Глава 3.
Улица дохнула утробным зноем застывшего в безветрии города, и мгновенно вспотевший Бахметов не мог сообразить – успела ли раскалиться потерявшая влагу мостовая или вскипала кровь в его ритмично пульсирующих жилках. Сердце стучало, как неугомонный метроном, а голова, час назад переполненная теснящими одна другую мыслями, вдруг в какую-то секунду в ощущениях стала безмятежно пустой и почти прозрачной. В небе растянулись облака, люди неспешно двигались по Английскому проспекту – но всё будто придвинулось к его лицу, заняв новую позицию смысла в стереоскопически объёмной панораме этого фрагмента вселенной. Боковым зрением Сергей выхватил фигурку стоявшей на углу дома пяти-шестилетней девочки с вытянутой вперёд рукой, и грудь его наполнилась необьяснимой радостью, что эта нищенка стояла в эту минуту именно на этом месте. Бахметов подошел к девочке и погладил её по голове – девочка с удивлением посмотрела на него и вдруг улыбнулась. Её грязное смуглое личико сияло несколько секунд, не больше – ровно до того момента, пока Бахметов не достал из кармана какую-то купюру. Девочка по-обезьяньи ловко схватила её и затолкала в огромную щель лопнувшей сандалии. Справившись с заботой, она потеряла к Бахметову интерес и демонстративно ощупала цепкими глазами всех направлявшихся в её сторону прохожих. Бахметов засмеялся и пошёл прочь – не особенно представляя, что же делать дальше, он для себя твёрдо решил, что прежде всего должен пристроить Пупсов.
У него появилась идея. Сергей махнул рукой старику, зевавшему в сильно помятом, почти развалившемся «Форде», и уже через какие-нибудь сорок минут был в конце Староневского. Когда Бахметов, раздав милостыню нищим, перешел мостик через Монастырку, десятком мелких колоколов ударила звонница. Навстречу потянулся выходящий из храма народ.
– Где я могу увидеть отца Иннокентия? – спросил Бахметов у женщины в плотно повязанном на лоб и щёки платке.
– Вам какого отца Иннокентия – настоятеля Благовещенской церкви или иерея Троицкого собора? – вытирая обильно льющийся из-под платка пот, строго спросила женщина и хмыкнула на замешательство незнакомца. – Тот, что моложе или седой старец?
– Моложе, моложе, – закивал Бахметов.
– Разминулись мы с тобой на службе, душа моя, ох, и разминулись, – юркнула к женщине откуда-то со стороны одетая во всё чёрное старушка; в руках она держала чёрный ящичек с прорезью. – Каждый день вспоминаю, как с тобой всенощную на Пасху выстояли вместе, и как я чувствовала тогда благодать. А сегодня встала с постели – настроение прямо пасхальное. И птицы выводят своё, и солнышко привет шлёт, а покой такой на сердце – песнь херувимов господних! Благослови на рублик-другой для ремонта притвора, всё на небеси зачтётся.
– Проходите в собор, – сказала Бахметову женщина, подавая деньги монашке. – Отец Иннокентий только что закончил службу – ещё успеете к причастию.
Бахметов поблагодарил за помощь и пошёл к собору. Внутри храма людей оставалось немного – готовясь к обряду венчания, церковный служка раскатывал ленту ковровой дорожки и короткими выражениями сгонял наступавших на её края зевак-иностранцев; несколько человек сопровождали новобрачных; десятка два мужчин и женщин выстроились у алтаря для получения просфорок и вина. Треск сгорающих свечей, теплом подёргивая туман паров лампадного масла, придавал фантасмагорический отсвет всей картине застывших предметов и скользящих мимо них людей. Бахметов как в полусне приблизился к алтарю.
Отец Иннокентий в надетой поверх светлых одежд золотистой епитрахили благословлял причащающихся крестным знамением, успевая сказать каждому несколько слов.
– Вы, как я понимаю, ко мне, – хитро усмехнулся он, увидев на опустевшей площадке Бахметова.
– Помолимся за здравие рабов Божиих Афанасия со сродниками, игумена Петра с духовными чадами, Владимира с братьями, узника Геннадия, Елизаветы и Николая с чадами… – перекрыл пространство высокого потолка собора сочный дрожащий бас где-то за спиной Бахметова.
– К вам, – смущённо повысил голос Сергей, не зная, как ему говорить со священником. Бас стих.
– Святой отец, не оставь души грешницы! – вдруг вскинула руки над головой стоявшая поодаль на коленях девушка с закатывающимися яблоками серых глаз; на губах её блуждала улыбка. – Страшно мне, батюшка, страшно. Сон один и тот же вижу. Один и тот же – каждую ночь. Царь убиенный Николай в стареньком свитере в гости ко мне приходит и ставит на пол табуретку и скамеечку – табуретку себе, а скамеечку – мне. Владыко земной, что это может значить?
– В храме нам поговорить не дадут, – сказал Бахметову отец Иннокентий, – подождите меня во внутреннем дворике. Я скоро выйду.
Продолжение - здесь.