Продолжение. Начало в «Миллиарды тонн железной руды».
Всё-таки чудесно, что я плыву по реке Токко и ночую на её берегах. Но что-то не так было в этом сплаве: вроде и места почти родные, а всё равно, как чужие. После недолгого размышления понял, в чём дело: нет чувства причастности к ним, как это было в прошлом. Раньше я жил здесь, мы были в одной связке, а теперь – в гостях, вскользь, временщик…
Появилась дымка от лесных пожаров. Эх, цивилизация! С тех пор, как государство начало выделять участки частным лицам под вырубку тайги, так и горят лесные угодья. Ещё бы! Ведь обгоревшие участки для заготовителей древесины обходятся намного дешевле. Обгорает-то кора, да подлесок. Все это знают, но, как говорится, воз и ныне там.
За полкилометра до устья Чаруоды показался кордон бывшего заповедника, о чём и гласила надпись на главной избе: «резерват заповедника WWF». И схема экологической тропы для посетителей указывала на основные достопримечательности окрестностей. Но изба на замке, многочисленные домики в запустении, баня хоть и хороша, но уже подгнила… Поскольку близился вечер, в одном из гостевых домиков переночевал, а утром без промедления уплыл дальше.
Дымка сгустилась, запахло гарью, хотя видимость ещё вполне сносная. Поэтому без труда заметил на берегу изюбриху с телёнком. Без всплесков от вёсел удалось сблизиться метров на 50. Заметив меня, маманя около минуты изучала неожиданное речное виденье, а потом всё же не спеша увела отпрыска вглубь леса.
Окончание сплава пришлось на изобилие островков и проток, к одной из которых ранее подходила вездеходная колея. Правда, из-за низкого уровня реки протоки обсохли и превратились в обширные косы, появилась трудность в ориентировке. Вскоре появилась глубокая заводь, переходящая в очередную мелководную протоку. На ее крутом берегу неожиданно показался навес, а чуть выше – зимовье и лабаз с замками на дверях. Рядом стояло полуразрушенное зимовье, очень походившее на обитель лесника из тридцатилетней давности. Значит, – подсказывала память, – сюда должна подходить колея. Так и оказалось! Пройдя по старой заросшей колее с полкилометра, я вернулся к заводи. Всё складывалось как нельзя лучше: «с рассветом двинусь к посёлку и к вечеру буду на месте, – думал я, – ну а то, что в зимовье дверь заперта, так медведь окошко выдавил – вполне сойдёт за дверь».
Есть такое выражение: «человек предполагает, а Бог располагает». Как раз к моему случаю. Вездеходная колея после почти двух часов ходьбы привела меня обратно к Токко, только ниже по течению. Вот когда вспомнилось о потерянном компасе! Низкая облачность и морось, закрывшие обзор местности, обвели меня вокруг пальца, как новичка. В полном душевном раздрае вернулся я к зимовью. Однако и следующий день оказался беспросветным и моросящим. Идя по другой, ещё более заросшей колее, заметил, что она упрямо заворачивает в ту же сторону…
Искать дорогу без чёткого направления я больше не стал. А следующим утром сел в лодку и сплавился к устью речки Торго, чтобы пойти вдоль русла. Путь почти удвоился, но блуждания отпали. Чтобы облегчить ношу, лодку и спиннинг с собой не взял. Надобность их на обратном пути сомнительна, а с плеч 5 кг долой.
Несколько километров от устья – это завалы и буреломы. В одном месте на речке образовалась плотина, длиной метров в двести, сквозь месиво брёвен даже воды не видно. Хоть ругайся, хоть молча карабкайся, а скорость движения неизменно черепашья. Правда, на следующий день откуда-то вдруг вынырнул старый вездеходный след, переходящий с берега на берег. После буреломов - это почти Бродвей, хотя и с бесчисленными бродами. Вот когда малая вода оказалась кстати!
Через два дня след вездехода вышел на правый берег и раздвоился. Посёлок располагался на левом берегу, но в безлюдье воды там быть не может (подавалась ранее по трубам), и даже чай не вскипятить. Идти туда на ночёвку не резонно. Нужно было искать пристанище на правом берегу. Миновав нескольких развалившихся изб, обратил внимание на свежие следы велосипеда, которые вывели меня к домам не развалившимся. На дверях одного из них висел замок, а над крышей другого торчала спутниковая тарелка. Свернув к ней, я увидел людей: мужчину, женщину и двух подростков.
На подступе к дому меня окружили четыре лающие собаки, тут же подошёл мужчина, лицо которого показалось мне знакомым. Он отогнал собак и протянул руку, здороваясь:
- Сергей Сидоров.
Потом, глядя на мою спокойную реакцию, он вспомнил об Иване Ивановиче, человеке из отряда, в котором я трудился, и спросил:
- Ты меня не узнаёшь?
- Почему же… узнаю.
Однако интонация была, видимо, неубедительна. И он напомнил:
- Мы с тобой ночью тайменей на Токко ловили.
- Помню, я ту рыбалку, отлично помню…
Та летняя ночь 85-го года, безлунная, да ещё и туманная - была настолько темна, что разглядеть что-либо дальше собственной руки было невозможно. Мы на берегу Токко ожидали вездехода из посёлка и рыбачили на плёсе, забрасывая спиннингами искусственных мышей подальше от берега. Реки в том году из-за отсутствия дождей сильно обмелели, и в этот глубокий, обширный плёс с верхних участков спустились таймени. Все, кто был тогда на берегу, оказались с уловом, кроме Сергея. И клёв, как назло, прекратился. Тогда он предложил мне порыбачить на противоположном берегу (после сплавного маршрута по Чаруоде у меня была надувная лодка). Казалось бы чего проще.
Но если уж что-то не заладилось, то, как правило, и дальше толка не будет. Переплыть реку в кромешной тьме оказалось совсем не просто – ориентиров никаких. Вместо пяти минут мы потратили около получаса. И в рыбалке тоже вышел облом. Сначала мою мышь одним рывком оборвал речной монстр пуда на два весом, а затем и у Сергея сорвался с тройника не хилый экземпляр у кромки крутого берега. Он пытался удержать его руками, и даже применил нож, но тщетно. Ушёл. (Спустя несколько дней мы узнали, что раненая рыба попалась в сеть к эвенкам).
Азарт, когда таймень уже на крючке, необычаен. И можно представить себе степень разочарования, когда этот азарт вдруг оборвался…
Не ожидал я встретить в нежилом Торго жителей, тем более знакомых. И надо же, встретил!.. Сергей приехал сюда в 1975 году, в самом начале деятельности экспедиции, когда ему не было ещё двадцати лет, и вот он, уже пенсионер, до сих пор живёт здесь, когда все торгинцы давно разъехались. И живёт не отшельником, а с женой-ровесницей Галиной и внуком Димой. Галина учитель, а Дима её единственный ученик, успешно переходящий из класса в класс при сдаче экзаменов экстерном в райцентре. Быт их неплохо налажен: зимой сразу на год завозятся продукты, рядом река с прозрачной водой, по вечерам работает бензиновый генератор, подающий ток в дом, в современном плоском телевизоре уйма программ, для экстренных случаев есть космическая связь с остальным миром. А на тот случай, если вдруг не хватит сил для жизни в Природе, под Иркутском есть квартира.
Поначалу я порадовался их устроенной жизни, но потом выяснилось, что радужно не всё. И совсем не в бытовой сфере. Здесь, вдали от болезней цивилизации, во всей своей «красе» вдруг проявилась усилившаяся в последнее время одна из них – русофобия. Среди эвенков появились кадры, которым вдруг помешала небольшая русская семья. Сергея, пожилого человека с 3-й группой инвалидности, лихие аборигены вынуждали уехать, и даже избили на глазах у жены. И это не где-то в Америке или Африке – в России!
О факте избиения стало известно в полиции Олёкминска, однако, чтобы не обострять отношений, Сергей не стал настаивать на уголовной ответственности виновников. И понятно почему: дабы не вышел на первое место «закон – тайга», ведь в таком случае в одиночку остаться целым шансов немного. Тем более что глава местного наслега в разговоре с Галиной прямо сказал: «Кто ты, и кто я!..» Видимо, байству, как любой заразе, требуется периодическая профилактика.
Теперь в планах последней торгинской семьи значился отъезд. Конечно, рано или поздно он всё равно бы состоялся. Только есть разница между отъездом по доброй воле и по принуждению.
Век назад революционеры не только покончили с царской Россией, но раздробили Русь правом наций на самоопределение, а теперь их последователи выдавливают русских людей из её составных частей: сначала изгнали из бывших республик Союза, потом из Чечни, сейчас выдавливают из Донбасса. А российская власть этого «не замечает», и почему-то озабочена русским экстремизмом, который существует лишь в исполнении провокаторов. Это очень похоже на преступную стратегию по отношению к русичам, озвученную в разные времена самыми разными деятелями Запада. Много было недоброжелателей у Руси, целые империи: хазарский каганат, османская империя, «ампиратор» Наполеон, фюрер Адольф... Ну, никак не уймутся. Видимо, ветхозаветные начертания о мировом господстве подстёгивают. А ведь терпимость русичей не резиновая. Как только число прозревших на Руси достигнет критической массы, бумеранг начнёт возвращаться.
Лучше закрою эту неприятную тему неоспоримой истиной: в обществе, как и в Природе всё циклично…
Целый день ходил я по обоим посёлкам: верхнему и нижнему. Одновременно испытывал и радость, и грусть. Радость от того, что наконец-то добрался до места, где прошли пять безоблачных лет. Нет, конечно, бывали и огорчения, но они носили мимолётный, бытовой характер, о них даже не вспомнить. В целом же и производство, и быт ничем не омрачались, а уж о таких вещах, как межнациональная рознь никто и не заикался… Однако грусти от созерцания посёлка было больше. Казалось, что вот сейчас кто-нибудь появится из-за поворота, но улицы и дороги заросли густым подлеском, внутри домов разруха, некоторые сгорели, многих не видно из-за зарослей. Вместо следов человеческих, следы медвежьи. Заходил я и в производственные помещения: камералку, контору, гараж, кернохранилище… Картина та же – плоть прошлого умерла, осталась лишь его душа, живущая в памяти.
Как раз здесь, в Торго, нас застала перестройка. Всю телевизионную «лапшу» про «социализм с человеческим лицом» мы тогда слушали с интересом. Жизнь у нас была нормальная, работа интересная, люди были грамотные, участливые, жизнерадостные, и следить, как экранные коммунисты превращаются в оборотней, было забавно. Потом один из перестроечных персонажей своей крылатой фразой «хотели лучше, а получилось, как всегда» охарактеризовал суть происходящего. Знал, о чём говорил.
Вот и в Чаро-Токкинской экспедиции начиналась разведка железорудных месторождений на благо народа, а закончилась в разгар оголтелой приватизации, после которой полезные ископаемые стали служить средством наживы отдельных особей. Какую надо иметь совесть, чтобы присваивать себе то, что предназначено для всех? Ответ ясен любому здравомыслящему человеку – никакой! Сфера экономики и сфера политики не имеют точек соприкосновения со сферой нравственности...
На следующий день мы с Сергеем и Галиной ходили рыбачить по Торгинке. Как хорошо и спокойно! Речка заслонила собой далёкую «элиту человечества», заражённую ветхозаветной ненасытностью, будто на другой планете остались «Аллах акбар!» и торги валютной биржи… Торги и Торгинка. Земля и небо.
О многом мы говорили с приютившей меня семьёй. А когда речь зашла об обратной дороге, Сергей сообщил о возможном рейсе вертолёта за чароитом (добывается в 30 км от Торго), недели через полторы и предложил остаться, гарантируя, что договорится с командиром. Вариант привлекательный, но в экспедиционной жизни у меня дважды были безрезультатные ожидания, после которых всё равно выбираться приходилось своим ходом. Поэтому ранее намеченный план возвращаться «на своих двоих» взял верх.
Три дня побывки после тридцати лет разлуки, конечно, мало, но плоть требует харчей, а их недостаточно для более длительного срока, злоупотреблять же гостеприимством нельзя, иначе чувство неловкости затмит хорошие впечатления.
Всех благодарю за внимание. Окончание следует. Подписывайтесь на