- Ты знаком с творчеством Марины Цветаевой?
- Ну…
- И?
- Жила такая буржуазная дамочка, которая в острый переломный период в истории страны писала стихи о любви, а это никому не было нужно...
- Но а вообще, что ты думаешь о Марине?..
- На половину феминистка, на половину нимфоманка…
(из разговора с одним литератором)
Да, очень немногие сейчас говорили бы о Константине Родзевиче - о юристе по образованию и сыне высокопоставленого военнослужащего имперской армии России, если бы однажды в Чехии он не встретил бы Марину Цветаеву. Как известно, эта встреча откликнулась, выплеснулась в таких шедеврах любовной лирики 20 века, как «Поэма горы», «Поэма конца», «Попытка ревности»…
ПРОЛОГ
С этой красивой историей знаком любой, хоть сколько-то увлекающийся творчеством Марины Цветаевой.
...Они встретились на берегу моря. Ей было восемнадцать, ему семнадцать лет. Ее звали Марина. Его – Сережа... В глазах девушки эта встреча у моря, лижущего песок, была и романтична и судьбоносна: совсем недавно она загадала, что тот, кто подарит ей любимый камень станет ее мужем. Как об этом узнал Сергей Эфрон - почувствовал, или отдался спонтанному импульсу первой встречи? Не сводя глаз с девушки, он поднял с песка камень и протянул ей! Ее любимый камень. Позже Цветаева признавалась, что при той встрече она не могла оторвать глаз от будущего жениха - Сергея, настолько он показался ей красивым. Словом, любовь с первого взгляда: взаимная, мгновенная, быстро переросшая в мысли о браке.
Однако выяснилось, что есть препятствие – отец Марины.
К слову сказать, человек непростой: российский ученый-историк, археолог, филолог, искусствовед, член-корреспондент Петербургской Академии наук, имеющий чин тайного советника , создатель и директор Музея изящных искусств (ныне знаменитый ГОСУДАРСТВЕННЫЙ МУЗЕЙ ИЗОБРАЗИТЕЛЬНЫХ ИСКУССТВ имени А.С. Пушкина)
Нет, нет, еще раз нет, считал он, из Сережи не получится хорошего мужа! Уж слишком он витает в облаках, слишком беспомощный, слабовольный… Однако Марина Цветаева редко кого-либо слушала.
«Если бы Вы знали, какой это пламенный, великодушный, глубокий юноша! – писала она в письме к известному критику и философу В.В. Розанову. – Мы никогда не расстанемся. Наша встреча – чудо!».
Писала я на аспидной доске,
И на листочках вееров поблёклых,
И на речном, и на морском песке,
Коньками пo льду и кольцом на стеклах, -
И на стволах, которым сотни зим,
И, наконец — чтоб было всем известно! -
Что ты любим! любим! любим! — любим! -
Расписывалась — радугой небесной.
Свадьба состоялась. На чем почему-то сказка и закончилась: жили они не долго, не счастливо, правда умерли... в один год. Но до этого пока далеко.
Отец в чем-то оказался прав. Восторги первой близости миновали, порывы влюбленности прошли, и взгляд Марины обратился к другим. А Сергей - поступает так, как всегда будет поступать в подобных случаях - самоустраняется. Он принимает решение и уйти на войну белогвардейцем. Оценившая его мужество Цветаева тут же снова активно обращается к нему в поэзии, представляя его героем, образцом для подражания.
- Где лебеди? — А лебеди ушли.
- А вороны? — А вороны — остались.
- Куда ушли? — Куда и журавли.
- Зачем ушли? — Чтоб крылья не достались.
- А папа где? — Спи, спи, за нами Сон,
Сон на степном коне сейчас приедет.
- Куда возьмет? — На лебединый Дон.
Там у меня — ты знаешь? — белый лебедь…
Ее мысли действительно поглощены мужем: "Если Бог сделает это чудо, оставит Вас в живых, я буду ходить за Вами, как собака..."
Бог сделал чудо и оставил Эфрона в живых, он благополучно эмигрировал в Европу. Через какое-то время Марина последовала за ним, последовала с разбитым сердцем, ведь там в Москве она успела познать многое: нищету, смерть дочери и - очередные неудачные влюбленности. Она ехала в Европу практически налегке и везла мужу нечто очень важное - свое сердце. Не довезла. По дороге влюбилась. Потом еще раз влюбилась. И лишь после этого она встретилась с Сергеем, который, кажется был единственный человек в ее жизни, кто понял и принял ее такой какая она есть.
«Марина – человек страстей. Отдаваться с головой своему урагану для неё стало необходимостью, воздухом её жизни. Кто является возбудителем этого урагана сейчас – не важно… Всё строится на самообмане… Громадная печь, для разогревания которой необходимы дрова, дрова и дрова. Ненужная зола выбрасывается, а качество дров не столь важно… Нечего говорить, что я на растопку не гожусь уже давно…»
- пишет он их общему другу. Ему-то ли не понимать, что очередная любовь навеки Марины – это лишь ее выдумка, игра которую она принимает за жизнь, а те другие – просто временные увлечения, которые на их – Марины и Сергея – обоюдную привязанность и трепетные отношения мужа и жены не повлияет никогда. Эта самонадеянность и помешала ему вовремя разглядеть главного соперника в своей жизни.
АРЛЕКИН
Из письма Сергея Эфрона:
"Когда я приехал встретить М<арину> в Берлин, уже тогда почувствовал сразу, что М<арине> я дать ничего не могу. Несколько дней до моего прибытия печь была растоплена не мной. На недолгое время. И потом все закрутилось снова и снова. Последний этап — для меня и для нее самый тяжкий — встреча с моим другом по К<онстантино>полю и Праге, с человеком ей совершенно далеким, к<отор>ый долго ею был встречаем с насмешкой. Мой недельный отъезд послужил внешней причиной для начала нового урагана. Узнал я случайно. Хотя об этом были осведомлены ею в письмах ее друзья. Нужно было каким-либо образом покончить с совместной нелепой жизнью, напитанной ложью, неумелой конспирацией и пр<очими>, и пр<очими> ядами".
Константин Родзевич был близким другом Сергея. Красноармеец! Но так ли важны политические взгляды и убеждения, когда дело касается настоящей дружбы. Константин был вхож в дом Цветаевой и Эфрона. Сергей и помыслить не мог о нем как сопернике. Ну да, Родзевич - неисправимый бабник, постоянно имеющий новые увлечения (за что Сергей даже прозвал его «маленький Казанова»), но он настолько далек от внематериальных исканий Марины, как пустыня от океана.
Сергей был настолько уверен в них обоих, что даже просил его встречать Марину, когда не мог сам, всегда поощрял их совместные прогулки. пРи этом прозрел слишком поздно. Родзевич оказался сильной личностью, действительно привлекшей поэтессу. А Сергей недоумевал, что она нашла в Радзевиче?
Это знала одна Марина:
«...Арлекин! — Так я Вас окликаю. Первый Арлекин за жизнь, в которой не счесть — Пьеро! Я в первый раз люблю счастливого, и может быть в первый раз ищу счастья, а не потери, хочу взять, а не дать, быть, а не пропасть! Я в Вас чувствую силу, этого со мной никогда не было».
«Милый друг. Вы вернули меня к жизни, в которой я столько раз пыталась и все-таки ни часу не сумела жить… Вы поверили в меня, Вы сказали: «Вы всё можете», и я, наверное, всё могу. Вместо того, чтобы восхищаться моими земными недугами, Вы, отдавая полную дань иному во мне, сказали: «Ты еще живешь. Так нельзя», — и так действительно нельзя, потому что мое пресловутое «неумение жить» для меня — страдание»
«Вы—мое спасение и от смерти и от жизни, Вы—Жизнь (Господи, прости меня за это счастье!)»
«Я тебе буду верна. Потому что я никого другого не хочу, не могу (не захочу, не смогу). Потому что то мне даешь, что ты мне дал, мне никто не дает, а меньшего я не хочу. Потому что ты один такой».
Все было очень просто. Радзевич, далекий от детальных поисков смысла жизни, духовных исканий и поэтических прозрений, увидел в Марине прежде всего женщину. Женщину! Увлечение действительно было обоюдным.
И вот уже пишется «Поэма Горы», где в аллегорической форме поэтесса воспевает их - очень сильную - любовь.
«Не обман — страсть, и не вымысел,
И не лжет,— только не дли!
О, когда бы в сей мир явились мы
Простолю’динами любви!
Но вскоре в поэме начинают звучать совсем другие интонации:
«Но семьи тихие милости,
Но птенцов лепет — увы!
Оттого что в сей мир явились мы –
Небожителями любви!»
Оба знают, что никогда – никогда в сущности - их страсть не увенчается браком. И обоих все устраивает. Устраивает!? Обоих"? Вот только этот роман не прямая линия, а две стороны треугольника. Есть еще третий угол - Сергей Эфрон. Он впервые в жизни ставит перед Мариной ультиматум: я или он.
Из письма Сергея:
"Две недели она была в безумии. Рвалась от одного к другому. (На это время она переехала к знакомым). Не спала ночей, похудела, впервые я видел ее в таком отчаянии. И наконец объявила мне, что уйти от меня не может, ибо сознание, что я где-то нахожусь в одиночестве не даст ей ни минуты не только счастья, но просто покоя. (Увы, — я знал, что это так и будет). Быть твердым здесь — я мог бы, если бы М<арина> попадала к человеку к<отор>ому я верил. Я же знал, что другой (маленький Казанова) через неделю М<арину> бросит, а при Маринином состоянии это было бы равносильно смерти".
Итак, Марина выбрала Сергея. Выбрала? По крайней мере она всегда именно так объясняла разрыв с Радзевичем. Последний объяснял разрыв с Цветаевой несколько иначе: «Мы расстались исключительно по моей слабости». В «Поэме конца», где описана последняя встреча героини с возлюбленным, звучит другая интонация: да, она первая произнесла слова об расставании, но в целом просто опередила его. Возможно, в ту последнюю встречу она иносказательно спросила его о гарантии? Которую не получила.
Придя домой написала в дневнике, что жизнь ее кончена.
Ты, меня любивший фальшью
Истины - и правдой лжи,
Ты, меня любивший - дальше
Некуда! - За рубежи!
Ты, меня любивший дольше
Времени. - Десницы взмах!
Ты меня не любишь больше:
Истина в пяти словах.
Из письма Сергея Эфрона:
"М<арина> рвется к смерти. Земля давно ушла из-под ее ног. Она об этом говорит непрерывно. Да если бы и не говорила, для меня это было бы очевидным. Она вернулась. Все ее мысли с другим. Отсутствие другого подогревает ее чувство. Я знаю — она уверена, что лишилась своего счастья. Конечно, до очередной скорой встречи. Сейчас живет стихами к нему. По отношению ко мне слепость абсолютная. Невозможность подойти, очень часто раздражение, почти злоба. Я одновременно и спасательный круг и жернов на шее. Освободить ее от жернова нельзя не вырвав последней соломинки, за которую она держится".
Все последующие дни Цветаеву спасает только творчество. Оно позволяет ей вновь и вновь переживать ту последнюю встречу. Она пишет «Поэму конца», пишет кровавыми слезами, вспоротой грудью. Это реквием по любви, которую она вырывает из себя с мясом. Не зря в конце плачут оба героя: сначала она, потом слезы катятся из его глаз.
Конец чешского романа напоминает дешевую мелодраму. Родзевич спустя время женится на дочери известного философа Марии Булгаковой. А у Цветаевой рождается сын. Сергей принимает мальчика как своего
… Спустя годы Марина Цветаева призналась дочери, что Родзевич был самой большое ее любовью.
ПОСЛЕ
Отношения Цветаевой и Эфрона было уже не спасти, хотя они до конца дней оставались супругами.
Время поменяло политические убеждения Сергея – некогда белогвардеец он стал тайным агентом Советского Союза. Однажды прошел слух о том, что он замешан в убийстве. Эфрону пришлось бежать из Франции, впрочем, он давно уже рвался в Советский союз. Вот только Марина не хотела. Она не поддавалась радужным настроениям мужа и была настроена пессимистически. Но Сергей все-таки уехал в Советскую Россию. Жена отправилась вслед. Что было дальше – известно. Сергей был арестован. Его пытали и требовали чтобы он свидетельствовал против других, в том числе и против Марины. Он этого не сделал. И был расстрелян. А доведенная до отчаяния и нищеты Цветаева 31 августа 1941 года затянула на своей шее роковой узел. Ее нашли болтающейся в петле.
Ни Сергей, ни Марина не дожили до момента ее славы. Началась мода на ее стихи: они декламировались, учились наизусть, гениальность поэтессы уже не обсуждалась. И тогда появился и интерес к тем, кто знал ее лично, кто стал вдохновителем ее шедевров. В том числе и к Константину Родзевичу. За прошедшие годы в его жизни многое поменялось: он развелся, участвовал в войне, занялся живописью и скульптурой. И на все вопросы любопытствующих о его отношениях с Цветаевой отвечал молчанием, отказывался что-либо комментировать. Даже дочь Марины – Ариадна Эфрон – как-то заметила: «Не ожидала от него такой порядочности».
И все же однажды он согласился дать интервью. Он много и хорошо говорил о бывшей любовнице, подчеркивая почтительность и уважение. Говорил и о том, что не мог тогда дать того, в чем она тогда нуждалась - полностью избавить ее от быта. Не легко было соответствовать Великой Марине!
«Именно по моей слабости наша любовь не удалась. У меня, стоящего на бездорожье, не было возможности дать ей то, что она ждала. Она меня тащила на высоты, для меня недосягаемые. Мне было тяжело быть ненастоящим… Марина дала мне большой аванс. Все это выкристаллизовалось теперь. Сейчас я люблю ее глубже и больше».
Практически до конца дней он рисовал ее портреты и вырезал ее скульптуры. И именно благодаря ему дошли до нас письма, которые не смотря на ее просьбы он не сжег.
«Воскресение, нет — уже понедельник! — 3-ий час утра.
Милый, ты сейчас идешь по большой дороге, один, под луной. Теперь ты понимаешь, почему я тебя остановила на: любовь — Бог. Ведь это же, точно этими же словами, я тебе писала вчера ночью, перечти первую страницу письма.
Я тебя люблю.
Друг, не верь ни одному моему слову насчет других. Это — последнее отчаяние во мне говорит.
Я не могу тебя с другой, ты мне весь дорог, твои губы и руки так же, как твоя душа. О, ничему в тебе я не отдаю предпочтения: твоя усмешка, и твоя мысль, и твоя ласка — всё это едино и неделимо, и не дели. Не отдавай меня (себя) зря. Будь мой.
Беру твою черную голову в две руки. Мои глаза, мои ресницы, мои губы (о, помню! Начало улыбки! Губы чуть раздвинутся над блеском зубов: сейчас улыбнетесь: улыбаетесь!)
Друг, помни меня.
Я не хочу воспоминаний, не хочу памяти, вспоминать то же, что забывать, руку свою не помнят, она есть. Будь! Не отдавай меня без боя! Не отдавай меня нoчи, фонарям, мостам, прохожим, всему, всем. Я тебе буду верна. Потому что я никого другого не хочу, не могу (не захочу, не смогу). Потому что тo мне даешь, что ты мне дал, мне никто не дает, а меньшего я не хочу. Потому что ты один такой.»