Правда и фантазии о Великом Крае. Глава 28.
Все собрались в большой комнате у Фоки. Обильная трапеза одновременно напоминала военный совет. На стол накрывали и Настя с Наташей, наконец- то освобождённые.
- Ну что девоньки, чего узнали?
- Есть польки и поляки, они были в доме, но только воровали без убийства, и взяли иконы; только иконы эти оказались поддельные. Старик сделал копии, а подлинники прятал неизвестно где.
- Однако хитрец; прям Емелька Пугачев. Но кто убил старика? Да, и… Загадки в темноте!
Вошел Михеев, и зашептал что-то Орлову.
- А у нас гость господа. Из солнечного края; итальянец.
Вошел полный, улыбчивый, прекрасно одетый господин.
- Бонжорно сеньоры и сеньориты!
Он поздоровался со всеми присутствующими, а дамам поцеловал ручки.
- Мне нужно срочно переговорить с господином Орловым.
- Говорите, здесь все свои. Только у нас так не принято; в начале надо закусить с дороги.
- О, как это верно! Тем более я ощущаю аромат русского борща. Это вкусно, почти как спагетти.
- Гораздо вкуснее. Вот и водка. Так вы приехали за иконами?
- Да, чего скрывать, я – представитель Ватикана, Его Святейшества Папы. Пытались подсунуть подделку, за это надо расплачиваться. Но кто-то знает, где картины; если не вы господин Орлов, то кто же? Мы можем предложить вам такие деньги, на которые безбедно будут жить и ваши правнуки.
- А если знаю, и не отдам? Это – Российская собственность.
- Одна из картин написана в Иерусалиме, и к России имеет косвенное отношение. А если не отдадите,… Я видел здесь иллюминатов.
- У нас тут кого только нет.
- Из них надо сделать костер!
Улыбчивое лицо итальянца исказилось такой ненавистью, что дети отшатнулись. Обнажилась истинная хищная и злобная натура.
- Я вам всем заявляю: эти ценности могут принадлежать только Святому Престолу. Это говорю я – кардинал Альбицы.
Он быстро вышел, Николай Алексеевич, сидевший в углу, и не принимавший участия в разговоре, тяжело вздохнул.
- Час от часу не легче; только Святой Инквизиции нам не хватало. Надо ехать в Москву; а то уже попахивает большой политикой. Я поеду с девочками. Повезу их в Россию, чтоб не вызвать подозрений. А ты Орлов дай пока надежду итальяшке.
Все дети провожали Верочку и Риту на вокзал. Дима впервые побывал в вагоне с полками для лежания.
Елизавете Николаевне было так тяжело, что она заболела, толком не понимая смысл действий своего мужа.
Жизнь потекла своим чередом как река, безразличная к людским радостям и заботам. Для детей и годы войны были светлыми. Работой их не обременяли. Дети учились и хорошо проводили время. В школу отдали и новоприбывших из другого времени. Сережа и Наташа были в восторге. Зимой катались на санках, коньках и лазали по сугробам снега. Делали в них окопы и крепости. Летом играли в мяч, бабки, чижик, пускали бумажных змеев, удили рыбу, купались и ходили на стрельбище. Там собирали пули. Дома выплавляли из них свинец и отливали из него бабки-налитки.
Интересно было смотреть на бродячих китайцев. Они разносили по городу тюки с тканями, платками и лентами и продавали все это прямо на улице. Затем тут же показывали акробатику. Мальчик-китайчонок, выгнувшись животом вверх, делал мостик, а дядька китаец становился на него и выкрикивал: «Шанго!» (хорошо!). У китайцев были длинные косы, а у китаянок маленькие ножки, которые с детства сжимались деревянными колодками.
Для детей все интересно. То смотрели на старика, играющего на шарманке, и девочку, которая пела под эту музыку, то на цыганок с ворожбой, то на пленных немцев, то на идущее подразделение солдат.
С осени 1916 года ребята стали газетчиками. Находили время по очереди продавать телеграммки местного выпуска размером с писчий лист. В них часто печаталось: «На Западе – без перемен».
На западе, на фронтах, может быть, было и так. Ненавистная война заходила в тупик. В России же назревали события всемирно-исторического значения.