– Николай Максимович, моя профессия, к сожалению, далека от искусства, но я хочу спросить Вас о балете. Что вас привлекает в роли вдовы Симоны (балет «Тщетная предосторожность». – Ред.), почему вы ее взялись исполнять?
– Дело в том, что в балете такая традиция – и не только в балете, а вообще в драматическом, музыкальном театре: амплуа комических старух всегда исполняют мужчины. В других жанрах это со временем, с конца XIX века ушло, и в драме, и в опере, а вот в балете это так и осталось… в приличных театрах, в неприличных уже все отдали женщинам.
Как написано в одной из прекраснейших пьес «Только мужчина знает точно, что нужно женщине», потому во всех серьезнейших театральных культурах – мужчины играют женщин. Почему мы так восторгаемся Калягиным (тетушка Чарли в фильме «Здравствуйте, я ваша тетя!») или Табаковым (мисс Эндрю в фильме «Мэри Поппинс, до свидания»)? Когда надо показать комизм ситуации, порок женщины, ни одна женщина так не сыграет, как это сделает мужчина, потому что это взгляд со стороны, это взгляд на «порок», не изображение «порока», а взгляд на него.
Если вы не смотрели, то посмотрите мюзикл «Лак для волос», где Джон Траволта играет мамашу – это вообще гениально, сродни тому, как Калягин и Табаков играли свои женские роли.
Когда я был еще совсем юный артист, у нас ставился этот спектакль, и меня, естественно, записали на главную роль, мне было не до нее. Я пришел, а там были английские постановщики, и я сказал, что я хочу играть вдову Симону. Они мне ответили: «Послушайте, с вашими ногами можно еще хотя бы немножко попрыгать», я сказал: «Мне так надоело прыгать, я и так принц всю свою жизнь, можно я хотя бы удовольствие получу от танца?».
Есть еще одна роль – фея Карабос (балет «Спящая красавица» – ред.), о которой я тоже очень мечтал, мечтал с самого начала своей карьеры. Я ее тоже пришел просить, а я был голубой птицей в этом балете, принцем Дезире на тот момент, на что мне наш руководитель сказал: «Это, конечно, прекрасно, когда Дезире лезет в Карабосы, страшно, когда Карабосы лезут в Дезире. Потерпи немножко». Так сложилось, что и ту и другую роль я исполнил.
Что меня привлекает? Меня привлекает то, что там есть вариация. Я еще раз похвастаюсь, вы меня простите, я очень хвастливый человек. Я уже много лет не делаю ничего. В тот самый день, когда я снял туфельки и положил на полочку, я не пошевелил даже ресницей в балетном зале, как артист. Я могу встать, показать, скрутить что хотите, мне не сложно, потому что для меня это, правда, мне это очень легко.
Я работаю целыми днями, то преподаю, то на совещаниях сижу, то стройкой занимаюсь, то унитазами, и иногда захожу в репетиционный зал, быстро танцую вариацию и думаю: «Надо же, а люди стараются, греются, а я зашел сразу – бац. какая хорошая профессия». Конечно, классический танец я уже не станцую, поверьте, это самое сложное, что может быть. Но такую характерную роль, конечно, я могу.
И второй момент. Я когда соглашался, моя ученица, которая работала со мной в Большом театре, вынуждена была покинуть его, потому что такое количество непорядочных людей подключилось, чтобы сжирать одну из самых талантливых и одаренных и красивейших девушек в русском балете. Она ушла в Михайловский театр, этот балет ставился там. А я ее вывел в разных ролях, как прима-балерину. А тут я подумал, выйду-ка я ее «мамой» на сцену. И это так приятно со своей ученицей выходить в роли «мамы» и там есть сцена, где я ее шлепаю, я с таким удовольствием это делал. Есть сцена, где я ее обнимаю, целую. Я ее обнимал и целовал, как «возлюбленный», когда-то, а потом уже как «мама» – это очень интересно.
У меня есть еще очень большая мечта: когда-нибудь станцевать в Большом театре роль синьора Капулетти с ней, чтобы она была Джульеттой, чтобы сыграть еще и ее «папу». Но я думаю, что это все будет в конце концов.