Созерцание видео субботних оппозиционных гуляний в Москве вызывает у меня совсем не то чувство, на которое наверняка надеялись организаторы сего, как сейчас модно говорить, «движа». Это чувство ностальгии. Вспоминаются бессмертные строки Владимира Ильича, которые мы прилежно конспектировали на истфаке: «Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию. Ее подхватили, расширили, укрепили, закалили революционеры-разночинцы, начиная с Чернышевского и кончая героями «Народной воли». Шире стал круг борцов, ближе их связь с народом».
Разночинцы – это народники. Когда-то – в другой жизни и, увы, в другой стране я писала диплом по народническому движению XIXвека. Тогда, конечно, все было окутано романтическим флером и цитатами Ленина по искомому вопросу. Теперь же, земную жизнь пройдя до середины, понимаешь, каким – опять-таки модный термин – гибридным было движение. Даже Ной, собравший на ковчег всякой твари по паре, с уважением снял бы перед народниками шляпу, если бы носил ее. В этом движении были и анархисты, и либералы, и государственники, и кого только не было. Очень это напоминает субботние гулянья нашего времени, где плечом к плечу выступают сторонники восстановления СССР, противники восстановления СССР, либералы, требующие прекращения российского вмешательства в сирийские и украинские дела, консерваторы, требующие более активного вмешательства в те же дела… Красота, да и только! Ну, и ностальгические чувства, конечно.
Но все же есть существенная разница. Народники – отсюда и пошло их название – возводили народ, о котором у них было крайне размытое представление в абсолют. Народ, с их точки зрения, обладал мудростью веков, являлся носителем всего разумного, доброго и вечного. Владимир Ильич был прав – страшно далеки они были от народа, а приближение к нему не сулило им ничего хорошего, поскольку народ бывает очень разным, и далеко не все его представители любят, когда их отвлекают от дел абстрактными рассуждениями и чтением трудов Сен-Симона. Но пусть даже так, пусть безосновательно и по-институтски, а народники действительно любили народ, или, во всяком случае, декларировали сие чувство в своих письменных трудах и речах.
Нынешняя наша оппозиция народ не то что даже не любит – она его презирает. Он предстает перед ней темной, зачастую агрессивной массой, не желающей сбрасывать оковы рабства. В представлении наших оппозиционеров именно они, а не народ, являются носителями некоего абсолютного знания и вековой мудрости. Так что их движение смело можно назвать «анти-народники».
Стоит ли после этого удивляться тому, что выводить на площади и улицы им удается исчезающе малое количество людей по сравнению с общей численностью жителей Москвы?