Автор: Алексей Макабр
Больше всего из зимних месяцев я не люблю февраль. В декабре ты ждешь новый год, в январе полмесяца карнавалишь, а февраль что? Никакой радости, новогодние праздники прошли, на улице колотун и сугробы, а впереди не менее хмурый март, что поделать, это Россия, а не Лимпопо. Так еще и телки, считай, упаковались все в куртки с капюшонами, никакого тебе визуального удовольствия. И бомжи эти вечно здесь тусуются.
- О, Пушкин, ты что ли? А я тебя за бичару принял. Три года прошло, а ты все такой же.
Высокий человек в заношенном длинном пальто с сигаретой в зубах и дурацкими бакенбардами медленно повернулся вокруг оси, безразлично посмотрел на север и сказал:
- Здравствуй, Николай. Выпить хочешь?
Выпить я хотел. А на учебу не очень. С Пушкиным мы вместе учились в школе. Он всегда был парнем с придурью. Ходил в каких-то лохмотьях, писал какие-то стихи и кричал, что ему при жизни отольют памятник. Как-то раз по приколу мы ему отлили в рюкзак. Помню еще на выпускном он напился и припав на колено признавался в любви моей сестре Машке, она тогда с Тыквой мутила, а это уже не по понятиям. Тыква размотал его, и мы засунули поэта головой в помойку. После этого я Пушкина не видел. По району ходил слух, что он поступил на актера. Говорю же - лабух. Там ему и самое место, в технаре среди строгих пацанов он бы не выжил. Но выпить не зашквар, это всяко лучше матана, больше всего я не люблю математику и бухого батю.
В коридоре на четвертом этаже дома на старых грязных обоях у Пушкина висели косые портреты каких-то писателей и поэтов. На полу валялся мусор, рваные газеты и целофан. Древняя советская мебель и выцветший линолеум жаловались на тяжелую жизнь. Поэт жил как чушка. Пахло кошачьим туалетом, и я стал опасаться как бы из-под стола не вылез обоссаный бомж. На кухне светило старое бра.
Бывший одноклассник достал бутылку водки, банку соленых огурцов и два граненых стакана.
- Ну, Николай, за встречу! Знаешь, а ведь глупо получилось тогда с Машкой. Она казалась такой неземной, необыкновенной, будто в пасмурную погоду вдруг разверзлись небеса, явилось чудо, и я был потрясен, не находил себе места, в отчаянии писал стихи, и крики в строчки выгранивал, как сумасшедший ювелир...
Пушкин запнулся и достал головой светильник.
- Ну, по второй! Редкой красоты женщина.
- Так она сейчас замужем за Тыквой, второго ждут.
- А ты думаешь, я тогда испугался? Ложь! Это ложь, что в театре нету лож. Ты живешь в плену иллюзий, впрочем, как и я, как и мы все. Древние говорили, что земля держится на трех китах или на четырех слонах - ложь! Земля держится на сотне противоречий, где люди - совокупности изъянов. А сама земля мертва, мы все только черви на ее поганом трупе и только жрем ее потроха, усваиваем лишь трупный яд. Мы от рождения сплошное гнилье. Ты всегда думал, что я книжный червь, а я не книжный, я трупный.
Мы выпили еще по одной и закурили. После слов про червей я понял, что Пушкин окончательно и бесповоротно сбрендил.
- Ты знаешь, что я играю в театре? Тебе обязательно нужно прийти посмотреть на это торжество вранья и завуалированной бездарности. Все как в жизни. Весь мир - театр! Помнишь Буратино, историю о парне, который хотел стать человеком, но был подвластен порокам: Дуремар - уныние, Тарабарский король - гордыня, Лиса Алиса - ложь, Кот Базилио - зависть. А всем этим театром правил дьявол - кукловод Карабас-Барабас, воплощение жадности. Вот так и мы, хотим быть людьми, но нас обуревают лень и пороки, смертные грехи, в итоге живем мы в стране дураков и обмана. Вот смотри!
Пушкин достал из кармана темный металлический предмет и положил передо мной. Это был пистолет системы наган. Его я узнал сразу.
- Че, настоящий что ли?
- Да нет же, говорю - все обман. Бутафория. Театральный реквизит.
Я покрутил пистолет в руках, выглядело очень натурально. Выпили еще. Пушкин встал, прошелся по кухне и уткнулся лицом в паутину.
- У меня есть некая теория. Мы все - ненастоящие. Мы лишь тени - обратная сторона луны, мы не можем видеть свет. Мы живем в сумрачном мире, понимаешь? Это как у Платона, миф о пещере, мы видим только тени, нам не дано понять истинную суть вещей, потому что мы не можем обернуться к свету. Но это лишь только половина правды или лжи, как тебе будет угодно. Сакральная тайна заключается в том, что и мы сами не люди, мы всего лишь тени, отброшенные людьми, мы - павшие. И чем сильнее свет, тем темнее наша сущность, понимаешь?
Он сел на стул и многозначительно посмотрел мне в глаза.
- Слушай, Пушкин, что за дичь ты мне втираешь? Какой нахрен Платон, какие тени?
- Театр теней. Мы не играем свои роли, у нас нет выбора. Мы просто пятна тьмы на белом экране. Абсолютный, тотальный фатализм, черт его дери!
Он опрокинул еще один стакан, поморщился, лихо закусил огурцом и закурил.
- Ты знаешь, что первый ребенок от меня?
- Что?
Я был уже изрядно пьян, и после всей этой заумной болтовни смысл его вопроса до меня дошел не сразу.
- Пушкин, ты оху...
Только сейчас я заметил, что он сидит не шевелясь, как чертов памятник, держа наган в руке, направив дуло прямо на меня. На белой стене оскалилась черная тень.
- Везде обман и ложь. Как думаешь, пистолет - подделка, или я обманул, сказав, что бутафория?
Я непроизвольно отодвинулся на стуле назад. Как раз за мной находилась дверь из кухни.
- Не выходи из комнаты, не совершай ошибку. Знаешь, как там дальше? Зачем тебе солнце... Ты сраная тень, сидеть!
Он смотрел на меня совершенно безумными глазами. Я протрезвел.
- Ты правда думал, что Тыква, этот безмозглый джек-фонарь, смог бы на равных соперничать со мной за сердце Марии? Ты глуп! Со мной соперничать может только хворь и смерть. Я был приговорен, друг мой. Я очень и очень болен. Я на коленях умолял Машу бросить меня когда заявились вы, тупое быдло. Все вы стадо, стадо, стадо...
Внезапно Пушкин затих и как будто стал прислушиваться.
- Ты слышишь? Вот оно... Слышишь? Трубит... Трубит погибельный рог. Как же быть? Как же быть теперь нам?
Он заметался по кухне из угла в угол. Обозленная тень кривлялась и в причудливой форме пыталась повторять его дикие движения. Внезапно он остановился напротив зеркала, взглядом прилип к отражению и прошептал
- Черный человек...
Направил пистолет себе в сердце и выстрелил.
Громкий хлопок разбился о стены, коротко повторился в углах и стих. Слегка подергиваясь, Пушкин корчился в луже собственной крови. Мне показалось, что комната завалилась на бок, тени ожили и накинулись на меня всем скопом. Я побежал. Выскочил из квартиры, и, миновав два лестничных пролета, услышал крики: "Это бра, стой, это бра!" Потом споткнулся, кубарем полетел по ступенькам, разбил окно и вылетел во тьму.
От травм и увечий меня спас снежный сугроб, приняв в свои мягкие объятия.
Пушкин тоже выжил. Точнее, он и не собирался умирать, все это был спланированный розыгрыш для его канала на ютубе. Блогер хренов, гад.
Но полетел я зачетно. Пушкин-то сам обосрался, верещал там: "Это пранк, стой, это пранк". Уже сто тысяч просмотров за два дня. Театр теней, мать его.
Источник: http://litclubbs.ru/writers/764-teatr-tenei.html
Ставьте пальцы вверх, делитесь ссылкой с друзьями, а также не забудьте подписаться. Это очень важно для канала