(Записки седого Бобра)
Бобриков Игорь Борисович.
Только в Боге успокаивается душа моя; От Него спасение мое. (Пс.61, ст. 2.)
СНЕЖНИК.
Никиту Сергеевича Хрущева и Леонида Ильича Брежнева я знал еще с далеких пятидесятых. Н.С. Хрущев был первым секретарем ЦК партии, фактически же полновластным руководителем государства. Л.И.Брежнев руководил партией и хозяйством Казахстана.
Похоже, что они дружили. Никита Сергеевич был человек деловой. Это его заслугой были троллейбусы в Москве, при яростном сопротивлении Кагановича, хозяина города. Но используя оного отсутствие, быстро подготовил и пустил их. Доказав практически их целесообразность. Это он заставил всю страну сеять кукурузу. Где пошла хорошо, там и сейчас выращивают, а где нет, так и не надо. Но эксперимент шел по всей стране. А если бы уговаривали, до сих пор только бы треп и стоял.
На лихом коне решили и целину освоить. Здесь мы и познакомились. Про целину разговор особый. Кукуруза где не пошла, так списали расходы и все. А целина дело тонкое. Земля! Тронь неосторожно, и - все! Ни травы тебе, что росла веками, ни урожая, если что сеять, ни самой земли. Выдуют ветры до самой глины, где и бурьян расти не будет. Почвы тончайший слой. Создается веками корнями трав и сложными процессами. В таких местах дотронуться опасно, не то что пахать. Но пахали! Теперь там пустыня.
Трудимся мы там. Пашем, сеем, убираем. Порой гноим, что убрали. Вывозить некуда. Порой в поле пропадает. Снег. Стоит пшеница, а не взять. Так и до весны. А там снова плуг.
Случилось это осенью. Наш маленький отряд, в пятьдесят человек, гонял лодыря третий месяц. Топлива нет. Масел нет. Воды нет. Хорошо дожди в тот год баловали. Еды нет! Одни макароны. Окаменелые и опостылевшие. Но больше нет ничего. Хрустим или наварим. Тогда они как клейстер. Что за напасть такая. Начальства тоже нет. Забыли, что ли? А оно и так. Но не забыли, а закрыли эту точку. Приказ издали, со всех видов довольствия сняли, а нам не сказали и не извлекли из этих степей.
Собрали мы совет. Решили, как дело к зиме, то надо уходить на центральную усадьбу. Это шестьдесят километров. Рано утром закрыли вагончики, подпоясались потуже. В путь. За день дойти не удалось. Заночевали в дороге. Пришлось делать крюк из- за разрушившегося моста.
Часам к десяти приходим на усадьбу. Там флаги, транспаранты. Народ суетится, начальство - лЁтом. Куда важность делась. На площади известью просыпаны линейки, по которым ровно все строятся. Ну, все становятся, а мы что? Хуже что ль? Притулились, стоим. Бухнул оркестр, прикатили машины, киношники суетятся, ракурсы свои хватают. Начальство замерло, ждут. Остановились. Засуетились наши руководители, двинулись к машинам. Дверки распахнулись (в те времена не было принято обегать машины и открывать начальственные двери, всяк чин сам открывал и сам выходил) и мы узрели воочию всё высокое начальство. Хрущев, Брежнев, их ближайшие помощники. Поздоровались с начальством. Перекинулись парой слов и стали обходить строй отрядов.
- Здорово, ОРЛЫ!
- Здравия желаем товарищ Хрущев!
- Как работаете?
- Хорошо! Ура, ура. ура.
- Партия и правительство награждает вас за ваш героический труд!
- Ура, ура, ура!
Следом идут носильщики с двумя мешками орденов, чиновники вручают эти штуки кому надо, потом командиру отряда отдают орденские книжки и узелок с металлом.
Никита Сергеевич с Леонидом Ильичом в это время будоражат кровь у следующего отряда и далее, далее. Наше начальство кучкой с главными, а часть начальства, поменее, с раздатчиками трудятся. Все радостные, все орут «хорошо»!
Врут. Ничего хорошего. Земли тощие. Урожай шесть центнеров. Пустая трата денег и людского груда.
- Ну, братцы! Кто заорет «хорошо» не дадим и макарон. А дадим...
Вот процессия подруливает к нам.
- Здорово, ОРЛЫ!
Ух и гаркнули. Все, что накипело за эти месяцы, выдали в горло. Никита Сергеевич аж встрепенулся. Во дают!
- Как работа? ОРЛЫ?
Тишина. Все замерли. Никита Сергеевич подошел вплотную.
- Что молчите? Плохо что? Кто старший? Отвечай.
- Да мы и не таим. - Топлива нет, еды нет, а самое главное, землю гробим! Прежде чем под плуг её на убиение, надо же обследовать, карты составить, а то все подряд. Вот на нашем участке три вида почв.
Со всех семи тысяч можно только полторы тысячи использовать под зерно. Остальное в пыль разлетается сразу после вспашки. Ни скот пасти, ни что другое делать. А условия жизни вот такие. У нас фуфайки на голое тело. Рубах давно нет.
Распахнул фуфаец, а там подлые твари, чувствуя начальнический взгляд, ровными рядами выстроились.
Хрущев внимательно прослушал, так же внимательно рассмотрел ряды вшей.
- Шо воны у тэбэ рядами?
- Не знаю, Никита Сергеевич, обычно по шкуре ползают, хаотически, может из-за начальства. Она хоть тварь мелкая и гадостная, но момент чувствует.
- Леонид Ильич, зовет Хрущев, ну-ка глянь. Давно не видал. С фронта чай? Вот малой глаголет, что нас встречая построились даже, вишь рядами, голова к голове. А, может, совещаются?
Леонид Ильич одел очки, всмотрелся внимательно, оценил труды насекомых и спросил:
- Кто есть? Давно ли здесь?
Как есть ответил.
Хрущев тут же вмешался.
- Мальца не пугай. Распорядись, пусть военные примчатся. Развернут, что полагается, да предупреди! С едой поосторожней. Как из окружения, помнишь, выйдут, объедятся и мрут. А за мальцом понаблюдай, присмотри и дай ход. Смелый, честный и толковый. Хорошее может вырасти что.
Далее была строгая беседа с нашим руководством, прекратили все работы. Срочно пробы земли чуть не с каждого гектара. Но мы уже парились в армейских передвижных банях, мылились до полного опЕнения, когда глаза не видно и весь как клуб пены. И не щиплет! Ух. Дали часа четыре без перерыву. Одели во все новое, армейское. Белье тебе снежное, гимнастерки, бушлаты. Заснули, где притулились. Потом неделю врачи выкармливали. Во забота.
Жизнь катилась шариком, то подпрыгивая на кочках, то увязая в трясинах. Но ты не один, кругом люди. Где поймают, если слишком высоко подбросит тебя и осадят, придержат. Где вытащат застрявшего. Отмоют, обскребут грязь. В чистое облачат. Где подтолкнут, а, где и пинка поддадут. В сообществе живешь! На Руси!
Вот однажды сидим на разборе. Это такая тихая беседа, где анализируется ход выполнения задачи. Успехи, ошибки. Все нюансы, особенности, частности и прочее. Что для пользы будущих дел, что, как давно известное, в корзину. Дверь открылась и явила командира полка.
- Смирно! Товарищ полковник, группа занимается разбором выполненной задачи. Командир группы...
- Вольно. Вольно! Садитесь. Слушай новую задачу. Пять минут на сборы. Самолет готов. Дуйте в Москву. Там встретят и проводят. Сам не знаю, что, но головы не теряйте. Я начальство знаю, чубы же трещат только у холопов. Давайте. Форма - полевая.
Пять не пять, но через полчаса уже сидели в новеньком АН-24, пили шоколад и глазели в окошки на родные просторы. Молоды, глупы, рады всему. Тоже хорошо.
- Здорово, ОРЛЫ!
- Здравия желаем, товарищ Хрущев.
- Как долетели? Что видели, что слышали, о чем думали?
- Сейчас подумаем. Никита Сергеевич, как что скажите, так и задумаем, а пока спасибо за встречу.
Встретили вежливо, чайком побаловали с вареньем, с медом, с орехами и восточными сладостями. Видно задачка не предусматривает там таких удовольствий. Да и просто голого чаю не будет.
- Так вот, орлы. Американцы планируют выброску группы парашютистов на Килиманджаро. Нам пока туда не надо, а вот на свою снежную гору надо сигануть. Мы должны быть первые везде. Они там уже три года всякие исследования делают. А погода через минуты может поменяться. И все исследования впустую.
Надо сказать, что Никита Сергеевич выражения применял более, чем сильные, но их не огласишь, слова не печатные, но истине соответствуют.
- Вот партия и ставит задачу. Прыгайте на Эльбрус. Там, где снег. Всё! Готовы?
Молчим, думаем. Это не в парк культуры и отдыха, или на стадион. Где всякие флаги тебе направления ветра укажут, где травка, мороженное «Пломбир», газ-вода. Тут сам мороженным станешь, а прогуливающийся мишка тебя и слопает.
- Добро! Подумайте и завтра в девять утра вылет. Все!
Сергеевич выкатился, а мы и призадумались. Оно хоть и прав Хрущев, что погода всяк час новая и чтоб поймать ее, надо целый научно-исследовательский институт в горах ставить, да и на шап-шарап тоже нельзя. Горы ж ведь. Мы их совсем не знаем. Оно хоть и лето, снег.
- Кто был в снегах?
Молчок. Никто.
- Кто что читал?
- Там холодно.
- Летом?
-А что, снег же всегда лежит.
- Точно.
Попросили теплое белье. Быстро принесли. Подогнали.
- Что еще?
- Нет. Не знаем. Отдыхаем. Завтра видно будет.
Встали, Умылись. Хороший завтрак. Пришел полковник.
- За мной. - Идем. Машина. Аэродром.
- Проверьте парашюты. Да что их проверять. Свои родненькие. Оделись. Летим.
Да. Никита Сергеевич. Это,- не кукурузу сеять и реки вспять поворачивать. Авантюра чистой воды. Боевой десант на снежные горы. Кого ловить? Кому что взрывать?
Да мы понаслышке знаем, что там громко и говорить нельзя, мигом лавина или что похуже пойдет. Гудим час, два, три. Пилот вышел к нам.
- С какой высоты бросать?
- Давай полторы от места приземления.
- Сделаем. Примерно. Вам лучше чуть выше и чуть ниже?
- Давай как получится!
ВОТ И «ГОРКА». Облетели, нацелились.
- Давай.
Надо добавить, что нам дали прекрасные маленькие радиостанции, говорят в горах хорошо работают. В самолете испытали - правда. Даже понятно, что говоришь.
- Пока не приснежусь, крутитесь.
- Без команды не бросать. Открылся. Нормально. Сноса нет. Выбрал точку, захожу. Все время информирую ребят. Слушают молча. Не отвечают. Снег скрадывает расстояние. Двадцать или десять метров - не поймешь. Да блестит все. Остается метров восемь.
Вдруг такой по ногам удар!
Ветер! Забросило в сторону. Отцепка! Кувыркнулся удачно. Ногами и боком в снег. По грудь! Торчу, а надо мной свирепо ветер гудит. Так хочет выдернуть, укатить куда. Не, брат, меня уже не выдуешь, зароюсь с головой. А вот ребят сейчас нацелю.
Даю шашку. Дым сносит сразу. Спрашиваю:
- Дым видно?
- Нет. Чуть полоска.
Ломаю другую. Порошок стелется по ветру, но часть липнет и получается хорошо видимое пятно.
Орут:
- Видно.
Ну и хорошо. Торчу в середине большой «поляны».
- Заходите на полполяны с ветра, рука на отцепке, как только ударит ветер по ногам, отцеплятся. Все! В заход по одному. Пошел.
Как волнительно смотреть с земли за друзьями. Чуть замешкается - не найдем никогда. Такой низовик мощный. Вот повис первый. Заходит. Отцепка. Сносит тело. Почти рядом. Хоп! Торчит. - Хорошо. Давай следующий. Есть. Следующий. Есть! Все Двенадцать.
- Пилот, АУ, как тебя звать то?
- Миша.
- Благодарим. Доложи, что все живы. Здоровы. Начнем спускаться.
Да, так и спустишься. Чуть нос высунешь - ветерком и покатит. Роем траншеи, связываемся стропами запасок, которые пришлось на это пожертвовать. Поползли. Час, два, три. Хоть и снег, а пар валит. Дорога мягкая, сыпучая. Как пингвины плывем. Вот и ветер кончился. Видно вышли из его коридора. Снег помельчал. Можно вертикально попробовать. Нет. Лежа быстрее. Опять плывем. Схватываем на лету снег ртом. Торопимся. Скоро и вечер. Воздух не холодный, но ведь не на снегу спать. Склон покруче пошел. Тут тормозить надо. Двое вдоль скользят, один поперек. Как бульдозер гребет, но тормозит хорошо. Плохо рукам. Наши перчатки явно не проектировали для подобных упражнений. Просто холодно рукам и приходится терять время на отогрев. Руки то свои. Жалко.
Говорят, в горах темнота наступает внезапно. Посмотрим.
- Стой. Обед, ужин. Ветра совсем нет. Расстелили запаски, улеглись. Жуем сухари, шоколад. Сухари второго сухарного завода, как написано на упаковке. Изготовлены в 1937 году. Вишь как. Специальные заводы сухарные были. Да и хлеб для них особый, специальный. Может и сейчас так. Вкусные сухари, но крепкие. Ножом не режутся, только отбить можно кусочек. Долго плавятся за щекой.
Руки, ноги еще не ноют. Это будет дня через два. В сон потянуло. Нет рано. Плывем дальше. Уже начинает смеркаться. Пока видно хорошо путь, будем перемещаться. Все. Темно.
Упаковываемся как гусеницы в коконы. Только голова торчит. Связываемся в одну кучу и мгновенно засыпаем. Помню Санек что-то лепетал про быстрое потемнение, но, на полуслове, уснул.
Часа три проспали и разом проснулись. Холодно. Хорошо белье теплое. Шинельку бы. До утра дрыхли бы. А тут все. Холодно. ДА еще как. Луны нет, но не мрак. Так серость сплошная. На земле комарики гудят. Веточками народ отмахивается, а здесь ни одной животины. Кому тут жить захочется. Снежный барс только прогуляется, да и то вряд ли, что здесь делать. Это мы, дюжина дураков, да альпинисты, форса ради бродят. Нормальному человеку и земли хватает.
Разговаривать не о чем. Посидели, пожевали еще сухариков второго сухарного завода. Глаза обвыкли. Почти все видно.
- Поползем, что ли?
- Та давай.
Проверили привязки, упаковали «одеяла», чтоб не мешали и вниз по склону, и пошли.
Рассвет застал нас почти у края снегов.
Со светом повеселело на душе. Тут цветы. Красота какая. Вот зачем в горы то ходят! Ишь ты. И птички, и зверьки. Всё непуганое. Человека не боятся. Привал. Завтрак. Улеглись. Хорошо. Забыли про ветер, про снег. Про отцепки, со всеми вытекающими последствиями. Забыли про щемление в сердце. Ох, как хорошо, когда хорошо кончается.
Но! А это что за компания? Рюкзаки выше головы, увешанные всяким инструментом, веревки, ледорубы. Башмаки с когтями. Жмут вверх, как паровозы. Поравнялись. Поздоровались.
- Вы кто?
-Кто?
-Мы!
- А вы?
- Мы альпинисты. Тут какие-то дураки прыгнули на снежник. Нас вечером собрали, идем спасать. Всю ночь шли, день будем идти. Искать будем.
Они все немного темненькие. Грузины, абхазы? Акцент приятный. Все приятно, когда цел.
Глядя на их вооружение, мы поняли всю легкомысленность совершенного. Хоть не говори этим людям, что они идут искать нас. А не скажи, пойдут вверх. Снег рыть будут. Искать хоть замороженных. Серьезные мужики.
- Кто старший? спрашиваю.
- Я, отвечает самый суровый.
- Пойдем на пару слов.
Отошли. Я ему помягче говорю.
- Ты, брат не сердись сильно, не надо вверх идти, там нет никого.
- НАЙДЕМ! ВИКОПАЕМ!
- Да, нет. Все уже здесь. Все двенадцать. Это мы прыгали вчера на ваш снежник.
Суровый сел. Снял свой рюкзак, если я правильно назвал это сооружение,
- Ти думаешь, что говоришь, ти знаешь, что такое снежник летом, ти думать умеешь?
- Говорю тебе - не сердись. Все кончилось благополучно. Не знаю я гор снежных, не бывал! Вот этот раз. Первый и последний. Я мирный человек, мне в долине лучше. Давай не сердись, лучше похарчимся, если есть что.
Было что. Запасец хороший.
Суровый долго растолковывал собратьям, что мы и есть те, за которыми их послали. Но они никак не могли взять в толк, что такое возможно. Эх! Послушал бы Никита Сергеевич. Вот уж подумал бы наперед, прежде чем аферы устраивать. А, может он и прав. Большой человек и думать должен по большому. Откушали и стали спускаться вниз. Хранил нас Господь! Тут по зелени, столько страховок, столько осторожности. Разумной! А мы по снегу перли. Благо не было на пути провалов, ям, гололеда. Были мы явно для чего-то еще нужны.
Катится тем же шариком жизнь. Где и падаем, где взлетаем. Упал - умойся, встряхнись и продолжай жить. Набил шишку, опыт называется, приложи медный пятак, боль снимет, живи дальше. Заповеди помни... и сполняй. Трудно, но другой вариант не предусмотрен.
- Смирно! Вольно. Друг твой звонил. Расспрашивал про жизнь. Про здоровье. Про извилины.
А что им, извилинам. Им тепло, защищены хорошо костьми, волосами. Дождь не капает, харч хороший. Одни углубляются, другие сглаживаются. Процесс непрерывный.
- Что еще друг затеял?
- Да затеял он давно, а вот надумал исполнить сейчас, когда мы недалеко от точки воплощения его мечты. Привет тебе передал. Идет хорошая машина. На всЁ три дня.
Вот неугомонный. После нашего прыжка американцы программу закрыли, финансирование прекратили. Их президент обиделся на Хрущева. Но этот решил их докатать. Чубы трещат только у холопов! Три дня. Опять авантюра. Хоть бы американские данные одним глазом посмотреть. Высота 5895, рядом громадное и глубочайшее озеро Виктория. Территория Танзании. Национальный парк. Последнее хуже всего. Зверье непуганое, без специального пропуска голову оторвут или съедят живьем. Тут уж и гора не так страшна.
Пришла машина. Этакое веретено с четырьмя двигателями. Лючки, только селедку выбрасывать.
- А медленно летать ты можешь? Мы ж не ракеты, не бомбы. Мы ж люди.
- Самое тихое, ребята, что могу для вас сделать это триста км/час на десять-пятнадцать секунд. Дольше не могу, упаду.
Решили. Пойдем понизу. Перед выброской полезет вверх, подзависнет и пошел. Кто не успел, получит пинок двигателями. Тренироваться негде. Только теория. На горушке снега почти нет. Да и не сказано на снег. Камер федерации нет. Рекорд засчитывать никто не собирается. Да и, вероятно, мало кто об этом знает. Нам бы тоже не знать, но без нас просто нельзя.
- Вези Сан Саныч. Так наименовался командир воздушного судна. Потренировались с часок, на быстрое оставления салона, и поехали. Через сорок минут на месте.
Облетели пару раз, как могли присмотрели местечко.
Сан Саныч ювелирно исполнил маневр и мы повисли между небом и горой. Хоть бы шашечку. Хоть бы пожар где.
Ладно, вы висите, а я побежал вниз. Захожу на краешек снега. Надо же. Такая жарища внизу.
Раскаленный континент, а тут снег.
Приложило. Купол вытянуло по ветру. Всем хорошо видно. Зашли, построились. Все.
Приснежились. Тепло. Ручейки звенят.
Умылись. Попили водички. Вкусная, как дома. Упаковались и поползли вниз. Опыт есть, используем позу пингвина. Скорость приличная. Все наставления «сурового» пошли впрок. В траву просто влетели. Все как у нас. Цветы, птички, бабочки. Вот только мужиков в униформе с карабинами у нас не было.
Хенде Хох!
Я те дам «ХОХ»! Свой подниму, да пару очередей пущу над твоей дурной башкой. Будет тебе «ХОХ».
ЦУ ЕНДЕ тебе будет. Знаешь сколько у меня адреналина в крови? Подождать часок не можешь, пока все рассосется! «Хенде» ему делай. Щас сделаю.
Но ребята, выкрикнув условную фразу, оружие убрали, отправили для ясности свои железки за спину и направились к нам. Загалдели. Руками объяснили, что все видели. Что это мужественно, что это красиво. Что ...
Ну, а что ж мы тебе, охрана парка, что ли. Мы и не на такие глупости способны по воле начальников. Хорошо, что ваш вулкан молчит, а если заговорил бы. после получения приказа. Сигай ему в глотку. Ибо, кто же свой приказ отменит. Престиж, однако. Можно позубоскалить, когда дело сделано.
Мужики достали карту. Пальцем нарисовали дорогу и проводили вниз километров на десять. Далее не их зона. Там уже дороги. Можно на машине ехать, но окромя своих двоих нет ничего.
Тут мы впервые столкнулись с капитализмом. Орут, поздравляют, восхищаются, но на вопрос подвезти, четко называют кругленькую сумму. Испорченные вконец. Сюда ведь только богатенькие прибывают, платят бешенные деньги, за ни за что. Вот незадача. Машин полно, а идем пешком. Да парашюты тащим. Стоп, идея. Расправляем один купол запасного, ложимся кружком и закусываем, что с собой взяли. Народишко глазеет, фотографируют.
- А ну пойди сюда фотограф..., кто тебе разрешал снимать без оплаты?
-Кто?
- Гони мани-мани.
И погнали. Торговались, правда, но процесс пошел. Кассир наш через час доложил, что деньги на дорогу есть, можем грузится. А что, ребята, если пару куполов продать? Нам почти до дома хватит. Развернули торговлю. Местные держатели гостиниц приличную цену дали, да за фото с них взяли, да за то, что можно и фото и парашют в одну систему ценностей ввести. Натолкнули их на мысль использовать сии с прибылью.
Катим себе на двух хороших машинах, взятых в аренду в один конец, попиваем чаек. Спасибо тебе, дорогой друг Никита Сергеевич. За удовольствие, заботу и ласку.
Безоблачное путешествие кончилось, правда, двумя квитанциями штрафа. Одна за превышение скорости, но сами ведь виноваты, что можно ездить так быстро, на дорогах совсем нет ям. Идешь сто миль, не качнет. Сто миль - это полтораста км/час. А вторая - «за самовольное проникновение в национальный парк в запрещенное время». Цитата.
Видишь ли? Там какая-то животина жениться собирается. Мы могли напугать и страна понесет убытки. Во как! Есть чему и поучиться.
Домой свалились, как снег на голову. Командиры только согласовывали это самое проникновение в парк. Волокита страшная, везде взятки. Чиновники опытные. За вдох - выдох сдирают шкуру. Наше появление все вопросы сняло, чиновники цены сбросили, кинулись наперегонки оформлять бумаги.
- Не. братаны, стой. Вы нам не нужны! Вот вам штраф и адью!
Сидим дома, пьем чай. Командиры слушают наш подробнейший отчет-рассказ. Довольно улыбаются, поминают за всё и вся Никиту Сергеевича, наделяют его ласковыми именами, но без зла. Ведь все хорошо кончилось. Правда опять пришлось портить одежду и сверлить в ней дырки. От барских забав приходится и себе ношу на груди утяжелять. Всем достанется понемногу. Но на то ты и десант! Если не мы - то кто!