У национализма есть перспективы в России. При определенных раскладах, вроде развала страны, который нынешним наци кажется катастрофичным, эта идеология имеет шансы и вовсе занять на сохранившихся клочках доминирующее положение. Не каждую ветвь национализма ожидает такая судьба. Скажем, традиционализм не вырвется за пределы путинской эпохи. Сейчас он нужен только самому себе, а потом, когда налетит ветер, будет мгновенно отброшен в пользу более перспективных движений.
Классический национализм, будем брать в чистом виде, идеология от и до политическая. До сих пор он ассоциируется с радикалом Беловым, провокатором Мальцевым или не совсем адекватным Квачковым. Лишь немногие националисты достигли каких-то заметных результатов: Демушкин возглавил село под Одинцово, а Холмогоров удачно пристроил свою публицистику на «Царьград». Навальный какое-то время был попутчиком, но переобулся после того, как пришел к мысли, что Москва склоняется к либеральной повестке.
Традиционализм тоже можно отнести к национализму, но это явление скорее культурное, ценностное, далекое от уличной и административной политики. Пытаются найти ответ на основной вопрос: «Что значит быть русским?» И вообще, в чем эта русскость заключается? Это направление привлекает творческих людей. Даже собственную научную базу потихоньку собирают, вроде исследования дионисийства.
Сперва за представительство в культурном поле национализма с ними пытались соперничать нацболы во главе с истеричным Лимоновым, но к концу нулевых от них практически ничего не осталось как от структуры, а сам Лимонов после захвата Крыма потерял modus operandi, постарел и перешел в ряды тихих, циничных лоялистов. Кого можно вспомнить из видных представителей традиционализма? Прежде всего, Южинский кружок: Мамлеев, Джемаль, Головин и Дугин. Дугин, кстати, последний, кто еще жив. От Дугина отпочковалась его женская ипостась Сперанская, пытающаяся потеснить Элиаде. Близка им позднеимперская версия Проханова. В горизонтальной плоскости сильнее всех отметился паблик «Подкорень». Ныне закрыт, но правопреемником с большой натяжкой может считаться паблик «Острог». Ну и много разрозненных групп от сотни участников до пары тысяч, сконцентрированных вокруг одного автора. Примерно такая диспозиция, если кратко.
Традиционализм эзотеричен по природе, изначально. К этому ведет уже сам набор основных тем. Традиционалисты объективно не могут принять организованное, церковное христианство. То ли оно слишком жидовствующее, то ли слишком скучное для рядовых послушников. Отдушиной для них стали старцы, юродивые и секты, например, хлысты весьма популярны. Церковные харизматы и маргиналы. На этой почве они кое-как с православием примирились.
Второй темой стали смерть, умирание. Они чувствуют тяготение ко всему хтоническому. Наверно, считают что это одна из основ самости глубинного русского народа. По крайней мере для тех представителей, которые остались гнить в депрессивных городишках и селах вместо того, чтобы сбежать в мегаполисы, ассоциирующиеся с вавилонской блудницей. Здесь же нашли подходящую почву различные мистики. Сатанисты, язычники, левосторонние маги — стандартный набор.
Далее идет русскость, размышления о которой неизменно приводят к путинско-сурковскому концепту «русского мира». Тут начинаются разброд и шатания. И хотя большинство традиционалистов считают, что Крым — наш, они же оказались разочарованы нерешительностью в реализации проектов ЛНР-ДНР, а потом и сворачиванием всей этой авантюры до состояния тлеющего и лишенного смысла конфликта. Будем считать, что традиционалисты все-таки относятся к путинскому режиму как минимум критично и с большим недоверием, в отличие от того же Проханова, увязшего в кремлевских ласках.
Идеологическая проблема русскости в том, что забрав себе великое прошлое предков, они обязаны как минимум продуцировать его в сравнимое по величию будущее. Подвиги обычных людей преподносятся как подвиги народа-нации, из чего легко можно причислить их к подвигам государства и правящих кругов. Разорвать эту сцепку они не способны, тем более, что подвиги подразумеваются военные, обычно выдернутые из страданий и свершений ВОВ, Ну, или чудачества юродивых. Спокойной жизни они никому не дадут.
Проблема традиционализма в том, что он пытается построить свою идеологию без основы, в вакууме. У нас не было Французской революции, когда все вдруг ощутили себя гражданами единой великой нации. Толком не было романтизма: что может один Лермонтов против всей немецкой школы? Немецким авторам, героизирующим Первую Мировую, мы в лучшем случае противопоставим декадентов Серебряного века. Модерн? У нас в принципе не было стадии модерна, а это на большом историческом отрезке последний шанс сформировать национальное сознание. Национализм возможен только при резком сломе деревенской жизни в пользу городской. Когда все устаканивается, национализм становится не нужен, как и какая-либо другая модерновая идеология. Наши крестьяне выбрали коммунизм, интернационализм, советскость, принадлежность к государству-империи, а не нации. Вдобавок апелляция к хтони и глубинному народу — это вообще донациональный уровень. Это время племен, родовых общин и других форм крестьянских хозяйств, являвшихся помехой для любых нерелигиозных вариантов навязанной идентичности. То есть, закопавшись так глубоко, традиционалисты все равно не могут найти истоки нации, а примыкать к огосударствленному, монотеистичному православию им не хочется. Попутно они стараются удержать одновременно национализм и имперскость, не обращая внимания, что первое исторически нередко возникало как антитеза второму. Национализм зародился как объединение ради борьбы с захватчиком и колонизатором.
Другая проблема в том, что традиционализм не может побороть в себе юродскую страсть к эпатажу. Которая вместо продуманного радикализма выглядит, как умение в любой ситуации найти грязную лужу и с брызгами в нее завалиться. Традиционализм маргинален, как маргинальны большинство его видных представителей. Дугин — посмешище, Сперанская — томное и стремное посмешище, других уже никто и не вспомнит. Стоит выйти из комнаты, из пузыря, как выяснится, что любимый русский народ этих людей либо не знает, либо знает не с лучшей стороны. И да, не надо перекидывать Витухновскую в либеральный лагерь, она там не нужна, ее никогда как свою не примут. Вы ее вырастили, воспитали — забирайте обратно. Тем более она тоже любит пофриковать, начиная с провокационных, но все равно близких традиционализму стихов, заканчивая эпопеей с выдвижением в президенты.
Что будет, если традиционалисты все-таки выйдут из облюбованных притонов к людям и вывалят на них свои взгляды? Кто должен стать ядром движения? Молодежь, пролетарии, государственники, верующие, силовики, матери-одиночки — кто? На тезис, пришедшийся по вкусу одной социальной группе, найдется восемь таких, от которых она отшатнется. Русскость русскостью, но русские слишком аморфны, чтобы попасть в одну ловушку всем разом, пока нет глобальных политических заявлений на уровне «землю — крестьянам», «фабрики — рабочим», «прощение кредитной задолженности — всем-всем-всем». Остается только и давить на фантомный патриотизм и ксенофобию, точно так же как поступает действующая власть, не нашедшая под ногами другой опоры. А зачем нам еще одни кремлины? Навальный хоть не скрывает что хочет действовать согласно девизу братьев Качиньских. А тут мазохистски извращенная маскировка неизменного желания пожрать из кормушки, да окунуться во власть, доходящая до наивного отрицания. Очень пятнадцатилетние отмазки.
Традиционалисты не готовы выйти за пределы культурного поля. У них нет нужного опыта, их игры в политику весьма диванны. Их юродство означает не сохранение идентичности, а превращение в политических клоунов, на манер «Коммунистов России». Стараниями госпропаганды общество боится даже здорового национализма. Представьте, как оно отнесется к больному.