Неважно, что о судьбе думает человек; важно, как печётся о нём судьба. ПЕТЕРБУРГСКИЙ РОМАН. 37.

Глава 3.

Дом Раевского стоял у Адмиралтейства, образовы­вая одну из сторон излучины Гороховой. Принад­лежавшая Евгению Александровичу квартира хра­нила следы присутствия умершей пять лет назад тётки, и, похоже, Раевский не собирался что-то менять в этом странном интерьере – прихожую заполняло огромное, почти стёртое тряпкой для смахивания пыли зеркало в потрескавшейся деревянной раме; отовсюду стрекотали и щёлкали колёсики, колокольчики и пружины десятка настенных и напольных часов; в гостиной были развеша­ны поблекшие копии картин поздних фламандцев.

– Призраков не боитесь? – с улыбкой спросил Евге­ний Александрович, усаживая Бахметова в обитое плю­шем кресло с высокой спинкой. – Их здесь хватает – во дворе дома за пару ночей расстреляли тысяч двадцать злостных контрреволюционеров. Дворян-мироедов, офицериков с Георгиевскими крестами, приказчиков-иуд из скобяных лавок – по законам военного времени и революционного самосознания, под гребёнку и на скорую руку. Представляете, сколько на всю эту кучу покойников нужно было найти телег?

– Вас, видно, фантомы не беспокоят, – посмотрев в глаза Раевскому, сказал Бахметов.

– Конечно, нет, – засмеялся Раевский. – Они здесь вез­де; но ветерок от теней уже так слаб, что не трево­жит и эту облезлую кошку.

Старая чёрная кошка, лежавшая на подоконнике, от­крыла один глаз, посмотрела на Раевского и опять за­дремала.

– И где их нет? Может быть, в Германии, Франции или в штатах севера и юга? Налью вам абсента. Греки чего-то напутали с нектаром – вот это действительный напиток богов.

Бахметов пригубил жидкость из рюмки. Секунд на де­сять в комнате зависла тишина. По потолку, всколыхнув­шись, медленно поплыли сгустки теней.

– Не курите, Сергей? Может быть, напрасно. Человек не в состоянии по­стоянно карабкаться на вершины, и у него просто обяза­на быть возможность душевных обвалов. Курение – безо­биднейший из них. Смешно, конечно… Я тоже не курю. Опять хмуритесь, – засмеялся Раевский. – Ду­маю, в отношении меня у вас припрятана пара глубоко экзистен­циальных претензий. Верно?

– Да нет… – взялся за виски Бахметов. – Какие могут быть претензии? Вы гениально делаете деньги, в них не нуждаясь; кому-то бескорыстно помогаете, наверняка, не испытывая, потребности помогать. Всё у вас легко, всё горит в руках и уме. Вами нужно только восхищаться. Не сомневаюсь, что через двадцать лет вы будете стоять во главе высших структур государства.

– Вряд ли, – опять засмеялся Раевский. – Время пре­зидентов проходит – по крайней мере, у наших соседей – хотя они ещё и надувают щёки. Мир слишком усложнился, и много наросло такого, что в корне меняет ситуацию. Пора всё поставить с головы на ноги. С вами всё в порядке?

– Абсент… – пробормотал Бахметов, поёжив­шись в кресле; сердце его сильно колотилось. – Но во гла­ве чего-нибудь стоять, конечно, будете?

– Вы и сами знаете ответ – буду. У каждого есть своя идея или, если хотите, предназначение – дол­жен же кто-то брать на себя проклятие ответственности за всё, что происходит. Вот вы хотите его брать?

– Пока не знаю.

– Это и есть ваше предназначение; ну, по крайней мере, на эти дни. Никто не знает, что будет завтра, но, между нами, предположить можно.

– А кто будет вместо президентов?

– Мы. Мы с вами, – продолжал смеяться Раевский. – Хотите поучаствовать в историческом процессе? Ну, до­пустим, в качестве сценариста. Заманчиво? У вас мощный генотип в этом деле, так давайте и поучаствуем! Если серьёзно – я предлагаю вам возможность решить, чего вы хотите от этой жизни. Ну, посмотрите без пристрастий – идёт смена вех и всё это происходит в считанные месяцы и годы. Рушатся всякие границы – политические, моральные, – старики панически боятся энергий отвязных сопляков, генералами ста­новятся топ-менеджеры, а религией миллиарда оказался Интернет. Почему бы не оседлать эти процессы и не стать мозговым центром их разработок? И побоку все эти элитные клубы Парижа и прочих – там думают только о деньгах и нефти. Ну, Сергей? Вороватый Шульц простодушно приглашает во власть города и не по­нимает, что настоящая-то власть сейчас в умах и сердцах людей. Кто смог вместиться в ум и сердце миллиардов – тот и власть.

– Предложение заманчивое, – усмехнулся Бахметов, – но как туда вместиться?

– Тысяча и один способ, но не в этом суть дела. Сей­час слишком многие ловят рыбку в этой мутной воде. Важен другой вопрос – для чего? Как бы разрешили его вы?

– Для организации стада, я полагаю.

– Словечко «стадо» употреблено с иронией, но ответ ёмок и понятен. Я в вас не ошибся. Да, челове­чество, как и любой организм, на какой-то переходной стадии развития пошло вразнос, и процесс этот может затянуться – привычки целых народов резко поменялись, отчего самые слабонервные представители гомо сапиенс едва ли не сходят с ума. Все всем недовольны: арабы – евреями, интеллектуалы – лавочниками, негры – блед­нолицыми, женщины – … Ладно, женщины – это высшие существа, о них говорить нужно только с вос­торгом. Продолжать? В выигрыше остаются одни дети – те, что без ведома отцов утоляют интерес к жизни взрослых через DVD, гаш< > и услуги сверстниц-проституток. Не­плохо было бы во всём этом ценностном мусорнике навести жёсткий порядок, но стоит ли? Зачем новые крестовые походы? Джинна всё равно уже не загнать в бутылку, да и в чём смысл лишать человечество приви­легии на многомерность его бытия в пользу чуть ли не умозрительного желания навести порядок?! А мы с вами примирим всех со всеми, и пусть живут каж­дый в своём ареале тихо и почти счастливо, не возвышая голос на соседа и получая право не быть битым каким-нибудь буйным мотивационным оппонентом.

– То есть, права на жвачную жизнь?

– Расценивайте, как хотите, а вопрос не ко мне, – под­нял руки Раевский. – Всего лишь веление времени и имен­но сейчас – много людей развелось на Земле и почти всем подавай весь набор достижений цивилизации. Зачем ждать, когда рванёт мускульный заряд черно­кожей и очень голодной Африки, или фундаменталисты пойдут одним фронтом, или, в конце концов, выпьются и усохнут все жидкие ресурсы? Всё пойдёт прахом, все перегрызутся и будет упущен шанс навести обществен­ный порядок. У нас осталось несколько десятилетий, а на импортных президентов никакой надежды – они лишь раскатают дорожку мировому прави­тельству, или, другими словами, сверхкрупному капиталу; а как спасут мир капиталисты, догадывайтесь сами.

– Ну, и в чём же выход? – тихо спросил Бахметов.

– Начинаю чувствовать заинтересованность в деле, – рассмеялся Раевский. – Сказанное не стоит принимать близко к сердцу – это была проверка, а на Земле всё пока идёт своим чередом по логи­ке лет эдак триста-четыреста свершаемых событий. Одна паршивая овца Запада, как вы понимаете, перепортила почти всё мирно пасущееся стадо человечество. Это ведь ваше словечко? – опять рассмеялся Раевский, присталь­но вглядываясь в правый зрачок Бахметова. Сергей почувствовал пульсирование крови в висках. – Мы можем перехватить инициативу и навязать миру свои правила – всех объединяющие заповеди.

– Но что можно дать нового?!

– Всего лишь наизнанку вывернутое старое. Задача сочинения новой идеологии не стоит, да и нельзя уже сочинить что-нибудь свежее – кажется, перепробовали всё, да и идеи сейчас не в моде. Главное – эффективные способы банальной организации (тоже, кажется, ваше слово), а вовсе не неустанного управления, как полагают почти все власть имущие. Но поскольку без идей про­жить невозможно, возьмём на службу и их, выстроив, ко­нечно, всё в иерархической вертикали и даже объединив необъединимое.

– Но какая-то из идей должна быть на вершине? – спросил Бахметов, спешно пытаясь осмыслить суть вспыхнувшей перед ним догадки.

– Пока не более, чем конец войне. Пусть нынешние квази вылижут помойное ведро нарастающих в мире противо­речий, а мы закончим период катастроф. Разрешите пока не открывать секрет, чем будем умасливать смертных – это вопрос не сегодняшнего дня. Не желаете заклю­чить со мной стратегический союз, без всяких условностей и обязательств? Как знать, может, нам по пути? Нам понадобятся светлые головы – здесь, и везде. Согласны? Мы ведь с вами будущие род­ственники, и камни за пазухой друг на друга держать не стоит, верно? – Раевский, заложив руки за голову, от­кинулся на спинку кресла и без улыбки уставился взгля­дом в лицо Бахметова. – Слышал, у вас появились общие интересы с Шамилем, – продолжил, выдержав паузу, Ев­гений Александрович. – Ваше право, но не ваш уро­вень. Шамиль пригоден для дела, но себе на уме и из­лишне шустр во всём, что касается денег. Помните, что в любую секунду вы можете сказать ему, что работае­те на меня – он сразу и отстанет. Это будет что-то вро­де волшебного заклинания. А у вас, Сергей, есть время подумать о совсем нешутливом предложении стать, в учёте вашего образовательного профиля, одним из моих юристов – если, ко­нечно, нам окажется по пути. Впереди много творческой работы. Не спешите давать ответ, – привстал он из крес­ла, заметив, что Бахметов вдруг засобирался домой. – И з­найте – неважно, что о судьбе думает человек; важно, как печётся о нём судьба.

Продолжение - здесь.

ОГЛАВЛЕНИЕ.