Пол десятилетия сплошного снега убило вредителя, а также десятки миллионов людей.
Только когда он стал старше, он услышал, что она называется «Японская зима». Когда молодые люди проклинали Тенно Великой Японии, говоря, что его безумный эксперимент по изменению климата должен был убить всех к северу от Тропика Рака, старики хрипели и обличали их, и говорили, что Пайним развязал чуму (которая поначалу только Сам по себе генетические маркеры, найденные у евреев ашкеназим, но которые мутировали, чтобы искать всех приматов), только холод спас всех: зима - друг человека! Поговорка гласила: «Слава Богу за зиму ниппонов», иначе мы бы вымерли, как обезьяны.
Это было для Менелая первая весна в мире. Появились цветы и птицы, которых он никогда прежде не видел. Для него слово «ручеек» означало ледяную дорожку, а слово «рыбалка» означало выбоину в этом льду. Когда все эти ледяные тропы, которые были прочными в течение всей его короткой жизни, превратились в рябь воды, как и обещала его мать, они в глубине души были уверены, что после этого все будет по-другому.
Было так странно видеть зеленую траву там, где раньше был только белый снег; так странно видеть бегунов, снятых с каждой санки или повозки, и круглые колеса, как что-то из игрушки, поставить на их место. Было чистой радостью выбегать на улицу босыми ногами, а не тащиться и проскальзывать в снегоступах своего старшего брата.
Было странно видеть мужчин, тех, чьи фермы нельзя было надеть тепличной тканью, тех же вялых людей, которые провели в прошлом году, слоняясь или устраивая беспорядки на складах и складах, где хранилось зерно с южных земель, теперь готовых разорвать землю. земля странными инструментами, бороздящая землю длинными параллельными рядами, идущая за античными тяговыми двигателями или старинными мулами, и хвастливая речь о том, чтобы снова стать людьми. Весь мир был новым, и это была весна, славное время света, и Менелай был уверен, что Асимптота лежит рядом со следующим поворотом календаря.
Но в семь лет Менелай был учеником; и бесконечные тяжелые дни снова сделали его весеннюю зиму, какой бы яркой она ни была.
Бартон Throwster не был жестоким хозяином, но не богатым, и его страх перед тюрьмой должника заставил его с большой осторожностью управлять своими привидениями, так что многие ночи при свете лампы Менелай и другие мальчики все еще программировали дротики, взрыватели и снаряды, и упаковка мякины в различных комбинациях и доводка магнитных направляющих для пистолетов до тех пор, пока линия ускорения не будет безупречна.
Мистер Троустер также был катаром, а это означало, что он должен принять тщательно продуманные меры предосторожности, чтобы поддерживать чистоту своего тела, чистить белую одежду звуковыми волнами и регулярно менять кожанные перчатки и фильтры для носа. У его деноминации были возражения против имплантированных антител, которые удерживали Пешта вдали от нормальных людей, но нельзя отрицать, что он был осторожным мастером, а число его клиентов или подопечных, которые подхватили болезнь от неправильно подготовленного оружия, было самый низкий в приходе.
Та же самая требовательная забота заставила жителей деревни избрать мистера Троустера на должность Уэллмастера, но ему не заплатили дополнительно за честь быть офицером, следящим за чистотой местного водоснабжения, и потеря его ежедневных часов для выполнения этой задачи ему все труднее изгонять его притворства, чтобы наверстать время. А поскольку он был катаром и не имел друзей, деревня избрала его бангбеггаром и дала ему длинный посох, под предлогом того, что, поскольку бродяги и бродяги иногда носят переносчики болезней, подойдет только человек с его осторожными привычками.
Throwster был слишком добросовестным, чтобы отказаться от позиции, и поэтому он переместил свою лавку в четверти констебля на полпути к скату сломанного клевера, от которого название деревни Мост в никуда и получило свое название.
Этот клеверный лист представлял собой высокую и разрушающуюся конструкцию из бетонных столбов и возвышенных фрагментов дороги. Пандусы для дорожного движения были сломаны, поэтому к вершине приходилось подниматься по лестницам. На этой высоте жители деревни сохранили свой высокий Зал собраний, который во время набега удваивался как частокол.