Струи дыма пахли едко, но и сладко.
После трех дней пребывания в бункере на Байконуре Леонид и Надя были доставлены Мишиным и Бушуевым на изношенном бронетранспортере сороковка. На грузовом ложе стояла капсула "Восток" с выжженными следами, как будто она вновь вошла в атмосферу, когда Мишин и Бушуев на самом деле атаковали ее паяльными лампами. Транспорт доставил их на сотни километров через степь к предполагаемому месту посадки. Оказавшись там, Леонид помог Мишину и Бушуеву столкнуть капсулу с задней части транспорта. Он приземлился с глухим стуком и погрузился во влажную грязь. Они прикрепили парашют и позволили ветру распахнуть его. Мишин и Бушуев связались по рации с остальными спасателями, которые не принимали участия в обмане. Кто поверил. Еще несколько часов ожидания, а затем поездка на взлетно-посадочную полосу еще в нескольких сотнях километров. Леонид находил некоторое удовольствие в том, что ему пришлось проделать такой долгий путь, чтобы сделать вид, что он прошел еще дальше.
Игнациус ждал их на асфальте у подножия лестницы. На ней была кожаная куртка с меховым воротником, на несколько размеров больше, чем нужно, хотя она была слишком теплой даже для свитера. Позади нее стоял черный лимузин "ЗИЛ", дверцу которого придерживал мужчина в черном костюме. Вдалеке, сразу за терминалом, ждала небольшая толпа, а с ними военный оркестр, играющий "Авиамарш". Надя подпевала шепотом:” все выше, и выше, и выше мы направляем полет наших птиц", - качая головой в такт ритму. Она, должно быть, слышала эту песню тысячу раз после запуска ее сестры.
- Товарищи, - сказала Игнатиус, разводя руками, - добро пожаловать в Москву.”
- Прошла всего неделя с тех пор, как мы уехали, - сказал Леонид.
- Но вы полностью покинули планету. Конечно, ты заслуживаешь добро пожаловать домой.- Она ухмыльнулась и повернулась к машине, прежде чем Леонид успел ответить.
С тех пор как он впервые приехал в Звездный городок ребенком, он только дважды уезжал из Звездного города-и в Москву, чтобы познакомиться с историей и памятниками. Москва не чувствовала себя как дома, как бы близко к звездному городу она ни была. Но, с другой стороны, возвращение в Звездный город никогда не было похоже на возвращение домой.
Двигатель ЗИЛа заурчал, и машина скользнула вперед, колеса с шумом пронеслись по асфальту, а затем через неровную щель в проволочной ограде, которая окружала весь аэропорт. От Домодедово тянулась одинокая Автострада, вокруг нее ничего не было, лес и поле, а иногда сквозь кроны деревьев пробивалась силосная башня. На картах местность была отмечена названиями городов, но Леонид не видел их и следа. Никто не ждал его приезда так далеко, за километры и километры от центра Москвы. Он откинулся на мягкое кожаное сиденье. На тренировках ему приходилось часами сидеть в макете капсулы "Восток", причем сиденье было достаточно мягким для того, чтобы сделать его вполне сносным. Молодой Георгий называл Восток железной утробой. Казалось, у него есть прозвище для всех и вся.
Георгий был шестым космонавтом, привезенным позже, единственным, у кого не было близнеца, который готовился и к полету, и к возвращению на Землю. Он понятия не имел, что космонавты, которых он знал сейчас, не были теми же самыми, с которыми он тренировался в течение многих лет. Он понятия не имел, что пятеро его ближайших друзей мертвы. "Четверо убитых, - подумал Леонид, - и еще один, который вполне мог бы погибнуть".
Черный радиоприемник был встроен в спинку пассажирского сиденья ЗИЛа. Игнациус возился с ручками, пробираясь сквозь помехи и визг, пока она не нашла роботизированный призрак голоса. Она подправила настройку, пока голос не стал четким. Это был Юрий Левитан, объявлявший о прибытии Леонида в Москву, направлявший население на Красную площадь и сообщавший им, по каким улицам Леонид поедет туда. Густой голос Левитана, густой с московским акцентом, который Леонид еще иногда с трудом понимал, заполнил весь конус маленького радиоприемника, самые громкие слова,всегда имя Леонида, Восток, орсоциалист, выскакивали на каждой жесткой согласной.
Город начинался урывками, здания теснились, а не стояли в одиночестве, расстояние заполнялось серыми очертаниями более высоких зданий.