Найти тему
Сара Сейфетдинова

Астапово (часть 1)

" Жизнь моя – ничто по сравнению с Судьбами Великих ! "

Астапово.

(С)
(С)

Он хотел домой. Он находился на полустанке и хотел домой! Не в тот свой дом в Ясной Поляне, но в настоящий дом, который он желал видеть всю жизнь и проживать в нем. Дом понимания и спокойствия, который он не смог обрести в жизни.

Как он хотел туда, где родился его дух, и откуда унес свои знания, свой писательский дар!
Он хотел обратно. Ему опостылели работа, слуги, жена, дети. Пустота вчерне. Пустота!
Он не хотел этого всего видеть. Он не хотел этого всего знать. Он очень устал. Онустал!
Вся его жизнь пронеслась у него перед глазами. Вот он пишет, сидит и не вечно всё ему кажется. Вот он мужчина зрелых лет. Вот он сидит за работой над "Войной и Миром". И ничего ему не надо. Бог есть. И вот он старик, но не немощный, но полный жизни и желаний. И нет ничего того, что желали бы ему «доброхоты».
Нет ни жизни, ни смерти, но, только он сам: Старик Жизнеутверждающий!Утверждающий жизнь.
Нет ни старца, ни его погибели, и обители, скрывающей его знание. Но есть только Жизнь!
Вот вечерняя звезда пронеслась и упала. Знак последнего произведения, подумалон.
Он чувствовал это. И знал, что никогда уже его не напишет. Он молча закрыл лицоладонями и заплакал.
Никто уже не напишет, ни внуки, ни правнуки! Он уже знал это. И никогда не понимал: НА ЧТО СПОСОБЕН ЧЕЛОВЕК?
Он очень надеялся, что придет какой-то поезд и заберет его из этой власти земной жизни.
Он очень стремился в дом спокойствия своего духа. На ту Вечную Бурю, что забрала бы его с собой.
Он уже ничего не понимал, и не торопился понять, зачем эти, проходящие мимолюди, смотрящие на него, и что им надо от него?
Он чувствовал всё это, ощущал, и не мог не беспокоиться. И вдруг осознал, что ничто во всем его существе не протестовало против смерти. Но, как искренне жаль, что он не напишет хотя бы еще одного произведения, хотя бы одной строчки! Не рядом с собой ни пера, ни бумаги. И он исчез, и вошел в жизнь ту настоящую, в которой пребывал вечно, из которой он черпал свои Знания, свою совесть, свой Богодар.
​          . . .
Он заболел. Виделись ему коричнево-красные горы. И шел он по ним. И равнялся на Духов, стоящих по краю их и на Вершинах Гор.
Шел он весело и радостно. И расцвеченные Солнцем луга радовали его. И радовался он данному Богом людям простому солнечному дню!..
​          . . .
Мимо проходящие люди, мельком взглядывавшие на него, дивились, что здесь делает великий русский писатель, которому помогают выйти из поезда?

Потом пришла женщина, ее лицо показалось знакомым в восприятии сильной простуды. Но она не задавала никаких вопросов. Она просто смотрела. И в ее взгляде не было ни боли, ни гнева, ни нежности.
Он узнал ее. Это была Александра.
Она немедленно его растормошила.
-Что это с вами, отец?!
Спросила она, крепко сжимая его плечо.
До этого момента ничто не казалось ему  трудным, но тут он озлился, но сил проявлять свою немилость не было.
Он попытался высвободить руку, но не получилось. Тут он расслабился и обмяк.

За ним прислали. Сейчас они увезут его в другое место, так как он не мог более быть на поезде. Но они не понимали. Его подхватило несколько сильных рук и подняли...  
Ноги от долгого сидения затекли. Каждый шаг короткого пути до зала ожиданиядавался невыносимой мышечной болью. Раньше такого не было. Раньше он так не болел. Да и считал он себя вечно молодым. То время давно прошло...
Скоро они уже были на квартире, незнакомой, но чисто прибранной. Положили в постель.

В графе ничего не изменилось. А он так хотел, чтобы  в нем хоть что-то изменилось! Он именно поэтому сбежал из Ясной Поляны.
-"Ненавижу опостылевшее!",-вспомнил он свою старую мысль. Опостылевшее и однобокое - это то, что уничтожит мир. Но никто так и не воспринял эту мысль, ниродня, ни жена, ни мир даже. Тот самый мир, который он так стремился спасти.
Он устроился на мягкое ложе.

Смерть уже не была чем-то входящим. Он давно уже победил ее. Как только он обрел Живого Бога и стал вливать Его писанием своим в сердца всех и каждого.
Яркий свет слепил, и он просил убрать его, задвинуть шторы. Но никто его не понял, или... не услышал.
-"Вот какая она, воля моя! Пока молод и силён-все тебя слушаются. А когда ты уже дряхлый старик, так даже никто и не выслушает!".

После, через час примерно, он отогнал эти мысли, как недостойные. Так же он отогнал мысли сожаления о своей смерти и мысли страха смерти. Ему не было страшно, но как-то неприятно кололо на сердце.
Каждая клеточка его тела уже не принадлежала ему. Он не чувствовал его. Нечувствовал ни боли, ни мук. Но только у самого сердца было что-то непрерывно тянущее и сосущее. От этой боли темнело в глазах, и холодели кончики пальцев.
Настойчивая боль порой становилась нестерпимой!
-"Сердечная боль самая непереносимая!", -подумал известный писатель одну из своих последних мыслей.
Медленно и тяжко он повернулся на другой бок.
Он немедленно заснул.
 Мир для него был всего лишь еще одним этапом его Эволюции. Эволюции мира, Бога в целом. Теперь смерть не казалась ему чем-то грешным. А ведь когда-то он так считал!
Он медленно улыбнулся во сне. Но улыбка не была ни инертной, ни смешной, ни презрительной. Как губы от чужого человека. Совершенно онемели. Никакие.