- Прости, Некушонок, - Леля обернулась к доверчиво прижавшейся к ней подружке, - Ты хотела поговорить о Перри?
Нека доверчиво муркнула и обняла Лелю за шею - Нет, если честно, я хотела спросить: … ты виделась с Родионовым?
- Так это была запланированная акция? - Леля слегка сдвинула брови, и Нека испугавшись, что та обиделась, поспешила ее разубедить.
- Нет-нет-нет! Просто Перри, когда уже позвонил Родионову, признался, что договаривался попозировать тебе, а тут я… Но он сказал, что все в порядке, что он договорился вот прямо сейчас с другом, и тот попозирует. И тогда я спросила, не тот ли это друг, с которым Перри был в Норе в тот день, когда мы с ним встретились. И сказала, что ты, возможно, совсем не рада будешь видеть того человека. Потому, что знала его по институту. И тут Перри спросил: А какое у Лели полное имя и какая фамилия? И, когда узнал, что Ларсман, сказал: "Ой, ё". Мы попытались до вас дозвониться, но не смогли. А потом подумали, и решили: может, так оно лучше?
Леля осторожно выскользнула из кресла, отошла к открытому окну. Нека с тревогой смотрела ей в спину. Леля молчала. Ветер из открытого окна раздувал ее темно-русые, черные в темноте длинные волосы, она обнимала себя за плечи и думала о чем-то. Наверное, в тонкой майке и коротких шортах ей было там холодновато.
- Может, лучше, может, и не лучше… - наконец устало сказала она.
- Что? Все настолько плохо, да? Леля! Прости!
Леля грустно подумала, и как объяснить Неке все это, такое сложное, что было сейчас в ее голове и сердце? С одной стороны, она словно снова стала живой, после нескольких лет пребывания в анабиозе. То есть ей казалось, что в принципе, все нормально, она жила и жила, но вот сейчас оказалось, что нет, не жила. Ей казалось, что она повзрослела, научилась жить головой, а не чувствами, и это было и хорошо и правильно. Но оказалось, она просто запаковала себя в полиэтилен, заламинировалась. А этот… Родионов, такое ощущение, что он, сам того совершенно не желая, надорвал обертку. И надо бы запаковаться обратно, но, вспомнив, каково это - быть живой, полной эмоций и надежд, так не хочется обратно в полиэтилен. И она, черт возьми, нашла бы в себе достаточно смелости еще разок оказаться без защитной оболочки. Она бы рискнула. Ей не привыкать собирать осколки разбившегося сердца. Но… Это ведь Родионов. Мальчик студент, младше почти на 10 лет. Нет никакой надежды, ситуация глупая и заведомо провальная. Так что тут только два варианта: успеть запаковаться в старый добрый полиэтилен, либо разыгрывать свою партию в одиночку. Позволить себе терять последние годы, когда она что-то еще может изменить в своей судьбе, занимая свои мысли человеком, который о определению не станет занимать свои мысли тобой.
ВчераПолная статистика будет доступна после того, как публикация наберет больше 100 просмотров.
Орбит без сахара (новеллизация)
- Я в окно увидела, что ты не спишь, и домой. Четыре дня не виделись, подумала, вдруг обижаешься.
- Нет, конечно! Ты счастлива, котеныш?
-Ага. Вообще. Даже стыдно, - Нека скользнула в комнату, обняла теперь уже подругу за шею.
- Ну вот еще! Расслабься и наслаждайся.
- Ооо, мои ноженьки, ноженьки! - Нека забралась в компьютерное кресло к подруге и вытянула ножки в беленьких носочках - Мы шляемся по городу, пока ноги не начинают отваливаться. Хорошо, что Перри руку сломал, а не ногу. Ну нет, конечно, иногда мы, конечно, сидим в уличных кафешках. Но, знаешь, когда мы вот так гуляем… Это так прекрасно. Мы будто соединяем наши два мира: его город и мой. Сшиваем в один. И вообще, когда я с ним, мне без разницы куда идти, это всегда приключение. Перри почему-то пока не хочет брать меня на крыши. Такое чувство, что он стесняется чего-то. А, может, потому, что я в платьицах. - Нека действительно была в чудесном коротком темно-синем платьице с матросским воротником. - А ты как?
- Вот да. Я тоже хотела поговорить с тобой,- Леля кивнула сама себе, - Я тут подвела кое-какие итоги и осознала, что живу совершенно безобразно, бестолково: ни богу свечка, ни черту кочерга. Пока была преподом. Был смысл какой-то. Казалось, что-то могу изменить в мире, меняя тех, кого учу. Такая наивная. Ну, по крайней мере, была зарплата какая-никакая, жилье, в сети - клиентура на фотографирование, друзья… ну, нет, не друзья, скорее, тусовка, но все-таки. И вот: все схлопнулось. И ничего не стало. Итак: я умер. Чем бы мне заняться? Короче, надо хорошенько подумать, чем жить в этой новой жизни, или, хотя бы на что. И вот у меня идейка возникла. Думаю фоткать для стоков интересные вещи и объекты. По всем их требованиям. Это трудно, конечно. Но я постараюсь. Вот и хотела с тобой поговорить. У тебя тут столько обалденных вещей. Ты не против, если я буду фотографировать, а гонорар пополам?
- Зачем напополам? Фотографируй так. Мне не жалко.
- Даже не обсуждается. Там еще всякие подводные камни могут быть…
- Леооль, - протянула Нека, и дунула в лицо подруге, отдувая с него выбившиеся из хвоста черные кудряшки, - Ты чувствуешь, как умопомрачительно пахнет летней ночью?
Леля вздохнула. Да. Летней ночью пахло умопомрачительно. Запах пруда, тополей, остывающего асфальта, нежный запах прохладной щеки подруги, яркая счастливая ее улыбка - будто машиной времени ее закинуло обратно, лет десять назад, в славные институтские времена, когда все, чем дышал мир вокруг - музыка, лето и любовь. Но ведь теперь это все же не принадлежит ей. Она выпала из этого мира, из этого захватывающего кино. И может только с нежностью и немного с тоской наблюдать за всем этим из темного зала.
- Ты - такая серьезная, - вздохнула Нека, но даже вздохнула, не переставая улыбаться.