Написала рассказ, вдохновленная реальной историей из жизни. Это начало.
Она стояла у Стены Плача, пытаясь найти микроскопическую щель, чтобы оставить свою записку тому, в чье существование не очень-то и верила.
«Отче наш» - единственные слова, которые всплывали в голове, но дальше шел невразумительный набор: что-то там про хлеб и небеси. Машка вкручивала в обнаруженную щелочку послание для «отче» и клялась, что прямо сегодня выучит хотя бы одну молитву.
К 28 годам она имела однушку в спальном районе, служебную машину, неплохую зарплату, полное отсутствие личной жизни и прогрессирующую бессонницу.
Машка работала медицинским представителем и продвигала очень неплохой антибиотик. Работу свою любила. Считала, что несет свет знаний врачам и фармацевтам прямо на рабочее место.
Последний год никак не удавалось расширить клиентскую базу, а вчера терапевт выпер ее из кабинета. Даже рот не успела раскрыть, как он начал орать, что-то типа: «Ходят тут всякие, бла-бла разводят, а толку никакого».
Спасибо, что не ударил!
Машкина компания взяла новый курс, отмела «коррупционную составляющую», и теперь врачи должны выписывать препарат не за подарки, а за идею. Идейных не наблюдалось. .
Машка, униженная «теплым приемом» терапевта, шмыгнула носом и зашла к своему любимому гинекологу. Кира Евгеньевна взглянула на взъерошенную посетительницу, отодвинула историю болезни и произнесла тоном, не терпящим возражений: «Рассказывай».
«И тут Остапа понесло...»
Жизнь летит, любви нет, в работе разочаровалась, по ночам не спит, а строит долгосрочные перспективы. Они такие мрачные, что до одинокой старости она не доживет - помрет молодой от инфаркта или инсульта.
Богатое воображение рисовало эту самую старость со всеми вытекающими: нищетой, пресловутым стаканом воды и полицией, вскрывающей двери, из-за которых смердит разлагающимся трупом.
И этот труп ее, Машкин. Стало так жаль себя, что слезы покатились градом, оставляя черные дорожки туши на щеках...
Продолжение следует.