«Но было бы глупо не признать все великие национальные и политические причины, которые объединились в дружеских и семейных отношениях, могущественном Королевском доме Романовых в России и скромном дворе Черногории».
«Скромный суд Черногории…» Милица с грустью улыбнулся. Эта фраза привела ее отца в ярость, накаливание. Она повернулась, чтобы посмотреть в окно на ухоженные сады внизу. Это был такой прекрасный день. Утреннее небо было свежим и безоблачным, идеально подходящим для свадьбы; фонтаны в Петергофе сверкали, как декадентские бокалы шампанского, а над Финским заливом дул теплый ветер. Она и Стана были молоды и красивы, они оба должны быть такими счастливыми.
Так почему же она почувствовала отчаянную тошноту предчувствия в горле и тугой узел страха в глубине своего желудка?
Милица не смел смотреть Стане в глаза. Что она могла ей сказать? Предполагалось, что она сильная, самая умная из всех детей, свободно говорит на персидском, русском, французском, а также на всех языках своей родины. Она была той, у кого была разумная голова, ясное видение. Старшая Зорка вполне могла предсказать землетрясения, а их мать могла определить пол нерожденных детей, но именно она, Милица, обладала реальной силой, которая действительно могла видеть вещи. Она была той, кто говорил с Духом, тот, кто был стойким, у кого был ответ для всего. Известная в своей семье как читательница рун и оракулов, сивилла, которой всегда было трудно обуздать язык, почему она теперь так тиха? Что она должна была сказать? Что у Станы не было выбора, кроме как принять этого герцога-вдовца своим мужем? Этот брак был одинок? Что она сама изо всех сил пыталась найти счастье? Что брачная ночь была чем-то, через что тебе пришлось пройти?
И она знала своего мужа Питера, и он также знал, откуда она родом. Он совершил поездку по Черногории с ней, стал свидетелем тостов и фейерверков, которые приветствовали их помолвку. Он плавал по хорватскому побережью на своей прекрасной белой яхте, чтобы остаться с ее семьей в Цетине, видел их непритязательный дворец, его узкие коридоры и деревянные ставни, он прошел через их кустарник в саду без фонтана, или ухоженный газон, и они вместе вернулись в Россию, чтобы пожениться.
Но Стане, бедной Стане, не так повезло. Она познакомилась со своим будущим мужем всего четыре недели назад, когда их отец выбрал его из небольшого числа подходящих женихов на свадьбе Милицы. То, что заставило вдовца с семилетним сыном без матери выделиться на роль отца, никто из них не знал.
Все, что Милица знала, это то, что в день свадьбы Станы не должно быть праздничных пушек, вечеринки в царском дворце. На самом деле, ни царь, ни даже их отец не собирались присутствовать. Как будто Никола не мог ждать, чтобы отдать Стану любой ценой.
Милица вздохнул. Что они здесь делали, две сестры так далеко от дома? Как мог их отец сделать это? Она не могла не думать о том, как жестоко было родиться женщиной, как жестоко было быть бессильным и неспособным решить собственную судьбу. Однако она ничего не сказала, ничего не сделала, кроме как продолжать смотреть в окно и пытаться подавить свои собственные опасения. *
Стане понадобилось полчаса, чтобы собраться, чтобы выпить чаю. Она была крепкой и подслащенной небольшим вишневым вареньем, посыпанным серебряной чайной ложкой. Горничная принесла тарелку, заваленную теплым блинчиком с кисло-сливочным кремом и медом, но ни один из них не мог ничего пережить.
«Вы правы», категорически заявила Стана, слизывая варенье со своей ложки. Else Больше ничего не поделаешь. Я не имею никакого выбора. Это либо Джордж ...
«Или женский монастырь на Скадарском озере».
Они посмотрели друг на друга. Это должна была быть забавная шутка: это было то, над чем они смеялись в детстве, что они оказались в монастыре, который строил их отец. Милица часто заявляла в высоких тонах, что она с нетерпением ждет учебы без отвлечения. Но чем старше они становились, и чем круче и гуще росли стены монастыря, тем страшнее это было.