Мы стояли в чистом цокольном полуподвальчике с натюрмортами на стенах, и ждали, пока усатый, совсем как настоящий, дядька свернёт нам наши три шавермы. Две классических и одну острую.
— При чём здесь вообще деньги? Какая разница, кто платит?
— Просто на отношении к деньгам человека очень хорошо видно. Это измеримый ресурс. Другие эфемерные, но отношение примерно такое же, скорее всего.
Лёха вернулся из соседнего ларька с двумя бутылочками колы.
— Понимаешь, есть люди, способные на Поступок и не способные. Кто-то сидит с друзьями в баре и платит просто за всех. В этот раз я — в следующий раз ты. А другой внимательно изучит чек и напишет потом каждому: с тебя 2836 р. Это текилу я на всех разбил, плюс твой бургер и половину шотов — их пили только вы с Никитой.
Кто-то придёт на новую работу, поймёт, что здесь стагнация, и уволится, хотя посиди ещё пару месяцев — и квартальный бонус. А для кого-то это дикость. Пару месяцев же можно потерпеть! И терпят.
Иногда долго терпят. Но потом всё равно разводятся и складывают обручальное кольцо в пакетик со всякими шурупами и проводами от давно уже почивших девайсов. Чтоб лежало. Пока кто-то выбрасывает своё кольцо с края света во льды Тихого океана.
И не то чтобы они плохие, эти, неспособные на Поступок. Они вовсе даже соль земли. Но все почему-то всё равно хотят быть способными. Может быть, потому что девушки смотрят на них так, как никогда не посмотрят на неспособных. Или потому что когда немного чересчур им просто повеселее.
Вот так.
— Ясно. Так сколько, Лёх, я тебе за колу должен?
— Оставь эти 35 рублей себе, — отмахивается Лёха, — я угощаю!
Я смеюсь, обожаю, и иду забирать у усача пакет с нашей горячей шавермой.
