«Научи нас так счислять дни наши. Чтобы нам приобресть сердце мудрое» ( Пс. 89. ст.12.)
(Записки седого Бобра)
Бобриков Игорь Борисович.
БАНЯ.
Детали из которых десантников делали...
Октябрь 1960 года в наших местах, был тихий и теплый. Лист давно опал, но заморозки не наступали, дождей не было, а росы выпадали обильные и травы валились от тяжести воды. Грибов не было. Птица, покидая родные края, тучилась на ильменях, где корма было довольно. Никто их не пугал, только если приезжий, жадный до легкого успеха, садил из двустволки. Местные такой дури не допускали. Били пулькой, чтобы подранков не было. Урожай убран. Рыбы заготовлено. Дела года управлены.
Можно гулять свадьбы или идти в армию.
Иду в армию.
Приехал я в Грозный, во второй половине мая. Думал пройти пешком до Шалей по старой телеграфной линии, чтобы найти метки моего деда на одном из столбов. Он мне рассказывал, что столбы там из железного дерева и пришлось целый день мучиться ему для увековечивания себя, вырезая инициалы «П. Б.». Долго шел я по полям, перелескам. Перелазил через заросли и овраги. Оглядывал со всех сторон каждый столб. Было уже жарко, хотелось эту затею бросить, но, вероятно, врожденное чувство доделывать все до конца, тащило меня дальше. Недалеко от какого-то поселка, разбросанного по склону горушки, лихо подлетели верхами трое мужей, окружили, завертели карусель и грозно испросили, почто это брожу странным образом по полям и щупаю каждый столб.
- Что нада здэсь?
- Да ничего мне здэсь не нада. Просто мой дед, Петр Федорович, был главным лесничим в этих местах, ставил эти столбы. На одном вырезал свои инициалы. Вот их и ищу.
- Когда это было? Какой был твой дед? Зачем тебе поля топтать? Ходи домой.
- Дед мой был росту два восемь, служил здесь до революции, поля не топчу, деда весьма почитаю! Вот из-за этого почтения и пру сквозь заросли и овраги, пощупать и погладить вырезанные буквы, да потом дома деду и рассказать, что, мол, нашел его роспись на столбе. Номер столба такой-то, близ аула N. Ему приятно будет. Понятно?
Всадники умчались, а я продолжил свои изыскания. И получасу не прошло, как мчится уже порядочная куча конных, человек двадцать. Во, думаю, сдался я им. Что за криминал узрели в моем походе? Налетели, закружили снова. Как фамилия деда? Говори!
Говорю!
- Фамилия вот такая! Всадники - одна молодежь, да и мне-то всего девятнадцать.
Загалдели, закружили. Один соскочил с коня, подводит мне.
- Садись, едем к старикам.
Спасибо, дедуля, что обучил с раннего детства всем конским премудростям. И скачкам, и перелазам, и стоя, и еще всячески. Не посрамился! Соколом взлетел в седло, конь даже не успел характер проявить, крутнул его на все 360, поднял и пустил вперед. Те - вслед. Пыль столбом, ветер свистит. Эх, думаю, мой бы Орлик, так стояка бы дал! Знай наших. Придержал лошадку, подождал отставших. Пристроились и - в аул. Там на майданчике группа стариков стоит. Смотрят из-под ладони, переговариваются. Шажком подъехали, спешились.
- Салям алейкум. аксакалы.
- Ва алейкум салям, отвечают.
Смотрят, как щупают. Лица строгие, бороды длинные.
- Скажи, пожалста, твой дед лесник?
- Лесничий, а не лесник. Он начальник над лесниками. Управляющий лесами. По тем временам ЦАРСКИЙ ЛЕСНИЧИЙ.
- А ты внук, значит?
-Да.
- А почему маленький?
- Бабушка была маленькая. Отец маленький. Мама - тоже. Вот и я всего 174см. Жаль, конечно, что не два, но какой есть.
- Дедушку твоего мы помним все! Добрый был, справедливый, честный. А силы какой. Большой Петр звали. Никогда не обижал. Даже старики к нему ходили, когда трудное решение надо было принимать. Все! Ты наш гость! Мы тебя, как и деда, любим. Сейчас отдохни, покушай. Вечером будет пир и танцы.
- Спасибо, уважаемые. Спасибо за добрые слова о дедушке. Но надо мне найти эти метки. Как найду, тогда принимаю ваши дары уважения. Дело на полпути не бросают!
Загалдели, зашумели. Как результат: у такого деда такой же внук.
- Молодец! Бери лошадь и поезжай.
- Спасибо. Но я деду обещал пройти все пешком!
- ВАХ - ВАХ! Вылитый дед! Джир, Джир молодым. Проводите до того места откуда взяли.
Приключение благополучно закончилось. Снова кусты, перелески. День совсем к вечеру. Ноги гудят, как провода на этих столбах. Сколько еще километров впереди? Совсем стемнело. Да, не июль! Холодком потянуло. Аж парок от дыхания. В домик бы, в саклю с чебуреками. Вот тебе копёшка вместо сакли, а вот тебе на ужин водичка из ручья. Про чебуреки можешь помечтать, конечно, но кроме запахов - вряд ли что перепадет в эту ночь. Когда стало рассветать, выбрался из стожка, потянулся, умылся и попил водички из ручейка. Разглядел ближайший столб, погладил его и пошел своим маршрутом. Сказки не получилось. Никто не прислал, как вороне, кусочек сыру, хлеба и чебурека.
Уже и второй день к вечеру. Хорошо хоть воды вдоволь. Чистая и вкусная. Конечно, есть хочется, но из-за этого бросать затею даже не мыслилось.
Во вторую ночь повезло. Пристроился в кошаре. Там была комнатенка и нары. Вот только никто не догадался оставить, как это в Сибири. Спички. Сухари, Сахар. Правда, при тщательном обследовании, нашелся половинчик сырной лепешки. Это сушеный сыр. Цвет янтарный, крепость каменная, вкус - райское наслаждение. Отобьешь кусочек, сунешь за щеку и на пол дня хватит. Вот и ужин. Сытому и холод менее страшен. До утра хорошо передремал.
Солнышко выглянуло из-за горки. Умылся, поел, попил. Все! Идем дальше. Не прошел и часу, поднялся на вершину горы:
- УРА! Нашел. Теперь можно и порассуждать, что не мог дед оставить свои метки, кроме как на самой высокой точке всей линии! Что ему делать в овраге или на поле. В перелеске или бурьянах. Только на совершенно лысой вершине этой горы! Но, ура, победа. Пристрою к дедовой надписи и свои. Де, мол, внук изволил дополнить! Целый день с великим усердием «дополнял», но кроме: «И.Б.» не осилил. Действительно, дерево железное. Хоть и инструмент подготовил я очень хороший.
К вечеру счастливый и усталый пошел к ближайшему аулу: переночевать и домой.
Аул аулом, а 31 мая, там в Шалях расписались мы с молодой красивой казачкой Ниной.
Отец у дедушки Пети - лесничий, Федор Кондратьевич. Его отец - Кондратий Родионович - тоже лесничий. И его отец- Родион Николаевич - лесничий. Далее трудно и сложно, но прадед говорил, что мой отец - тринадцатый в роду по лесным делам пошел. Стало быть, я - четырнадцатый, а Алексей, сын младший - пятнадцатый.
Дед любил лес. Знал его и умел работать. Меня маленьким брал, сажал спереди себя и увозил на целую неделю в горы. Тогда летом не рубили. Только разные лесокультурные работы проводили. Расстилал бурку, ложились. Палочками ограждал небольшой участочек и внимательно рассматривали всю жизнь на этой территории. Муравьи, жучки, гусеницы. Нот, видишь. Каждый своим делом занимается! Как ему Творец задал. Не лезет в чужие дела, не берет чужую работу. Все ТРУДЯТСЯ! Лентяев нет. Не предусмотрены они в природе. «ТрУдящемуся, да продлятся дни его, а ленивый ижденется и род его исчезнет». И, обрати внимание, как терпеливы все. Дело свое не бросают, пока не окончат. Вот с кого брать примеры!
Сам он этот пример показывал всю жизнь.
Лошади застряли в балочке. Измордовались до крайности. Возчик, уж, и орать перестал. Мы верхами спустились вниз. Деда обошел вокруг телеги, распряг лошадей, пустил отдохнуть. Взял лесину и понес на взгорок. Уложил нужным образом, спустился , и взял другую... и так весь воз. Не прерываясь, не отдыхая. Затем заложил лошадей в телегу, выехал в гору, погрузил лес.
- Давай, не гони. Езжай потихоньку.
- Но! Возчик взбодрился, взял вожжи и, поблагодарив деда, зашагал к станице.
Рассказывал, как в молодые году, по призыву в воинскую службу, снимал карты местности от Черного моря до Каспия. Три года без выходных, отпуска и т.п. Менялись солдаты обеспечения, менялись командиры всех назначений, а они, лесники - землеустроители, без замены. Снимали, описывали леса, измеряли все показатели леса и .... Три года. Одних описей 460 томов. Характер! Представляю, как он эти буквы выгрызал. Там стружку не снимешь, по микрону скребешь. НА ЖАРЕ ЦЕЛЫЙ ДЕНЬ.
Может кто и спросит, а кому это надо? Надо! Характер так делается.
Вот возьмите Святого. Любого. Он, ведь не в готовом виде спал с небес. Так же, как любой возрастал. Падал, но вставал и упорно, преодолевая соблазны, лез в гору совершенства. Подвиги творил. Вновь падал. Но не уставал ВСТАВАТЬ. РАСКАИВАТЬСЯ В ПАДЕНИЯХ. УКРЕПЛЯТСЯ через преодоление искушений, очищаться и выше, выше к горним вершинам. А, вот кто поленился, на самом маленьком, даже, деле. Упал и валяется в калу. Хрипит и хрюкает, гладя, ни разу не вспотевший, лоб. Какие уж успехи!
Вот вырежи имя свое на железном дереве, хоть не все имя. а одну букву (лучше две), тогда поймешь, кому надо.
САМОМУ И НАДО!
В поте лица своего (ни спины, ни подмышек, ни еще каких частей) хлеб зарабатывай! Глаза чтоб жгло, с усов и бороды капало. Вот вкус жизни!
Армии не бегай! Армия учит жить. Девушка дружить не захочет с тем, кто избегает службы.
Мне проще. В армию иду женатым.
Октябрь 1960. В райцентре, Харабалях, нас пересчитали. Выпившим надавали легонько «по мордам», погрузили в машины, и отправили в Астрахань.
Чудный Астраханский кремль.
Просторище. Башни, стены, всякие переходы. Двухярусные нары, дубовые. Толстенные. Отполированы до зеркального блеска. Сколько же тысяч тел елозили по этим брусьям?
Все мостятся внизу. Ну и моститесь.
Что над вами? Доски второго яруса. А что надо мною? Высоченный свод. Проглядываются росписи. Темновато. Но, кое-что рассмотреть можно. Вот Ангелы несут кого-то. А там строгий лик высвечивается. Надписи. Можно целый день глазеть и не надоест. Рядом разместились такие же «любители высоты». Харч разложили на всех. Коротко познакомились. Имена лишь. Этого пока хватит. Лежим, жуем. Читаем книги. Хорошо. В столовую не ходим, да и, вообще, не красуемся. Надо будет - позовут.
Постепенно народ рассасывается. Кого-то выкликают, кто-то сам на «покупателей» выруливает.
Нас не трогай - мы не тронем! Вот и лежим, жуем и читаем.
Две недели прошло, казармы опустели, а нас никто и не позвал! Тревожно стало. Выползли на солнышко, а двор то пуст. Кухонь нет, покупателей нет, начальство исчезло.
- А мы? Вот история. Позор какой! Никому не нужны. Досиделись в тишине и полутьме. Дочитались.
- Ау, люди. Хоть куда заберите. С позором домой ведь никак нельзя.
Облазили весь кремль. Никого! Хоть плачь, право. Сидим, уж, горюем. Что делать! Никого.
Но ведь и сказано, что претерпевший до конца - спасется.
Бодрым шагом идет офицер. Чужой, не военкоматский.
Мы аж встали. А он так стеснительно, бочком подрулил:
- Чьи вы хлопцы будете?
- Да ничьи. Брошенные и покинутые. Сами вот обретаемся в древних стенах.
- А вы?
Да и я припоздал. Ну, вы хоть не калеки, что никто не «купил».
- Да нет.
- А пробежитесь вот до того заборчика (метров пятьсот).
- Пожалуйста. Что не сделаешь для хорошего человека.
Слетали мигом.
Он на часики мельком глянул и довольно хмыкнул.
- А на турничок, - подпрыгните?
Опять же, расстарались, да по десяточку раз подтянулись.
А сей гвардеец прямо задышал густо.
- Что ж. вы милые, никак меня дожидались? Я вас в такие места увезу, что плакать от счастья будете.
Сначала пришлось поплакать здесь, в военном комиссариате. Для полного счастья оказалось, что наши документы возвращены в район. Мол, долго искали нас в натуре, но не нашли. Вызвали районных начальников, те оправдались тем, что самолично привезли и сдали. Вот расписка.
Тогда порешили, что мы удрали домой. Не туда, где прописаны и работали, далеко домой. Где жили до приезда на работу. Вот по всем адресам и послали розыск дезертиров.
Наш майор, на это радостно засмеялся: искать будут долго.
- Пока все переписки пройдут, пока погладят всех по головке, пока разберутся - мы уже дома будем. Попаримся в баньке, форму оденем, пропишемся по новому месту пребывания. Приказом зачислимся. Тогда никто вас не выдерет из наших лап.
- Спасибо, товарищ военком, до свидания.
Ищи пока ребят, а я с ними поехал в часть.
- Куда, завопил майор военкоматский.
Я их на ГУБУ сейчас должен засадить.
- А ну не тронь! Не твои они.
Наш майор вздохнул, потянулся.
- Ладно, посидите пока тут. Я - мигом.
Через час пришел. Баул притащил пудовый. Молча раскрыл и начал вываливать на стол содержимое. Рыба копченая, рыба вяленая. Здесь, в Астрахани, на такие вещи даже не смотрят. Он молча потрошит мешок, извлекая всякую всячину съедобную. Потом положил пистолет, пару гранат Ф-1, с запалами.
Тутошний майор насторожился.
А наш, все извлекает.
- Во! Нашел! Со дна появилась четверть (гусачок) полная розовой жидкости.
Давай майор по стопочке и не будем ссорится. Пропьем ребят в мою пользу.
Военкоматчик видно потреблял. Потому что не возразил. Только заметил, что нашему горю этим не поможешь. Далее пошло, как по писанному. Двери закрыли. Дежурный получил свой стаканчик и указания, что приема сегодня нет, нашлась достойная посуда, и приступили к апробированию содержимого.
- Вы, ребята?
Я не пью совсем, другой - тоже. Оказалось, что молодежь не пьющая.
Наш майор совсем повеселел, чокнулся с коллегой, выдохнул на портрет первого секретаря ЦК, и ... проводив взглядом льющуюся в военкома жидкость, поставил стакан на стол.
- Ты чо?
- Да я ведь тоже не пьющий.
- А тогда зачем такой роскошный напиток возишь?
- Друзья дали на дорогу. Вдруг какие затруднения.
Местный майор зажевал рыбкой. Выпил еще стакан.
- Слушай, дорогой, из чего такая красота? Сама льется. И рыба не наша, явно. Прямо во рту тает. Ух, ты. Еще стаканчик.
- Ты не обидь, возьми все себе.
Так это тихонько наш майор попросил военкоматчика. Тот немного поупирался, спрятал все в стол. Чуть помолчали
- Ну, что с вами будем делать? Где вы шатались? Вас в команду № ΝΝΝ должны были направить. Байстрюки, несчастные! А дома? Там родители с ума сойдут. Дурни!
Его выступления вдруг прервал дежурный.
-Телеграмма.
-Потом!
-Да, нет. Срочная!
-Давай.
Прочитал, свернул. Молча достал четверть, налил еще стакан, выпил. Пожевал корочку. Мы притихли, смотрим, что дальше будет. А смотреть надо было на нашего майора. Он харчи спокойно отодвинул в сторону, спрятал в мешок свои боевые припасы, затянул матузок и довольно заулыбался.
-Читай, военком, детям вслух. Пусть не беспокоятся, что по домам переполох будет.
Военком поднялся и, совершенно трезвым голосом, четко выдал:
- …названных призывников передать в команду №N майора Гунина П.В., все запросы отозвать, перед родителями извиниться. Проездные документы оформить без промедления, снабдить питанием по норме 9. Подпись: главный военком страны.
- Слушай майор, обратился военком к нашему, а что это за норма такая?
- Не бери в голову. Давай на неделю что есть: сало, масло, мед, сыр, хлеб. Мяса только не надо. У нас мяса не едят. Вред большой.
На вытаращенные глаза местного, тихо сказал:
- Понимаешь, друг, нет выносливости у человека после мяса.
- Батюшки! Во влипли! Как же будут гонять нас, если до таких мелочей все там продумано! Через час все вопросы решили. Нам выдали новые вещмешки, совершенно увесистые, с запахом свежего хлеба, краски и плесени. Майоры распрощались, похлопали друг друга по спинам, пожали руки.
- Серьезная контора, пробасил военком. Вы, ребята, уж не посрамите там! Счастливо Вам! В добрый путь.
Даже, аж голос дрогнул. То ли от жалости к нам, то ли от жалости к себе.
А что нам балбесам? Радехоньки по всем статьям. Домой с позором, до следующего призыва, не вернут, родителям конфуза не будет, «купил» хороший человек с пистолетом и гранатой в рюкзачке! Харчей дали, билеты есть.
Начались лучшие годы жизни:
- Есть, командир! Слушай его, внимай и исполняй. Кто не был рядовым, тот, этой несказанной свободы, не поймет. Может, только монахи, настоящие.
Колеса пели нам про родины просторы, мы жевали дары военкома, запивали обильно кипятком, любовались майором, который с утра до темна писал в свою толстенную тетрадь что-то, вместе с нами прогуливался на остановках, с восторгом отмечая красоты вокзалов, местности, людей.
- Смотрите, ребята, какой красавец мужчина! Волосы-кудри, руки прочные, силища, глаза умные. Такими земля хранится. Такими дело деется.
Мы, грешным делом, на другие образцы глазки направляли. Но, и тут он нам поддавал.
- Что-то женщин много толчется. Делать дома нечего, что ли. Дети, хозяйство, муж, наконец. Что коленками сверкать на народе. Что сказано от рода женщине делать? - В болях детей рожать! Все! Точка! Куда лезть? Зачем? Ведь полезешь куда, а главное дело свое завалишь. Не сможет никогда мужик заменить в ее деле женщину! Ты мужик. У тебя свое! В поте лица хлеб зарабатывай! Коротко и ясно!
Мы слушали, внимали, но глазами постреливали по сторонам. Ближе к северу народ менялся. Другой говорок, своеобразие в одежде, поведении. Походка неторопливая, чуть вразвалку. Березовые леса сплошь. Темные ельники. Яркие сосняки, пушистые такие и нарядные. А небо - серое! Солнце тусклое и - ХОЛОДНО. Тоскливостью потянуло. Мы ж южане. Фуфаечки застегнули на все пуговицы, шарфики заправили потуже, портяночки поверх носков намотали. Утеплились.
Майор посмеивается, видно, что доволен приобретением. В час ночи сошли с поезда.
Снег! На фронтоне вокзала светится каменное: ОСТРОВ. Мостов, вроде, не проезжали. Что за остров, как именуется?
Оказалось, что это город так называется.
Пусто везде. На вокзале, на улице, на большой привокзальной площади. Кругом!
Ни души! Аж оробели чуть.
- Ну, что, гвардия, приуныли?
Назвал нас как-то по-новому.
Гвардия. За какие это заслуги, мы, призывники, и сразу в гвардию.
- За мной!
И так это легонько, трусцой, трусцой побежал по площади. Мы следом. Дорога в горку. Прогрелись быстро. Уже и шарфики в карман сунули, уже и пуговицы под горлом расстегнули, уже и шапка на затылке, а он трусит себе и трусит.
Следком и мы за ним. Оно не трудно, даже забавно. Мешочки в такт постукивают по спинам, сапоги чуть поскальзывают на наледях, видно тут уже совсем зимняя погода, парок изо рта легкий. Бежим себе и бежим. Он молчком, мы - тоже. Да и о чем говорить то? Город совершенно темный.
Фонарей нет. Витрины не светятся. Даже жутковато как-то. Ну, бежим себе и бежим.
Долго ли, коротко ли, а все же путь наш кончился у могучих старинных ворот с громадной красной звездой на обеих створках. Когда ворота открываются, звезда, как бы раскрывается, поглощая входящего. Вот и нас она проглотила. Далее потрусили по широкой темной аллее, дальше, дальше. По обе стороны корпуса жилья в три этажа, спортивные городки, какие-то решетчатые высокие конструкции, самолеты разных типов, а мы все трусим, все «разогреваемся». В упор воткнулись в светло-желтый корпус. Остановились. Майор осторожно поднялся по ступенькам, (надо отметить, что он все, что ни делал, делал как-то осторожно, будто остерегался, но это чуть заметно), приоткрыл дверь, заглянул.
Заходите.
Мы осторожно вошли. Зал. Громадный. Пустой. Тут сотни четыре народа свободно разместятся. А тепло-то как. Даже жарковато.
Зажегся свет. Яркий с темноты.
- Вот здесь вы проведете первые сутки. Не торопитесь. Когда надо вас найдут.
- Все! Сержант, пусть поспят сколько хотят, потом все покажешь и расскажешь.
- Давай, забирай. Гвардейцы, до свидания.
Дверь закрылась и мы остались в зале на попечении стройного, красивого сержанта.
- Старший сержант Искрин, представился он. Пока можно Саша.
Зашли в комнату, расположились по кроватям. Вещи на тумбочки, на спинки. Саша увел тут же в условно назовем, буфет. Попили чаю с хлебом и маслом, и медом, поели каких-то орехов. Наелись хорошо и пошли спать. Нас никто не будил, но в девять утра мы проснулись. Саша принес новые белые мешки и старые темные. Фиолетовые химические карандаши, нитки, иголки.
- Что хотите отослать домой, сложите в белый мешок и напишите адрес. Что на выброс - в темный мешок. Вот простыни, заматывайтесь как индусы. Работайте.
Быстро набили темные мешки, кое-что в белые. Написали адреса. Саша все забрал, унес куда-то, а через пару минут повел по переходу в настоящую русскую баню.
Для начала скажу, что парилок было три. Слабенькая, но на любителя, с мокрым паром. Хорошо кости прогревает. Грязь откисает. С дороги очень, даже, полезная. Мокрая такая. Вторая с паром из трубы. Можно до великой лютости довести жару. Веником чуть шевельнешь, аж спину прогибаешь, как кот. Третья - с камнями. Печь слышно как гудит. Каменюки накалены до красноты. Дверцу приоткроешь, плеснешь водички, там:
-АХ-АХ- УХ-УХ, как огненный змей вырывается. Вот уж жар. да!
Парились мы как хотели. И там, и там. Чуть кожа не слезла. Никто не торопит, никто не зовет. Напарились, намылись. Притулились па полках и заснули. Час, два. Однако и есть захотелось. Закутались в новые простыни (их там без счета), походили по переходам и нашли искомое. Солдатик нам налил борща, выдал маслица хороший кус, хлеба, каши, чай, рыбы жареной по куску с ладонь. Поели. Хорошо. А в голове мысль: за такой харч сколько ж потов надо будет проливать? А все вокруг занимаются своим делом. Нашли комнату, где спали и улеглись.
День катился к вечеру. Саша повел нас к портному. Пожилой солдат, в гимнастерке, с двумя орденами, нашивками за ранения принял нас в свое заведование.
- Так, сначала вам одежонку на каждый день. Держи брат, примерь.
Мне достался мундирчик с чужого плеча. Стоячий воротничок, заштопан аккуратно на груди (видно хозяина осколком ударило), пуговочки в ряд. Штанишки под цвет, но материала другого. Еще гимнастерку и брюки. И еще.
- А зачем, дядя Миша?
- Э, брат, порой и этого мало будет на день. Трижды менять придется, а то и в мокром день доживать. А вот это выходная!
Тут он подогнал все по фигуре. Ни складочки, ни гофрочки. Влитое.
Дядя Миша, а если потолстею? Во, ведь, харч какой.
Смеется старый солдат.
- Где ты видел, чтобы в армии толстели? Не бывает такого.
Принарядились мы. Нашли свою спальню и завалились спать.
В это утро уже не повалялись! Подъем. 5,30! Выходи на зарядку. Одежда только ниже пояса. В сапогах! Саша уже не Саша, а старший сержант Искрин, мы уже не ребята, а гвардейцы, не пробежимся, а бегом марш!
И закрутилось.
Нас почему-то не разбивали, не присоединяли к другим. Но мы видели, как остальные составляют более крупные подразделения. Меньше вопросов - меньше головной боли! Что говорить. Каждый день заполнен всякими делами. Физическая подготовка, оружие, политзанятия, когда можно незаметно придремнуть, и это будто не замечалось командирами, еще и еще всего вдосталь. Потом стрельбы. Не сказать, что с нами нянчились, но забота была отеческая.
Ведет младший сержант Шубаев группу. Объясняет, что на нас может охотится всяк желающий. В том числе и с воздуха. Наша задача отработать способы укрытия от воздушного противника. Морозец градусов пять. Ледок на лужах поблескивает. Все в шинелях. Начищенные, надраенные. Заметьте, что в те времена носили шинели. В этом был великий смысл. Шинели были и подстилкой и одеялом, в них было тепло и не жарко. И сержанты углаживали их до немыслимого шика. Офицеры, безусловно, выглядели безукоризненно. Но сержанты!! И вот весь такой блестящий ведет Шубаев нас по проселочной подмерзшей дороге, лужи по обе стороны. Ледок сантиметра два, три. А он рассказывает, что при появлении самолета, первый кто увидит, подает команду «ВОЗДУХ»! Надо сразу скрыться. Под деревья, в кусты, в ямы. И ведет дальше. Дорога вышла на большую поляну. Ни кустика, ни деревца. А тут из-за рощицы вываливается самолет и мы орем: «ВОЗДУХ»! Мгновенно наш сержант метнулся влево, подпрыгнул чуть и... проломив ледок скрылся в луже. Только льдинки в стороны. Жуть!
Самолет порыскал туда сюда, будто искал только командира-наставника, и, не найдя ушел. Через пару минут явил свой лик и сержант, даром, что младший. Отряхнулся, как кот, вылил воду из сапог и пошли дальше. Шинель мокрая, шапка пускает струйки за воротник, а он НЕВОЗМУТИМ. Нам холодно аж.
Тут опять этот мерзавец вылетает: «ВОЗДУХ»!
В другую лужу летит наш сержант. Только муть пошла. А эта «сволочь» с пропеллером, как даст из пушек. Метрах в ста такие фонтаны из земли выбил. Зашел, да еще раз. Страх-то какой.
Идем дальше. Это уже мало и на учебу похоже. Ведь молотит гад по-настоящему. Только прошли лесок, и, как учит Шубаев, осмотрелись куда можно во всяк момент спрятаться, вылетает ЭТОТ, да как крутнется с визгом и воем.
«ВОЗДУХ»! орем и летим в огромную лужу, что так кстати оказалась почти рядом. Бух, и вода сомкнулась. А тут как палкой по голове. В воде хорошо слышно. Молотит из пушек. Ну прямо по нас, кажется. Раз, да другой. Уже дыхание лопается, а вылазить не хочется. Выскочили. Только метров десять отошли - он опять сверху: «ВОЗДУХ!» спасай лужа. Уже и забыли, что это процесс обучения. Занырнули, как дельфины. И еще и еще.
Шубаев вылил очередной раз воду, выкрутил шапку. Все! У него кончился боекомплект. Пробежим спокойно.
Как зайцев гонял нас этот «мессер», а пригнал почти к дому. Пару километров пробежались и в сушилку. Десять минут на все про все.
-Переодеться в сухое. 10,00 в кабинет подрывного дела. Выполняйте.
Вот, дядя Миша, для чего ты нам надавал столько одежды.
И так каждый день. Кого-то перевели в другие группы, кого-то в дальние края, за пределы городка.
Пришел день присяги. Все торжественно, чинно, незабываемо!
Гремят оркестры, знамена полков и подразделений склонены для прочтения их славных названий, генералы с лампасами цвета неба рассыпались по громадному плацу. Сердце стучит. Страшновато. Но все прошло хорошо. Присяга принята. Записи в служебной книжке у каждого сделаны и заверены печатью. Праздничный обед. И полдня отдыха.
Гуляй пехота, гуляй крылатая!
Поутру следующего дня подъема не было. Все давно на ногах, а ни одной команды. Сходили позавтракать. Кто читает, кто мячик гоняет по снегу, кто чем. Вдруг труба. Поет: построение в выходном обмундировании.
Во! В будний день! Быстренько переоделись, пробежали бархоткой по сапогам, шинели, пояса. Шапки поправили новые. Стоим.
- Смирно! Товарищ генерал..............!
- Вольно! Вольно! Поздоровались по чину. Сегодня, гвардейцы я повезу вас в город. Там и поговорим.
Тихое «ура». Первый раз за ворота. Что там есть? Что за город. Рассадили нас по машинам и медленно, чтобы хорошо рассмотрели все, покатили по улицам. Старинный город. Дома столетние, парки, пожарная каланча. Улицы кривые, булыжные. Чувствуется старина. Потихоньку подкатили к собору. Остановились. Вышли из машин стоим. Нас не строят. Генерал вошел в собор, побыл там минут пять и вышел с батюшкой. Батюшка посмотрел на нас, кивнул головой командиру и пригласил нас в собор. Шапки мы сняли сразу, вошли и замерли. Высоченные стены сплошь покрыты росписью.14 и 15 века. Благодать от всего куда падает взгляд. Строгий лик Спасителя, добрый взгляд Божией Матери, Ангелы, лики святых. Запах ладана, воска и еще чего-то, что бывает только в храмах Божиих. Батюшка рассказывает о Боге, святых, Матери Божией, мучениках. Рассказывает о Суворове, Ушакове, Кутузове. О штабс-капитане Пржевальском.
Вся история России. Но какая! Дмитрий Донской, иноки Осляба и Пересвет, Сергий Радонежский, митрополит Алексий. Как собирали, сотворяли Русь в единое государство.
Три часа на одном дыхании. Закончил батюшка, поклонился нам, попрощался с нашим командиром и пошел к ожидающим его людям.
Мы тихонько пошли из храма в церковный двор. Все молчали. Этого мы просто не знали, не ведали. Спустились к беседке. Молчим. Подходит наш командир.
- Вот так, братцы. Вам жить и жить. Всё впереди. Но эту встречу сохраните в сердцах ваших. Все течет, все изменяется. Цвет волос потускнеет, молодость минет, города покроются асфальтом, села уйдут под воду или под нож, названия партии сменятся, социальный строй поменяется, но это - навсегда. Это наша сущность, это наш фундамент, это не изменится никогда. Бог не меняется, каким был тысячи лет назад, таким есть и сейчас, таким будет всегда. Законы бытия не зависят от формы собственности, прожитых лет, партийной принадлежности или профессии. И как бы не было вам трудно, знайте:
выше возможностей каждого не дастся. Все трудности для укрепления и становления. Дорога жизни трудная, но цель - светлая.
Чувствовалось, что командир многого не договаривает. Видно, много пережил в войну, которую прошел в боях на самом острие. Кровь видел, сам проливал.
Отечество одно, вера одна. Только из любви к Родине рождается мужество. А вам его потребуется много. Помоги. Господи!
Вздохнул легко, как бы возвращаясь в реальный мир, одел шапку, глянул на купола: по машинам. С трудом вместили этот урок наши комсомольские мозги, но вместили. И сердце приняло!