Начавшееся обсуждение идеи сократить часы в рабочей неделе само по себе претендует на Историю с большой буквы. Даже на несколько историй. В первой - принципиальная и постоянная позиция профсоюзов о том, что нужно уменьшать количество часов в рабочей неделе при сохранении прежнего уровня оплаты труда, была интерпретирована огромным числом СМИ как план, готовый к реализации “с понедельника”. Во второй - выступили эксперты и “эксперты”, рассказавшие, что производительность труда низкая, “мы себе этого позволить не можем”, что при уменьшении рабочего времени россияне начнут неслыханно много пить, есть и морально разлагаться. Но все эти истории в подробностях и с опровержением вы можете прочитать в нашей газете и на сайте.
Я же хочу обсудить историю, имеющие более глубокие корни. Историю о недоверии.
Оставим частности. Не будем обсуждать ошибки СМИ, утверждавших даже, будто профсоюзы якобы предлагали “сжать” рабочую неделю до четырехдневки с десятичасовым рабочим днем (что неправда). Гораздо важнее реакция аудитории. Казалось бы - людям предлагают работать меньше времени за те же деньги. Что в этом плохого? В конечном счете, желающие чертовски много трудиться могут найти в освободившиеся часы дополнительную подработку. Ан нет! По всем опросам число сомневающихся весьма высоко.
Признаюсь откровенно, в какой-то момент я, комментируя эту идею оппонентам, почувствовал себя персонажем из фильма “Тот самый Мюхнгаузен”. Помните этот гениальный диалог?
Мюнхгаузен: “А куда же деться от фактов?! Ну не идиоты же мы, чтобы отказываться от лишнего дня в жизни?! Томас, ты рад, что у нас появилось тридцать второе?”
Томас: “Вообще-то не очень, господин барон!.. Первого мне платят жалованье…”
То есть большая группа граждан выступает против уменьшения продолжительности своей работы. Вопрос - почему? Напомню, требование сократить рабочий день до восьми часов рассматривалось как грандиозное социальное достижение сто лет назад. Прошло сто лет - и более высокие социальные, более гуманистические трудовые нормы вызывают неприятие и недоверие? Причем в рамках аргументации этого неприятия даже некоторые профсоюзные активисты приводят доводы о “низкой производительности труда” и прочие. Примерно те же доводы, которыми в XIX веке ученые-экономисты, состоявшие на довольствии у правящего класса, оправдывали невозможность перехода к восьмичасовому рабочему дню. И если бы они были приняты - в сегодняшнем мире был бы обыденным десяти- или двенадцатичасовой рабочий день.
Стало ясно, что здесь есть “фигура умолчания”. Тот аргумент, который все примерно знают, но о котором не говорят вслух. Я сформулирую причину недоверия предельно конкретно. Люди боятся, что при возможном сокращении рабочих часов их обманут - сократят часы и снизят зарплаты. Несмотря на все заявления. Несмотря на профсоюзные слова о недопустимости.
Эта проблема гораздо глубже, чем “простой” спор о продолжительности рабочего дня. Она базируется на падении реально располагаемых доходов граждан, продолжающемся пятый год. Она базируется на обмане с “реальным ростом” зарплат бюджетников - усилиями финансистов этот рост вылился в сокращения и фактическое понуждение людей работать на полторы-две ставки. Она базируется на прошлогоднем разочаровании в связи с повышением пенсионного возраста. И в совокупности эта проблема - недоверие к политике в отношении доходов работников, которую по факту, не декларируя, проводят государственные органы. Реализуют прямо: в отношении бюджетников. Реализуют косвенно: политикой “невмешательства”, отдавая на откуп работодателям и работникам все договоренности о зарплатах во внебюджетном секторе. И это недоверие - симптом наших внутренних проблем, гораздо более опасный, чем еще 50 тысяч протестующих на проспекте Сахарова в Москве.
Сейчас в либеральной прессе снова возник термин из XVIII века - “государство - как ночной сторож”. Прежний его смысл был такой: “государство не должно вмешиваться в дела предпринимательства”. Сегодня этот термин интерпретируется как устранение административных и бюрократических барьеров для возможности граждан высказывать свое мнение. Но в сфере социально-трудовых отношений в России, в сфере политики доходов работников сегодня действует именно классический древний принцип самоустранения, невмешательства.
Наш “ночной сторож” вмешивается в доходы граждан в трех случаях. Либо повышая нижнюю планку доходов в виде МРОТ, прожиточного минимума, либо в экстраординарных случаях “внепланового” роста долгов по зарплатам по сравнению с их “обычным” уровнем, либо в случаях ярких вспышек трудовых конфликтов, включаясь в их разрешение на уровне “ручного управления” (Пикалево). Собственно, все.
Обычная модель, объясняющая рост доходов работников, сводится к банальному “растет экономика, растет производительность труда - растут доходы”. При этом в расчет не берется одновременный рост расходов, инфляция, косвенные налоги и выплаты, рост цен. Существенно и то, что государство, ориентируясь на западные образцы социальных отношений, отказывается использовать традиционный для того же Запада способ разрешения противоречий. “Не дает рыбу - ладно, дайте хотя бы удочку!” Но сегодня у профсоюзов нет “удочки” в виде процедуры забастовки, позволяющей “выудить” у собственника повышение зарплат без участия государства. А государство - самоустраняется из внебюджетного процесса определения справедливой стоимости труда. И, мягко говоря, лукавит при таком определении в бюджетной сфере.
Если посмотреть на предложение о сокращении рабочего дня в таком контексте и на реакцию существенной части населения, многое становится понятным. И тогда вопрос о сохранении зарплаты при сокращении часов становится ключевым не только в конкретной ситуации, но и в отношении доверия и недоверия работников к государственной политике доходов в целом. Если кто-либо считает, что все это ерунда, “королевские свинопасы и так неплохо живут” и пусть себе не доверяют дальше, то такая ошибка может аукнуться и в сфере политики. Потому что вторая попытка в политическом противостоянии обратиться к трудовым коллективам, вызвать призрак “Уралвагонзавода” образца 2012 года может привести… Ну, скажем, по аналогии - к нежеланию воевать “за проливы и Дарданеллы”, как это уже было в России в 1916 - 1917 годах.
Варианта три. Либо “ночной сторож” должен выйти на свет и предъявить справедливую и честную программу роста реальных доходов граждан. Либо - если он хочет продолжать быть “ночным сторожем” - развязать руки профсоюзам не только в части переговоров, как сейчас, но и в части методов вразумления собственников. Либо - не надо удивляться последствиям.
Александр Шершуков, главный редактор газеты "Солидарность"