Поезд, пыхтя, уходил прочь, выдыхая огромные клубы белоснежного пара, набирая скорость и расстояние, поднимаясь на гору через перевал, где пар смешивался с туманом и поезд испарялся во внешний мир. Бабушка сказала двум Леонидам, что никто из тех, кто сел в поезд, не вернулся.
Так что уже несколько недель не было никакой школы. Мальчики читали из своих потрепанных учебников, когда бабушка давила на них, но в основном они проводили время на улице, исследуя лес или следя за деревенскими жителями.
Свиньи визжали в загонах, когда мимо проносились пустые повозки,издавая короткий топот копыт и поднимая густой запах. Леонид помнил, что животных было больше, но это было воспоминание о малыше, когда все казалось больше и больше. Эти животные были больше похожи на домашних животных, чем на домашний скот, веретенообразные и с очертаниями костей, видимых под кожей. Ничего, что стоило бы съесть. Самых толстых отправили на поезде несколько месяцев назад. Как сказала бабушка, то, что осталось в поезде, так и не вернулось.
Каша, одинокая деревенская собака, которой никто не владел и которую все время кормили, вышла из-за груды бревен и зашагала рядом с повозками. Она была ростом с мужское колено, вся в ногах и мускулах, узконосая, с мехом белым, как пар от поезда. В лучшие времена мальчики делились бы украденной едой, а жители деревни бросали бы что-нибудь для каши. Тем не менее, собака казалась счастливой, практически подпрыгивая на ходу. Ее хвост, однако, безвольно висел позади нее. Какая-то травма, предшествовавшая памяти Леонида, лишила хвост его движения.
Младший Леонид догнал процессию и помог старому господину Евтушенко тащить одну из повозок. Левое колесо было кривобоким и зацеплялось за колеи пути один раз за оборот. Сила младшего Леонида не очень помогала, но этого было достаточно, чтобы тележка продолжала двигаться. Старший Леонид тоже искал место, где можно было бы помочь, но у других жителей деревни не было проблем с собственными повозками. Может быть, если бы они были нагружены. Он удивлялся, почему жители деревни не оставили повозки на вершине холма, чтобы они были там, когда наконец придет поезд. Он хотел спросить, но знал, что ни один взрослый не хочет Совета ребенка. Поэтому он последовал за ней, не помогая и ничего не говоря. Каша бежала рядом с ним.
Деревенские жители припарковали повозки у засушливого участка земли, который раньше был садом. Они жались друг к другу, словно собирались разгружать телеги, сгребать пустое место в ведра и тачки, а потом тащить пустоту домой. Некоторые жители деревни забирались на холмы и пробовали свои силы в охоте. Однако это была не деревня охотников, поэтому они редко возвращались с более чем Красной белкой, наполовину взорвавшейся от пули, которая свалила ее. Бабушка рассказывала Близнецам истории о косулях, которые раньше населяли леса долины, и о пиршествах, которые устраивало их мясо. Эти истории больше походили на легенды, чем на воспоминания.
В течение всего дня с холмов доносилось эхо обнадеживающих выстрелов-тихие хлопки, похожие на удары молотков по дереву. В последующие месяцы звук становился все более зловещим, вырываясь из стволов русских винтовок.
В ту ночь, когда жители деревни разошлись по домам, два Леонида взобрались на холодную серую крышу бабушкиного домика, отряхивая с себя засохшую грязь, оставленную там летними ветрами, и смотрели на широкую складку неба. Каша вскарабкалась по откосу в задней части коттеджа и плюхнулась между ними. Задолго до того, как они узнали, что у звезд уже есть имена, они дали им свои собственные имена.
Москва, Россия-1964
Леонид и Надя спустились по хрупкой металлической лестнице, протолкнутой к борту Ту-124, звук реактивных двигателей все еще затихал, даже когда они высаживались. Аэропорт Домодедово открылся всего за месяц до этого и пока не показал износ ни одной московской зимы. Все другие взлетно-посадочные полосы, которые Леонид когда-либо видел, были испещрены черными линиями там, где трещины были заполнены, черными кругами, демаркирующими отремонтированные выбоины. Эта взлетно-посадочная полоса, однако, была безупречно серой. Диспетчерская вышка Домодедово возвышалась, как каменная плита из асфальта, гигантский надгробный камень.