10.
- Нина Степановна, я хочу поговорить о Вашей внучке, - произнесла классная руководительница, впрочем, достаточно доброжелательно.
Нина Степановна обреченно обвела школьный кабинет взглядом. Ее внучка настоящая тупица: ничего не смыслит в математике. Уж как она каждый вечер не мурыжит Вику цифрами и формулами, уж сколько не занимается с ней, к каким репетиторам только не водит, а ничего путнего девочка в своем дневнике домой не приносит: только «двойки» и «тройки». По «русскому языку» не лучше.
Учителя жалуются, что Вика все время на уроках витает в облаках и не слушает рассказываемого материала. Во взгляде ее отрешенность и полная скука, как будто доска, парты и ребята существуют в какой-то параллельной от нее реальности.
Со сверстниками она практически не общается: те заигрывают или хихикают над ней, а она смотрит сквозь них, ни разу не засмеется над их шутками и дальше углубляется в мечтах в неведомую известную только ей даль. Бабушка хмыкнула и замолчала, она то знает, какие люди привлекают ее внучку. Да она без ума от пьяницы-соседа, который ей всякие байки рассказывает про свою несчастную долю и о том, как жизнь не справедлива. Вика, соседи говорят, даже прибирается у него, а у себя дома ведь палец о палец не ударит. И мать и Нина Степановна не раз разговаривали с ней на тему, что любить надо только достойных, достойные – это успешные. За ними надо и тянуться. И прибираться не у чужих людей, а у себя.
- Да нет же, я не влюблена в него, - улыбалась на такие слова Вика. – Он же старый. Ему пятьдесят, а мне десять. Но он такой несчастный: его жена бросила, сын утонул. Он совсем один. У нас дома есть кому прибираться – это мама. А у него никого нет. Только я.
- Сын утонул, говоришь. Между прочем твой дед тоже утонул, но я не запила тогда. Никто из людей даже не увидел моего горя. Жаловаться и пить – это удел слабых, запомни.
Я понимал о чем думает Нина Степановна, и мне очень хотелось заступиться за Вику, рассказать, что на ребенке лежит особенная миссия… Но… Но пожилая женщина все равно бы меня не услышала и не увидела, как я перед ней распинаюсь. Зато Чертяга хохотал.
- Да замолчи ты, - буркнул я, глядя на него.- Ты же для нее хороший, помнишь, она так говорила, когда видела нас.
Чертяга затрясся от смеха еще больше, то и дело жестами передразнивая меня и рожицами показывая как поражается моей наивности.
Но на помощь мне пришла та, от которой меньше всего ожидал. Классная руководительница.
- Нина Степановна, Вы не бойтесь. Не ругать я Вику буду. Хвалить. Знаете, я даже и не подозревала… Она ведь у меня за ИЗО с троек не вылазит. А вчера я случайно увидела ее рисунок – не такой, который в школе для формальности. Оказывается, все чему я учу ее, она давно переросла. Вы видели – как она рисует?! – учительница показала пару рисунков Вики, сделанной позади тетради по математике ручкой. – У нее же такой талант! Она настоящий самородок! Удивительно, почему она его не демонстрирует, рисует себе тихонечко и ни гу-гу. Теперь я понимаю, чем она на уроках занимается.
- Рисует, значит! Вот она дома получит! – завелась бабушка.
- Да что Вы, Нина Степановна. Да я не к тому, чтобы Вы ее ругали. Девочке развиваться надо. Она далеко пойдет...
- Далеко пойдет? – взорвалась бабушка. – С каляками-маляками?! Да кому это надо?! Сейчас экономист, юрист – денежная профессия. А эти бумагомараки как прозябали в нищете, так и будут прозябать.
-Да-да! – потешался Чертяга.
Я не мог это слушать. Мне было очень жаль Вику, неожиданно понятую учительницей, но так и не понятую самыми близкими ей людьми. Они настойчиво игнорировали ее таланты, акцентируя внимание только на изъянах девочки, пытаясь перекроить на свой лад, как если бы это было вышедшее из моды платье. А ведь добрее, отзывчевее Вики я на свете ребенка не видал. Конечно, доброта ее была избирательна: она никогда не помогала сверстникам. Но ее очень трогали старушки и спивающиеся люди (последнему я всегда удивлялся). Старушкам, как полагалось когда-то в советские годы, она помогала перейти дорогу и всегда уступала место. А вот, упавшего пьяного человека, которому грозило замерзнуть на улице, она всегда поднимала и Бог знает какими силами, таящимися в ее худеньком маленьком тельце, доводила до дому и вручала семье со словами: "Не ругайте его, он такой несчастный». А еще она очень любила животных и втайне от родителей таскала бездомным кошкам и собакам свои школьные обеды и запакованные утром матерью для перекусов на перемене бутерброды. При этом к домашним, «счастливым», как она говорила, животным не подходила и не гладила.
Почему-то ее всегда привлекали только обездоленные и беспомощные. Почему? – я не мог этого объяснить. И она вряд ли сама понимала свои порывы. Но порой бывала и очень жестокой. Собаку, которая загнала котенка на дерево, она бескомпромиссно ударила кирпичом по голове, лишив животное, которое просто повиновалось инстинкту, сознания. Хозяйка собаки устроила скандал, и Вика удирала от нее, как говорится, сломя голову. Но в мыслях у школьницы не было сожаления, по ее логике она спасла несчастного от итак счастливого.
11.
Вике, конечно, снова попало от родных, едва она небрежно скинула свой ранец в коридоре квартиры.
- На уроках надо учиться, а не фигней страдать, - произнесла мама, когда очередная порция ударов ремнем пришлась на худенькую попку Вики. - Еще раз увижу, что рисуешь, я тебя в детдом сдам!
Вика выдержала удары стойко, не пролив ни слезинки: ребенок давно усвоил, что слезы - это самая бесполезная на свете вещь. Бабушка всегда говорит: слезы - удел слабых, если плачешь - тебя будут жалеть, если жалеют, то ты жалкий, а жалким быть плохо. Поэтому после наказания, школьница по обычаю безразлично посмотрела на маму и бабушку и поковыляла, потирая горящий зад, в свою комнату, где упала животом на кровать и стала обдумывать как ей нарисовать только что случившуюся сцену. Она еще малышкой осознала важную для себя вещь: если реальность к тебе сурова и вызывает какой-либо дискомфорт, то нужно абстрагироваться от нее. Например, когда тебя бьют, думать о чем-то интересном, тогда не так больно. Только вот думать о своем привыкаешь, и при малейших неприятностях уходишь в себя, от этого моментально становишься рассеянной, вместо сахара можешь насыпать в чай соль. Бабушка от этого очень сердится и называет бестолочью, сокрушаясь:
- Не ребенок, а наказание какое-то! Чем я такое заслужила?!
(продолжение следует)