Расстояние уменьшило ракету Р-7 до игрушечных размеров. Над огромным Тюльпановым каркасом стартовой площадки виднелась только вершина. Четыре металлические опоры, сжимающие ракету, как тиски, не отпадут, пока тяга не достигнет определенного уровня. Дизайн площадки принадлежал Мишину или Бушуеву? Главный конструктор так и не смог вспомнить.
За площадкой расстилалась раскинувшаяся равнина, казахская степь, словно из кошмара, где он бежал бы и бежал, но, кажется, никогда не добьется прогресса. Даунрейндж стал кладбищем для отработанных частей ракет, сброшенных на ранних стадиях, шрапнели от случайных взрывов. Не так часто, как хотелось бы главному конструктору. Некоторые из младших техников брали грузовики, старинные с войны, и искали сувениры. Однажды Марс вернулся с куском металлической обшивки, кожей от неудачной ракеты, с красной полосой, нарисованной на ней, как рана. Это был кончик серпа. Он искал молот, сказал Марс, но степь была большой. Или не место. После определенного момента необъятность вещи уменьшала ее идентичность.
Однако главный конструктор не смотрел на пейзаж. Он оглядел небо, морщась от серого тумана над горизонтом. Он получил известие о надвигающейся на степь буре, которая замутит весь комплекс и отложит миссию.
- Я могу покорить только такую часть природы, - сказал он, произнося эти слова как бы в перископ. В рубке его никто не слышал.
Миссия уже однажды была отложена после того, как один сантиметровый провод был закорочен. Из километров проводов, сотен вакуумных трубок и тысяч других маленьких электронных устройств все, что потребовалось, - это крошечный сбой, чтобы заземлить все это. Главный конструктор ненавидел этот неисправный провод, иногда он даже ненавидел инженеров, которые его установили. В своем более великодушном настроении он поздравлял инженеров с предусмотрительностью индикатора. Оставленный без ремонта, даже этот забытый отрезок провода мог бы уничтожить всю ракету. Взрыватель всегда был крошечным по сравнению со взрывом.
Главный конструктор втиснулся обратно за консоль. Мишин, или это был Бушуев, протянул ему бутылку водки. На этот раз без очков. Для первых двух запусков были очки, так что успешный запуск мог быть поджарен. Однако к тому времени, когда эти запуски действительно произошли, водки уже не осталось. Они выпили все это в ожидании.
Главный конструктор схватил бутылку обеими руками и сделал большой глоток, как человек, выходящий из пустыни, боясь, что вещество может превратиться в иллюзию, если он не сделает этого достаточно быстро. Он быстро передал бутылку Марсу на терминале связи, чтобы пульсация жидкости не выдала дрожь, пробегающую по его телу. Марс сделал глоток и передал бутылку дальше.
Радио затрещало от помех. В выдыхаемом воздухе. Главный конструктор встал рядом с Марсом и взял микрофон.
“Т плюс сто”, - сказал он. - Как ты себя чувствуешь?”
- Я прекрасно себя чувствую.- Голос из динамика был тихим и жестяным. “А как насчет тебя?”
По бункеру прокатился приглушенный смех.
Голос принадлежал Леониду, втиснутому в маленький глобус капсулы "Восток", расположенной на вершине Р-7. Это была первая шутка, которую главный конструктор запомнил на всю жизнь. По крайней мере, этот Леонид. Другой был обучен рассказывать анекдоты, быть нормальным. Больше, чем обычно. Он был воплощением социалистического идеала. Как будто идеал - это что-то, чему можно научить тебя. Иногда главный конструктор думал о них, о двух Леонидах, как об одном и том же человеке, но в этом-то все и дело.
Надя скользнула вокруг пульта к перископу. Она не прижалась к нему лицом, а отступила назад, разглядывая маленькое изображение ракеты с рыбьими глазами в объективе.Кстати, об идеалах, подумал главный конструктор. Сколько ей сейчас лет? Двадцать пять? Первоначальные космонавты, Авангардная пятерка, были все одного возраста, плюс-минус год. Надя была единственной среди них, кто добился изящества в спортивном костюме. Ее светлые волосы так прекрасны. Интересно, как выглядели волосы другой Нади в невесомости?