Мельников вернулся домой поздно. На цыпочках переступил порог, осторожно прикрыл тяжелую дверь с тремя замками и наконец-то разрешил своему ноющему от усталости телу стечь на низенький пуфик. В квартире было темно и тихо. Лишь один странный звук доносился из столовой. Как будто кто-то вдалеке раскачивал скрипучие качели, равномерно и тоскливо. Раздевшись на ощупь, профессор пошел на звук и резко открыл дверь.
По центру комнаты в лунном трафарете окна стояла высокая табуретка. На ней, скрючившись, прижав к груди голые острые коленки, сидела его юная супруга. Ее плечики под спутанными светлыми локонами периодически вздрагивали. Одновременно опухший вздернутый носик судорожно втягивал воздух, который тут же вылетал обратно с иканием и всхлипыванием. По несчастным покрасневшим глазам и отекшим векам, Мельников понял, что продолжается это действие довольно давно.
– Эй-эй, ты почему плачешь? Что случилось, прелесть моя? – бросился он на колени перед женой. Тонкие пальчики вцепились в его свитер, мокрая щека прижалась к уху. Машенька перестала всхлипывать и жалобно заскулила.
Речь появилась только через пять минут, когда он, включив свет, умыл опухшую любимую мордашку, и все это одной рукой, потому что вторая держала повисшую на нём Машу. Она упрямо не хотела опускать ноги на мраморные плитки пола.
Мельников, забыв про свои сорок с гаком и больную спину, как всегда рядом с молодой женой, отнес несчастную на диван.
– Ну, рассказывай.
– Ты разве не помнишь, что говорил в обед? – Мельников почесал лысину и быстро перелистал памятные странички сегодняшнего дня. Вроде бы ничего особенного не было. Ну, кроме кофе, который впервые у нее получился почти хорошо.
– Мельников! Ты рассказал мне про маленьких человечков.
– Я?! Про человечков?!
– Ну да!
– Не помню.
– Ну как же, милый, ты говорил мне о своей работе. Ты сказал, что в маленьких пылинках, которые на полу, на столе, везде есть крошечные миры, солнышки. А вокруг них малюсенькие планетки, а на них живут совсем-совсем вот такусенькие циливи… цивини… цилизации.
– Цивилизации, – машинально исправил профессор.
– Вспомнил?!
– Это да, помню, и что?
– Ты ушел на работу, а я представила, – Машенька задумчиво посмотрела на пыль возле ножек винтажного буфета, на хлебные крошки под столом. – Представила, как они там живут. Влюбляются, женятся, рожают деток, воспитывают. Они, такие маленькие, тоже на работу ходят, в школах учатся, кофе пьют. У них все, как у нас. Солнышко днем светит, птички поют, ночью звездочки блестят на их небе. Да?
– Да, наверное, – неуверенно мотнул головой Мельников и с тоской посмотрел на глубокую ночь за окном. Завтра, а вернее уже сегодня, предстоит трудный день.
– У них там тоже есть маленькие собачки, кошечки. Они там счастливы…. А ты ходишь по ним своими грязными носками и давишь их, давишь! Давишь! И они там умира-а-а-ают!!! – Маша зарыдала с новой силой, а муж растерянно уставился на свои ноги в совсем даже негрязных черных носках.
И… что теперь делать? Бедняжка. Она просидела несколько часов на табуретке, чтобы не раздавить вселенную под ногами! Как понять этих женщин?
Усталый мужчина отнес жену в спальню, лег рядом и закрыл глаза. Завтра, вернее сегодня, он с коллегами будет запускать самый большой в мире адро́нный колла́йдер, чтобы исследовать последствия столкновения протонов и тяжелых ионов. Они попытаются расщепить элементарную частицу. А что если это и правда вселенная?! И их опыт уничтожит целый мир. Это не будет просто убийством. Это будет… непоправимой ошибкой всего человечества.