Это дополнение к тексту моего эссе о Гоголе. В будущем я планирую соединить это всё в единый текст, а пока что представляю некоторые мысли, чтобы потом не забыть.
«В мировоззрении Гоголя своеобразно сочетались два начала: непоколебимый консерватизм в отношении ко всей материальной действительности и самый смелый радикализм в отношении к человеческому духу»,
писал Михаил Гершензон. И в самом деле – Гоголь отличался довольно консервативным взглядом на существующий порядок вещей. Он был, как было принято говорить в «прогрессивных» кругах и в советском литературоведении, «реакционер». Его взгляды просто повергали в ужас и шок остальных. Ведь он совершенно спокойно оправдывал крепостное право, что было для многих тогда просто недопустимо.
Ещё в молодости он в письме к матери высказывал мысль о том, что важнее стремления делать карьеру чиновника – быть помещиком. Вот что он писал:
«Что за счастье дослужить в 50 лет до какого-нибудь статского советника, пользоваться жалованьем, едва стающим себя содержать прилично, и не иметь силы принести на копейку добра человечеству. Смешны мне очень здешние молодые люди: они беспрестанно кричат, что они служат совершенно не для чинов и не для того, чтобы выслужить. Спросите же у них, для чего они служат? — они не будут сами в состоянии сказать: так, для того, чтобы не сидеть дома, не бить баклуши. Еще глупее те, которые оставляют отдаленные провинции, где имеют поместья, где могли бы быть хорошими хозяинами и принесть несравненно больше пользы, или если уже дворянину непременно нужно послужить, служили бы в своих провинциях; так нет, надо потаскаться в Петербург, где мало того что ничего не получат, но сколько еще перетаскают денег из дому, которые здесь истребляют неприметно в ужасном количестве».
Все эти взгляды он потом развил в «Выбранных местах». Его философия проста – всё существующее, начиная с явлений природы и заканчивая наличными формами общественного быта, как отмечал Гершензон, обладает безусловной божественной закономерностью, это всё явилось «не даром» и иначе и быть не должно. Нет власти иначе, как от Бога, никто не вправе менять и покидать место, на которое поставил его Бог. Помещик должен оставаться помещиком, а крепостной – крепостным, потому что
«взыщет с тебя Бог, если ты променял это звание на другое, потому что всякий должен служить Богу на своём месте, а не на чужом».
Он призывал дворян вернуться в свои деревни и быть там помещиками, самолично управлять крестьянами, вернуться к исполнению своих прямых обязанностей.
«Покинуть большой город, где они попусту разбазаривают свои неверные доходы, и возвратиться на землю, дарованную им Господом, чтобы они стали богаты, как богата плодородная земля».
А дело помещичье – Божие дело, утверждает Гоголь. Это надо тщательно объяснить крестьянам – что помещик над ними поставлен Богом и рождён он помещиком с самого начала, а они рождены таковыми. Какие они есть и должны ему повиноваться, поскольку власть помещика – это власть от Бога. Помещик должен также и ведать просвещением крестьянства, имея здесь в помощниках приходского священника, которого надлежит брать повсюду с собой. Крестьянам, считает Гоголь, не нужно много учения, им вообще лучше не читать книг, кроме Святых – Библии и святоотеческой литературы. Для проповедей, которые должен произносить священник, предлагается вообще использовать наследие святителя Иоанна Златоуста. Вообще во взглядах Гоголя чувствуется консервативный руссоизм, свойственный де Местру и позже – Победоносцеву. Просвещение не нужно, поскольку вредно для естественного сознания крестьянина. Что без просвещения и образования он будет лучшим верноподданным. Но жизнь показала полную ошибочность и вредность данной теории.
Гоголь считал, что литература должна не развлекать, а учить, наставлять:
«Всякий писатель должен оставить после себя какую-нибудь благую мысль в наследство читателям <…> Я писатель, а долг писателя – не одно доставленье приятного занятья уму и вкусу; строго взыщется с него, если от сочинений его не распространится какая-нибудь польза душе и не останется от него ничего в поучение людям».
Также он отмечал, что чтобы описывать добро, персонажей идеальных, носителей правильных и добродетельных качеств, надо самому стать таким же:
«Тебе объяснится также и то, почему не выставлял я до сих пор читателю явлений утешительных и не избирал в мои герои добродетельных людей. Их в голове не выдумаешь. Пока не станешь сам хотя сколько-нибудь на них походить, пока не добудешь медным лбом и не завоюешь силою в душу несколько добрых качеств — мертвечина будет всё, что ни напишет перо твоё, и, как земля от Неба, будет далеко от правды».
Писатель должен тщательно подходить к своему внутреннему духовному состоянию:
«Нельзя изглашать святыни, не освятивши прежде сколько-нибудь свою собственную душу, и не будет сильно и свято наше слово, если не освятим самые уста, произносящие слово!»
Ведь истинного писателя достойна только роль учителя, прививающего читателям благие качества, пробуждать в них добрые чувства.
По мнению Александр Погодина, Гоголь был предшественником Достоевского как мыслитель и поэт «униженных и оскорблённых». Он на много десятков лет обогнал своих современников, и, подобно Фёдору Михайловичу, представляется нам сегодня одним из пророков в нашем народе.
«Выношенные в одиночестве, в лишениях, в непонимании окружающих, мысли Гоголя и Достоевского куда выше того, чем так прельщал своих современников такой понятный и – увы – такой плоский Толстой».
Собственно, русская литература как кафедра для проповеди и поучения читателя начала становиться с момента проповеди Гоголя. Я бы даже сказал, что Достоевский и Толстой как таковые не появились бы без Гоголя. Собственно, Достоевский – это ученик Гоголя, развивавший его дальше. Толстой восхищался «Перепиской» и видел в Гоголе русского Паскаля, но, увы, ушёл в неправильном направлении. И, наконец, в ХХ веке это выразилось в Солженицыне. Именно он поднял это гоголевское знамя и вошёл в число великих классиков русской литературы, став наследником этой классической русской традиции, идущей от Гоголя. Также как Бродский – наследник русской поэтической традиции, как и Набоков, который не был таким автором, который бы учил, у него были иные задачи, но он был естественной линией развития русской литературы, однако Гоголя не понял до конца.