У некоторых детей чуть ли не с рождения такой вид, будто внутри кипит бойцовская натура, приправленная желанием чего-нибудь набедокурить. И даже если ничего плохого они не замышляют, все ждут от них неприятностей. Именно такой породы была Анна.
— И запомни: девочки не должны драться. Ни при каких обстоятельствах. Мы поняли друг друга? — строго спрашивает мама.
— Я всегда об этом помню, мамочка.
— И?
— Я не буду драться, — обещает девочка. Она сжимает в кулачке краешек маминой юбки и поднимает взгляд.
"Хоть и говорит так, но этот взгляд исподлобья такой... хулиганский", — думает женщина и вздыхает. Она целует дочь в лоб и надеется, что через пару лет, когда Анна пойдет в школу, она как-нибудь присмиреет.
Мама уходит на работу. Анна, как обычно, еще долго сидит и смотрит на дверь, будто мама может плюнуть на работу и вернуться домой. И тогда они бы вместе пошли к пруду кормить уток, и ели бы шоколадное мороженое, и мама бы разрешила Анне покататься на высоких каруселях, на которые обычно не пускают дошкольников...
Подходит старушка-соседка, присматривающая за девочкой, пока родители на работе, и утаскивает ее заплетать косы. Анна не знает, почему, но выйти на улицу она может только при наличии двух косичек с белыми бантами. Естественно, к концу дня ленточки будут в лучшем случае пыльно-серыми, но взрослых это ничему не учит.
После вечности пыток расческой, почти счастливая обладательница почти ровных косичек (ну как это, "не вертись"?), может бежать на улицу. Свобода.
***
Удар. Еще удар. И тянут, тянут за косы в разные стороны. Дурацкие косички. Кто их вообще придумал?
— Дура!
— Что, язык проглотила?
— Не можешь даже постоять за себя. Фу.
Анна сжимает руки замком за спиной. Она сопит и упрямо смотрит исподлобья. Они толкают, бьют и царапают. Они выше и взрослее, они уже школьницы. Неужели им мамы ничего не объяснили?
— Девочки не должны драться, — говорит Анна.
Школьницы смеются.
— Ты бесишь!
***
Соседка мажет ранки Анны зеленкой. Та совсем не щиплет, наверное, срок годности истек тогда, когда волосы старушки ещё не схватила седина.
— Опять, — качает головой она.
Анна опускает голову и смотрит на свои руки.
— Я никого не била.
— Знаю, — вздыхает старушка.
Анна берет с нее слово, что та ничего не скажет маме. Ран с каждым днем становится все больше, и вскоре старушке приходится идти за новым тюбиком зеленки. Та явно изготовлена в этом веке, а потому жжется. Но Анна стоически терпит. И зеленку, и побои.
Старушка не выдерживает.
— Знаешь, Майя. Твою Анку колотят, — говорит она матери девчушки. — Анка просила не говорить тебе, но я не могу. Она терпит, молчит и никогда не дает им сдачи. Догадываешься, почему?
Она смотрит с укором. А у Майи круги перед глазами и будто спицу в сердце вонзили. Она всегда боялась, что дочь будет хулиганкой. Думала, днем, без материнского контроля, та с удовольствием ввязывается во все неприятности, до каких только может дотянуться. Думала, что дочь — задира, и другим детям может от нее доставаться. А тут... Черт, да как же так?
— Кто? — севшим голосом спрашивает она.
***
Во дворе — сборище мамаш. Стоят в кружочек, как подростки на школьной дискотеке, обсуждают последние сплетни. Майю все здесь знают как строгую мать молчаливой девочки с хищным взглядом.
— Добрый вечер, — она прерывает их болтовню. Говорит вежливо. Но голос стальной, строгий. От такого голоса поджилки начинают трястись. Мамаши замолкают и смотрят на нее со страхом, будто маленькие. Будто натворили чего и теперь с ужасом осознают, что их будут ругать.
— Говорят, ваши девочки колотят мою дочь. Хочу предупредить всех вас: с этого момента не приходите ко мне и не жалуйтесь. Все ясно?
Женщины испуганно переглядываются. Они настолько растеряны и поражены своей же реакцией, что не могут сказать ни слова и лишь кивают.
— Отлично, — Майя коротко, формально улыбается. — Всего доброго.
***
Девочка сжимает в кулачках краешек маминой юбки. На руках — разводы уже бледнеющей зеленки. Майя думала, что это асфальтовая болезнь. Она ошибалась. И еще много в чем ошибалась.
— Анна, — говорит она. Майя хочет звучать как обычно, но голос не слушается, трясется. Она сглатывает образовавшийся в горле ком, отцепляет маленькие ручки от своей юбки и опускается рядом с дочерью на корточки. Теперь их лица на одном уровне. Дочь смотрит на нее своими огромными чернющими глазами с готовностью исполнить все, что бы та ни сказала. И только теперь Майя понимает, насколько значимо каждое ее слово для этого маленького, но такого сильного существа. Она сжимает крепче ладошки дочери.
— Анна, — повторяет она. — С этих пор и всегда. Давай всем сдачи.
***
Они приходили. Сначала по одной, потом кучками. Вечерами, стоило только Майе вернуться с работы, мамаши требовательно стучали в дверь и нетерпеливо вжимали до основания старенький звонок. Тот, в итоге, через пару недель прекратил подавать признаки жизни.
Мамаши все еще побаивались Майю, а потому отшатывались и трусливо жались к перилам, стоило ей отворить дверь и окинуть их спокойным, но жестким, как она сама, взглядом. Ей отчасти даже нравились их растерянность и трясущиеся от беспомощности руки.
— Твоя Анка паршивка!
— У моей такой синяк! Да она ей чуть ребро не сломала!
— Усмири, ради всего святого, усмири свою ненормальную!
Майя улыбалась.
— Я вас предупреждала, — говорила она раз за разом. — Приходить и жаловаться бесполезно. Лучше займитесь воспитанием своих детей.
Анна прослыла на всю округу разбойницей и хулиганкой. То, о чем Майя так переживала, сбылось. Но отчего-то стало легче. Будто гроза, мучительно долго собиравшаяся, наконец обрушилась на усталый пыльный город. Она прошла, и вместе с ней ушли тревоги.
Пусть другие говорят и думают, что хотят. Майя знала, что её дочь — хорошая девочка. Хоть и разбойница. Зато, и это особенно грело душу, она никогда больше не даст себя в обиду.
_________________________________________________________________________________________
Рассказ написан на основе реальных событий.
Если понравилось - ставь лайк, подписывайся на канал. Мне будет очень радостно. :)