В пару прыжков, быстрых, вёртких, громадный зверь добрался до Агни и оббежал её, встал перед ней, загораживая Агнину спину от... Агни обернулась.
И сердце больно скатилось по рёбрам, чтобы удариться о кости на дне брюха.
Там стоял Вран. Улыбался, склонив голову к плечу. Чёрные волосы реяли по ветру, как истрёпанный флаг.
Прятался в изнанке или отводил глаза, а вот сейчас проявился. Эта мысль мелькнула и канула.
Вран нежно обнимал Мил. Мил вырывалась и шипела — солнце жгло её, оставляя на коже нежнее розовых лепестков волдыри и потёки. Кожа плавилась даже от разбавленного облаками света.
- Ты мне эту шваль, а я тебя твою подружку, ммм?
Агни почувствовала глухое раздражение. Оно было, как ворчание собаки, которую достали, но кусать нельзя ни за что. Вран левой рукой стащил тёмные очки с лица Мил.
Мил со стоном зажмурилась, отвернулась, пытаясь спрятать лицо на груди Врана. Тот сжал в кулаке хрупкие стекляшки очков. Дужки ломались и слипались, как расплавленная жвачка. По ним пробегали зеленоватые быстрые искры.
Агни вынула меч и обошла всё ещё рычащую Светку. Встала перед Враном, наставив на него острие меча. Круглый кончик прямого меча в полуметре от тела нервировал Врана. Он не мог отцепить взгляд от выписывающего восьмёрки острия.
Всё так же, не отводя глаз, Вран стащил с головы Мил капюшон. Агни показалось, что стал виден дымок, поднимающийся от кожи матери вампиров.
Мил забилась, пытаясь скинуть его руки, ударить, вырваться, вот только где ей было сладить с богом?
Она рычала и постанывала от боли. Агни качнула клинком и прыгнула вперёд, Вран исчез и появился чуть дальше. Агни пропахала лезвием воздух.
Вынула из кармана путанный клубок лески и швырнула под ноги Врану. Путанка разрослась под ботинками Врана, полезла по обувной коже, уцепилась и оплела шнурки, вот уже белые толстые нити цепляются за плотную ткань врановых штанов... и Вран спихивает их, просто смахивает ладонью, полной зелёного огня. Огоньки бегут по лескам и весь комок ссыпается чёрным пеплом.
Вран хохочет, тянет руку к Агни.
И давится смехом: звук перехода. Лопнувшей и схлопнувшейся обратно оболочки.
Позади Агни больше нет оборотницы. Там есть проплавленный до асфальта снег и разбитые, взметнутые переходом асфальтовые кусочки. Раскиданы по снегу чёрной шрапнелью.
Вран меняется в лице, злоба опускает углы его губ, прочерчивает складки на лице, он смотрит за спину Агни, и Агни бьёт мечом по его ногам. Вран отпрыгивает, выпуская неудобную Мил, Агни дёргает её к себе свободной правой и пропускает удар Врана.
Она вскидывает глаза и видит перед собой, прямо перед лицом, его растопыренную ладонь. Между скрюченными пальцами жгутся зелёные искры, светится паутинная путанка заклятия. Всё это прожжёт сейчас ей лицо, войдёт в тело, проплавит плоть и доберётся до самых костей, до самой сути её и убьёт. Мучительно, расплавляя и выворачивая тело и дух болью и мукой.
Агни не успеть увернуться.
Она всё ещё продолжает движение укола вперёд левой и всё ещё тащит Мил на себя правой, ни остановить это, ни начать новое она не может — Вран быстрый. Очень быстрый.
Зажмуриться Агни тоже не успевает — даже мигнуть не хватает времени.
Рука ближе, ближе, ближе, касается лица, гладит кожу, пальцем проводит по щеке и губам. Это нежно. Агни видит взгляд Врана. Там уже нет злобы, там... Боль? Тоска?
Вран отступает, словно прячась, сжимается, обхватывая лицо растопыренными пальцами, Агни всё ещё не остановившись, всё ещё в движении укола, пытается шагнуть к нему и слышит тихое, сквозь муку: «Я не хочу, не хочу!..»
Вран отшатывается дальше, подпрыгивает, скручивается в чёрное, маленькое, изломанное.
Изломанное распахивает крылья вороном, взмахивает крыльями, и ветер треплет волосы Агни и заставляет жмуриться. Когда Агни может раскрыть глаза, чернокрылого ворона уже не видно. Только крылатая точка в сером небе, но, быть может, это и вовсе не он.
Мил плачет на плече у Агни. Агни гладит её по плечам, по волосам. Вампирша пахнет палёным. Свет солнца жжёт их, не убивает, но делает больно.
На Мил платье и модный бесформенный плащ, который она носила с платком на голове, с очками и большущей шляпой с широкими полями. Ничего этого нет, только очки плавятся на снегу, чуть протаивая в нём ямку.
Лететь с ней в ступе — значить, обжечь Мил снова и снова, значит, отложить помощь ещё на несколько часов. Так нельзя.
Значит, надо проваливаться в изнанку.
- Мил? - Агни ласково гладит её по волосам, загораживая от солнца собой. Выходит плохо, Агни худая, а Мил высокая и стройная, как она ни прижимается к подруге, всё равно солнце осаливает её своими лучами и жжётся, жжётся.
- Мил, ты сможешь провалиться до изнанки?
Мил замирает, пытается ввести себя в состояние расслабленности, светлого транса. Пытается снова и снова. Выходит плохо - слишком больно.
Изнанка — это не явь и не полуявь, это оборотная сторона мира. Его тыл. Как у конфетного фантика или вышивки. Там скрыты связи мира, его призраки, образы и ожидания.
Туда можно провалиться, засыпая. Можно свалиться туда, опьянев до изумления или попробовав чего-то шаманского, разрушающего и нечистого. А можно от радости созерцания, от радости общения и посреди вечера с друзьями вдруг понять важное о мире, нечаянно заглянув на изнанку.
Путь туда разный, результат пути тоже бывает различным.
Мил вспоминает Князя, оборотившего её. Кажется, насколько Агни слышит её эмоции, она любила его по-настоящему, искренне и на всю свою жизнь. Мил считала и считает, что он отвечал ей тем же.
Этот свет былой и печальной любви позволяет ей выпасть из мира яви.
Она вываливается, её образ редеет, становится прозрачным, словно растворяется в свете серого дня, Мил тянет за собой Агни, и та позволяет себя утянуть.
Ваш Мартокот
ЗЫ: я совсем не знаю, что сегодня написать. так что - вот.
