть следы побоища и символы Ноксуса, оставленные для устрашения.
Ничего подобного там не оказалось.
Застава выглядела почти как обычно. Костры под котлами с нетронутой похлебкой прогорели до углей. На веревках сушилась одежда, а на шестах с прошлого вечера висели светильники. Мы недоуменно и встревоженно переглянулись. Наши товарищи словно испарились.
"Что здесь могло случиться?" – прошептал Бел. Сломав свою "стену", мы рассредоточились в поисках кого-нибудь живого.
"Может быть, их угнали в плен?" – предположил Ульрик.
Тогда я заметил на стене черное пятно гари. От одного прикосновения гарь осыпалась, а на доске под ней обнаружилась ровная впадина. Мои товарищи нашли похожие метки по всей заставе, но откуда они взялись, трудно было даже предположить.
Вдруг один из моих товарищей вскрикнул, и мы сразу приняли боевую стойку.
"Скорей сюда!" – позвал нас Афрон. Мы побежали на голос и увидели, что он склонился над безжизненным телом.
"Это Хальрин, – сказал Афрон, оборачиваясь. – Сын кожевника".
Юноша лежал на боку, прижав ноги к груди. Кожа его была бледна, но мы не видели ни крови, ни ран – никаких признаков боя.
Я вытащил нож, опустился на корточки и поднес лезвие к ноздрям Хальрина. День выдался холодный, и сталь замутилась от неглубокого, рваного дыхания.
"Он еще жив", – сказал я, кладя руку ему на плечо. Когда я перевернул его на спину, мы все отпрянули.
Похоже, Хальрин был в сознании. Он лежал с открытыми глазами, но правый, устремленный в небо, ничего не выражал.
Но не это нас напугало.
"Благие боги!" – прошептал Ульрик. Афрон суеверно сплюнул, и мы последовали его примеру.
На месте левого глаза Хальрина зияла темная дыра. На своем веку я побывал не в одном бою, видел множество ран от клинков и копий, но ни одно известное мне оружие не могло сотворить такого. Края раны были слишком ровными, а сама она – слишком аккуратной для боевого ранения. Более того, на лице мальчика никак не отражалась страшная боль, которую должно было причинить такое увечье.
"Что с ним произошло? – выразил общее смятение Бел. – Может, на него напал дикий зверь? А вдруг это мор?"
Мы отпрянули от тела еще дальше. "Нет. – Каэр нахмурился, проводя рукой по висевшей на поясе торбе с лечебными травами и снадобьями. – Воспаления нет. Это не болезнь".
"Найдите остальных, – приказал Бел. – Скорее".
И мы нашли их, одного за другим. Торговцев рыбой и кузнецов, простых жителей деревни, которых мы давно знали. Все они пребывали в том же бессознательном состоянии, и у всех была рана вместо левой глазницы. Но страшнее всего были их спокойные лица.
Афрон и Бел переглянулись. "Что будем делать?"
"Нужно всех предупредить", – сказал Ульрик.
"Но о чем? – спросил Каэр. – Мы же понятия не имеем, что тут происходит".
Они начали спорить, повышая голос и перебивая друг друга, поэтому запах дыма первым заметил я.
"Тихо!"
Они замолчали и уставились на меня. Я сглотнул.
"Если все жители в таком состоянии, – я жестом указал на дымок за спиной, – то кто зажег сигнальный…"
Ульрика оторвало от земли раньше, чем мы успели отреагировать. Меня на время ослепила яркая вспышка, но я успел разглядеть огромный темный силуэт. С губ моих товарищей срывались молитвы, клятвы и ругательства, но их тут же заглушил пронзительный звук, похожий на щелчок кнута. А потом раздался душераздирающий вопль.
Когда ко мне вернулось зрение, я лежал на земле.
Мои ноги были сломаны и лежали под странным углом. Все мои друзья и соратники лежали, уставившись в небо остекленевшим взором.
Услышав чей-то крик, я обернулся. Но я мог лишь бессильно наблюдать, как Афрон – юноша, которому едва исполнилось шестнадцать – пытался вырваться из хватки чудовища. Он яростно извивался в ярком лиловом свечении, но монстр запустил один из отростков ему в череп через глазницу. Крик затих, а Афрон превратился в пустую оболочку, как все остальные.
Тогда чудовище обратило свой злобный взгляд на меня.
Через миг оно уже нависло надо мной. Взглянув в его единственный огромный глаз, кроме злобы я почувствовал невообразимый голод. Оно жаждало не плоти, а чего-то гораздо более ценного. Моя душа балансировала на грани бездны, и беспощадный голод тянул ее вниз.
Нет.
Меня зовут Хеннис Кидарн. Я воин, копье Токоголя. Я не дал чудовищу насладиться моими криками, даже когда его щупальце вонзилось мне в глаз. Боли не было…
…ведь она уже не нужна. Анализ может быть болезненным, если я этого захочу, но сейчас такой необходимости нет. Я уже многое узнал о боли и ее применении.
Сведения, которые я извлеку из этого экземпляра, бесценны, как любая крупица знаний. Поселение, отношения, касты. Особенная самка того же вида. Потомство. Экземпляр противится попыткам узнать больше, но сопротивление легко сломить.
Когда поглощать уже нечего, я перемещаюсь сюда и делюсь собранной информацией.
Разлом подо мной – это канал, по которому сведения поступают в истинный план бытия. Обитатели материального мира называют его Бездной. Эти создания склонны поэтизировать, и отчасти поэтому мой труд далек от завершения.
Вокруг меня – целая вселенная знаний о страшных силах и дальних странах, и я старательно собираю все, что мне попадается. Я передам вниз уже накопленную информацию и все то, что еще добуду.
Принимать.
Поглощать.
Познавать.