Даже не уверен, что за связь между сыном и матерью отвечает именно оно - шестое чувство, но какое-то должно отвечать, пусть будет это. Прилежно слушая, и даже иногда конспектируя, лекции Татьяны Черниговской я всё пытался понять, на каком уровне осуществляется эта странная связь, но истина ускользала от меня, поэтому я сдался, и просто принял это как данность. Тут вы вправе возвысить голос праведного возмущения и строго спросить с автора: - На кой нам все эти ваши (а у кого наглости хватит, тот и тыкнет, ежели чего не покрепче помянет) рассуждения? Мы тут за хайпом пришли, нам острого подавай, развлечений требуют наши сердца, а тут про связь сына и матери. Да не скандальную, а ментальную, это вообще возмутительно, мы и слов-то таких не ведаем.
А и правда, ну на кой это всем нам надо? Хотя...
Мне лично надо. Друзьям моим надо. Адекватным людям всея Руси надобно. А посему возгласы недовольных пусть пребывают в полнейшем нашем пренебрежении.
Давно живу, потому и не помню первый раз, когда мама безошибочно определила и моё настроение, и направление моих мыслей, однако хорошо помню, что во время моих частых отлучек со двора в нежном возрасте, она как никто другой могла угадать, в каком направлении меня следует искать. Я подрос, связь крепла, мне не приходилось изливать перед ней свои проблемы (ну какие проблемы в 15?), она двумя-тремя ремарками помогала мне посмотреть в верную сторону, при этом не было ощущения унизительной просьбы о помощи (дети такие дебилы, что помощь воспринимают как нечто унизительное).
Армия и письма. Меня воспитывали настоящие мужчины, чем я горд и не считаю по этому поводу оправдываться за маскулинность, потому что мужчина должен быть сильным, а если надо то и грубым. Так вот, следуя полученным урокам от отца и деда, я никогда ранее, да и теперь тоже, не покажу ближнему слабость, неуверенность, боль. И в своих армейских письмах домой я писал только о хорошем, благо даже придумывать особо не было нужды, и совершенно игнорировал тот негатив, без которого в армии тоже никуда не деться. Но мама всё чувствовала, и писала мне о своих опасениях. Мне стоило больших усилий в своих письмах её разубеждать, да так это у меня хорошо получалось, что все армейские неурядицы сами собой разруливались, трудности становились буднями, а проблемы со старослужащими переставали быть проблемами.
Жизнь меня побросала по адресам, поэтому мы обменялись с мамой многими десятками писем, плотная связка их и сейчас лежит в папке с документами и моими детскими стихами, которые мама сохранила для меня (кому они ещё-то нужны?). Сколько бы вёрст не разделяло нас, сколько бы часовых поясов не лежало между нами, сердце матери всегда чувствовало, какие тревоги беспокоят меня. О, я врал. Должен вам признаться. Я как мог (не повторяйте моих неблаговидностей) берёг маму от моей странной правды. Я даже достиг в этом известных успехов, поэтому так легко распознаю ложь сам. Но всё равно, какие бы витиеватые ходы я не придумывал, она безошибочно чувствовала меня.
Не знаю, шестое ли это чувство или у этого явления какое-то иное название, но оно работает. И сейчас, будучи уже вполне взрослым мужиком, до автоматизма выработавшим рефлекс "позитивного человека", я чувствую, как в глубине её прекрасных глаз каждый раз загорается огонёк "негонимнесынок", стоит мне только попробовать не быть с ней искренним.