Ощущения от той ужасной ночи, которая произошла два года назад, когда она чистила тело отца в морге, всплыли наружу, и трещины и трещины в коре лиственницы, казалось, превратились в старые шрамы и новые раны, покрывающие ее отца.
Более ста тысяч человек из шести дивизий и сорок одного полка Производственно-строительного корпуса Внутренней Монголии были разбросаны по обширным лесам и лугам. Когда они впервые покинули города и прибыли в эту незнакомую пустыню, многие «образованные юноши» корпуса - молодые студенты, у которых больше не было школ, - лелеяли романтическое желание: когда танковые скопления советских ревизионистских империалистов Перейдя через китайско-монгольскую границу, они вооружатся и сделают свои тела первым барьером в обороне республики. Действительно, это ожидание было одним из стратегических соображений, мотивирующих создание Производственно-строительного корпуса.
Но война, которую они жаждали, была похожа на гору на другом конце поля: отчетливо видна, но так же далеко, как мираж. Поэтому им пришлось довольствоваться расчисткой полей, выпасом животных и рубкой деревьев.
Вскоре юноши и девушки, которые когда-то тратили свою юношескую энергию на экскурсии по святым местам китайской революции, обнаружили, что по сравнению с огромным небом и открытым воздухом Внутренней Монголии, самые большие города во внутренних районах Китая были не чем иным, как овцами. ручки. Застрявший посреди холодных бесконечных просторов лесов и лугов, их горящий пыл был бессмысленным. Даже если бы они пролили всю свою кровь, она остыла бы быстрее, чем куча коровьего навоза, и не была бы так полезна. Но горение было их судьбой; они были поколением, предназначенным для пожара. И вот под их цепными пилами обширные леса превратились в бесплодные гряды и оголенные холмы. Под их тракторами и зерноуборочными комбайнами обширные поля лугов превратились в зерновые поля, а затем в пустыни.
Е. Вэньцзе могла только описать обезлесение, которое она засвидетельствовала как безумие. Высокая даурская лиственница, вечнозеленая сосна обыкновенная, стройная и прямая белая береза, пронизывающая облака корейская осина, ароматная сибирская ель, а также черная береза, дуб, горный вяз, Chosenia arbutifolia - все, на что они смотрели, они резали вниз. Ее компания владела сотнями цепных пил, как стая саранчи, и после того, как они прошли, остались только пни.
Упавшая даурская лиственница, лишенная веток, была готова забрать ее на тракторе. Вы нежно ласкали недавно обнаженное поперечное сечение срубленного ствола. Она делала это часто, как будто такие поверхности были гигантскими ранами, как будто она чувствовала боль дерева. Внезапно она увидела другую руку, слегка поглаживающую подходящую поверхность пня в нескольких футах от нее. Дрожь в этой руке открыла сердце, которое резонировало с ее. Хотя рука была бледной, она могла сказать, что она принадлежит мужчине.
Она посмотрела вверх. Это был Бай Мулин. Стройный, хрупкий мужчина, носивший очки, он был репортером газеты «Великие продакшн», газеты корпуса. Он прибыл позавчера, чтобы собрать новости о ее компании. Вы вспомнили, как читали его статьи, которые были написаны в красивом стиле, чутком и изящном, плохо приспособленном к суровой обстановке.
«Ма Ган, иди сюда», - позвал Бай молодого человека, который находился неподалеку. У Ма был бочонок и мускулистый, как у даурской лиственницы, которую он только что срубил. Он подошел, и Бай спросил его: «Ты знаешь, сколько лет было этому дереву?»
«Ты можешь сосчитать кольца». Ма указала на пень.
"Я сделал. Более трехсот тридцати лет. Ты помнишь, сколько времени тебе понадобилось, чтобы это увидеть?
«Не более десяти минут. Позвольте мне сказать вам, я самый быстрый оператор цепной пилы в компании. Какая бы ни была моя команда, за мной следует красный флаг для образцовых работников ». Волнение Ма Ганга было типичным для большинства людей, на которых Бай обращал внимание. Быть показанным в Великих Производственных Новостях было бы значительной честью.
«Более трехсот лет! Десяток поколений. Когда это дерево было всего лишь кустарником, это была еще династия Мин.