«Я не знаю точно», - сказал Адам. «Я бы хотел быть папой, если смогу, с большим количеством дочерей и сына. Если это не сработает, или что-то еще, я не знаю. Но я живу тем, что всегда говорит мой отец: что бы ты ни делал, ты делаешь это ради любви ».
Вокруг них шевелились жуки: на деревьях, клочьях крабов, зданиях. Кроме того, единственным слышимым звуком был звук смеха Моргана: «Любовь не создала этот мир», - сказал он. «Это не то, что разрушило его. И это, конечно, не то, что поддерживает то, что от него осталось ».
Адам пожал плечами. - Как ты думаешь, что это?
Морган отправился домой: «Кто-то с искаженным чувством юмора».
Варнава
Можно было бы подумать, что злодей, стремящийся уничтожить мир, почувствует некоторое удовлетворение, проведя остаток дня перед теплым огнем и великолепным видом своей работы. Но если бы кто-то вообразил Barnabas Vulcum в такой обстановке - если бы он вообще представлял какую-либо удовлетворенность в этом человеке, который так много сделал - он ошибся.
«Я разрушил это!» Это было двадцать пять, двадцать шесть лет назад, когда Варнава сказал это своему коллеге, доктору Айрис. «Так много всего, что я мог бы сделать, и я это сделал!» - он ходил по лаборатории, передавая старые схемы, данные, схемы своих планов на мир.
Радужная оболочка остановилась, его губы покраснели друг от друга.
Варнава никогда не был доволен. Неважно, что он сделал, он нашел причину не гордиться этим. Однажды команда сделала невероятный прорыв в своих исследованиях, обнаружив, как сделать вирус из ткани, как клетки. Но они произошли только потому, что Варнава испортил калибровку, что привело к изменению формулы. Когда Варнава узнал, что это было причиной прорыва, он уничтожил данные и удалил каждый прослеживаемый шаг того, что они сделали, чтобы получить их.
«Ничто не должно быть так просто», - сказал он.
Команде потребовалось шесть лет, чтобы вернуть эти данные.
Проходя двадцать лет спустя по лаборатории, Варнава предстал перед своей любимой диаграммой. Это была его торговая марка. Его печать. Человек и мир - хотя на самом деле это была просто фигурка и круг. Но все знали, что это значит. Варнава остановился перед ним, восхищенно глядя. Он положил руку на это. «Я когда-нибудь говорил вам, что вдохновило это, Ричард?»
Конечно он имел. Варнава рассказывал эту историю бесчисленное количество раз, и он будет рассказывать ее снова и снова. Радужная оболочка всегда ненавидела это, но он не хотел больше злить Барнабаса. «Скажи мне, Барни.»
Варнава отступил назад, но пристально посмотрел на икону: «Я был один на улицах Куинса в восьмидесятых. Пять лет, и я так хорошо это помню, но не могу вспомнить, что я там делал. Средняя школа. Забор звено цепи. Бейсбольное поле. Подростки проводят небольшую игру. Просто тусовка Бумбокс играет. Они шутили, смеялись, обнимались и целовались. Некоторые из них встречались, некоторые были связаны, другие были лучшими друзьями всю жизнь. Их отношения свели их в один прекрасный летний день, самый яркий из всех, что я могу вспомнить за все мои годы. Когда я стоял там, наблюдая за ними, я знал, что я буду тем, кто уберет их улыбки. Пять лет, Ричард, и я знал свою судьбу. И тогда появилась возможность ».
Обычно рассказы доктора Айрис так ненавидели. Барнабас отправлялся со своей аудиторией на экскурсию по наблюдениям за успехами в юношеские годы, звездам спорта и актерам в его двадцатых, корпоративным магнатам и баронам с Уолл-стрит в тридцатые и сороковые годы. Затем наступило время, когда Варнава стал достаточно мудрым, чтобы понять, что бедные тоже могут быть счастливы. Конечно, он не сказал это так; это была только интерпретация Ирис. Варнава назвал это машиной, через которую все люди - богатые и бедные, почитатели и почитаемые - проходят вслепую, принимая свое место, делая, как им говорят, в тени общества.
Но сегодня, к счастью, история закончилась там, где она обычно только начиналась, когда несколько счастливых подростков наслаждались своим летом.
Барнабас повернулся к коллеге глазами, на которые доктор Айрис ненавидел смотреть. Яркие, демонические глаза.