Руководитель Сургутской рыбоохраны Олег Раевский – о югорских браконьерах, вреде от нефтяников и о том, куда делась вся ценная рыба
«Жить одним днем, преследуя корыстные цели и вылавливая рыбу из Красной Книги России, или оставить уникальные виды нашим потомкам – это каждый решает сам. А инспекторы рыбоохраны лишь фиксируют осознанный выбор граждан».
Это слегка перефразированный текст из публикации Олега Раевского, в прошлом журналиста и педагога, а в настоящем – инспектора рыбоохраны. Точнее сказать, старшего инспектора рыбоохраны и руководителя Сургутского подразделения отдела госконтроля по Югре Нижнеобского территориального управления Росрыболовства.
Корреспондент СИА-ПРЕСС поговорил со старшим инспектором и узнал, насколько опасна эта работа, как нефтяные компании компенсируют вред водоемам округа, куда делась ценная рыба, как ее вернуть и какой он – югорский браконьер? И немного о черном рынке.
– Заметил у вас на столе фотоаппарат. Служебный?
– Да какой там!.. Зарплата пришла – пошел да купил на свои деньги. А как же это, не фотографировать? Я же член союза журналистов с две тысячи какого-то там года, это уже образ жизни. Много красивого или забавного попадает в кадр: рыбак с огромной рыбиной на рассвете, удивленные лица браконьеров, когда их берут с поличным на рейде, и природа красивая у нас. Ездил как-то в Хабаровский край на Амур в командировку, думал, что природа там совсем другая… Ан нет! Все то же самое, только на горизонте сопки видно.
Фотоаппаратом этим однажды поймал пешню (лом для выдалбливания прорубей – прим. авт.). Ей меня один рыбак убить грозился, говорил, голову отсечет и в проруби утопит. У него немного не получилось это сделать, но вот по фотоаппарату попал. А я его только купил! (бьет себя ладонью по лбу) А он ничего так, работает, все нормально.
– И часто такие опасности случаются?
– Есть профессиональные риски, как у любой профессии. Бывает, нападают на инспекторов, а потом граждан привлекают. Было и такое, что стреляли по нам из ружья мужики пьяные с берега. Попугать хотели и удаль свою показать. Но чтобы прям убить – такого умысла у людей нет. Из 100 процентов 99 и девять – абсолютно адекватные люди.
Все сильно упрощается, когда с нами люди из ОМОН плавают. Все буяны, только увидев людей в броне, сразу находят документы и совсем не хотят ссорится.
– Вы Амур упоминали. А там как?
– Браконьеры там другие, конечно. Там ситуация круче. Был случай, например. Идет кета осенняя на нерест, за один плав с сеткой браконьеры выловили 137 рыбин. Почти все с икрой. По тем расценкам – 200 тысяч рублей. Вот так, буквально за час деньги делаются.
– А как браконьеры сбывают это дело?
– Я не знаю. Там длинные пищевые цепочки. По берегу ездят черные машины и скупают у рыбаков что они наловили. Мы их, конечно, ловили, наказывали, хорошо тогда поработали, но что дальше – не знаю, этим другие люди занимаются, наша работа другая.
Да и в целом на в Хабаровском крае у инспекторов работа опаснее. У нас в области единичные случаи, когда инспектора убить хотят, а там мужики каждый день с таким сталкиваются.
Сибирские рыбаки не такие, конечно. Бывает, переклинивает людей от нервов. Помню, был один «Илья Муромец», огромный мужчина, очень уверенно шел к своему ведерку, чтобы избавиться от стерлядок. Инспекторы его схватили со всех сторон, а он дальше идет. Ноги в воде, по пояс в воде, уже почти по плечи. А он идет! Неудивительно, что он такой сильный – рыбаки же тросы тягают, тяжелые сети с рыбой, у них пальцы как сарделины, огромные, вот такие!
– И как, получилось у него рыбу выкинуть?
– Не-а…(хитро улыбается, затем мы смеемся)
– А зачем он рыбу пытался выкинуть? Чтобы улики уничтожить?
– Совершенно верно. Нет тела, нет дела. Задача инспектора не только поймать браконьера, но и не дать ему избавиться от вещественных доказательств. Люди стараются сети бросать, рыбу прятать, хитрить как-то, на жалость взять.
Как я люблю говорить, если тебя взяли в плен – подними руки. Пойман с поличным – не надо хитрить. Конечно, могут вспылить и в горячке наговорить разного, но потом извиняются. Это понятно – расстроился, распсиховался.
Мы людей успокаиваем, объясняем, что дальше делать, какое наказание будет и какие последствия, никого не обманываем. Согласись, неприятно будет, если у человека в возрасте сердце остановится, когда он разволнуется?
Обычно, когда узнают о наказании, сразу успокаиваются и начинают прикидывать как минимизировать затраты. Лучше заплатить штраф и признать вину, чем упираться, просить что-то доказать и грубить, а потом лишиться лодки с мотором на пять миллионов рублей или дорогого внедорожника.
Мы не любим идти на конфликт и стараемся до него не доводить, но если ты хочешь, чтобы мы доказали твою вину, то мы докажем.
У Росгвардии беспилотники над реками летают, они с высоты могут определить, какая у тебя рыба в руках. Летают квадрокоптеры и дроны.
У инспекторов камеры есть, регистраторы.
Уголовка – это дело такое, перейдет на твоих потомков и родных. Дети не должны страдать из-за необдуманных действий родителей. И с этим обычно все согласны.
– Мне всегда казалось, что многие рыбаки без задней мысли рыбачат, не зная, что что-то нарушают, а потом на статьи попадают. Это так?
– Интерент есть. Все о всем знают, а если не знают, то лукавят. Некоторые браконьеры закон лучше меня знают.
– А старики? У них нет интернета.
– А старики и подавно. Они всю жизнь рыбачат по 50 лет, они замечательно знают законы, уловки и умеют прикидываться. Да, понятно, люди в возрасте, но никто же с голоду не умирает. Они просто привыкли рыбачить, чтобы помногу. Это страсть, адреналин. В горы люди ходят, до вершины на руках ползут. Тут так же. Плохо ему будет, если он на рыбалку не сходит.
– С каким поколением больше проблем?
– Преемственность поколений теряется. Раньше рыба нужна была, отцы детей учили о том, как рыбачить, это знание долго передавалось. А сейчас последнее поколение просто выбилось. Они рыбачить не умеют и вреда от них больше всего. Приехали на воду, погуляли, напились, сетей повсюду расставили, а утром уплыли. За собой не убрали, сети не сняли, и они потом набиваются хорошей рыбой. Она тухнет, задыхается. Километры брошенных сетей находим – столько мертвой рыбы!.. Ну зачем, зачем так делать?! Вот такое отношение к природе у людей. Берут больше, чем могут съесть, и потом половина рыбы просто портится.
Далеко не все такие, конечно. Нельзя говорить огульно. На самом деле почти все сибирские рыбаки идейные. Кого угодно приструнят и реки стараются беречь. Они не любят нефтяников, потому что думают, что рыба исчезает из-за них.
– Это так?
– Не совсем. Есть много факторов, почему рыбы становится больше или меньше. Есть техногенный фактор, есть человеческий и есть природный. Конечно, техногенный сильно влияет, но это не единственная причина.
К тому же нефтяные компании проводят компенсационные мероприятия. Специалисты из особых государственных комиссий устанавливают, какой ущерб был причинен рыбному фонду после стройки и работы того или иного объекта. Потери высчитываются в килограммах ихтиомассы, а потом компания занимается зарыблением и выпускает миллион мальков такой-то рыбы. Это их обязанность. Есть даже специальные рыбоводческие предприятия, которые специально рыбу для них разводят.
Нам часто говорят что-то вроде «вот я сети поставил, рыбу поймал, но какой ущерб нанес я, а какой нефтяники, какой – газовики?!».
Ну, дорогой мой, давай посчитаем. Вас около десяти тысяч человек. Каждый ставит в среднем десять сетей. Каждая где-то под 100 метров. Вы по весне, когда рыба нерестится, все своими сетями заставляете, все поймы. Рыба просто размножаться не успевает, вы же все вылавливаете, даже мелочь.
Да, бесспорно – урон от нефтяников огромен. Но они и компенсируют, не полностью, но идут в правильном направлении. А браконьеры? Ни одного малька в воду никто из них не выпустил.
А потом говорят, что рыбы нет.
– А что, реально рыбы нет? Говорят, муксуна почти не осталось.
– Я раньше работал в Тюменской области. Там от половины такого количества рыбы как у нас в восторге были бы. Ребята, да вы просто зажрались. Тобол, Тура, там реки намного беднее в плане рыбы. Тут люди язя отпускают, когда он сети забивает, а там такое представить никак нельзя.
В 70-ых и 80-ых, когда ценной рыбы было в изобилии, муксуна сопровождали отряды инспекторов до мест нереста, потому что муксун просто забивал все сети.
– Так может поэтому муксуна сейчас почти не осталось, потому что не охраняют его?
– Это не только связано с людьми. Как я уже говорил, есть природный фактор. Меняются кормовые базы, течение, температуры, протоки меняются. Рыба по природным механизмам адаптируется и уходит туда, где ей лучше. Сейчас же рыба, которой мало, не ощущает конкуренции, ей хорошо – за еду не надо локтями биться.
В природе не все идеально сбалансированно, но все же некий баланс есть. Популяции восстановятся, просто не надо ей мешать.
– То есть нужно просто соблюдать законы рыболовства? И тогда муксуна, стерляди и осетра станет как раньше?
– Нельзя заставить людей делать все по закону. Есть много законных способов рыбачить, если ты хочешь. Еще больше незаконных. Должны быть какие-то нравственные, внутренние ограничения. Понимание. Был случай. В садке нашли у рыбака лобариков (молодые осетры – прим. авт.). Спрашиваем, почему не отпустил, чего ему с них будет, они же по 200 грамм, ну совсем ни о чем. А он говорит: «Да я курей ими накормлю»... (качает головой в расстроенных чувствах, заметно, что ему неприятно вспоминать этот случай) А могли бы вырасти красивые большие осетры…
Чтобы не стать «клиентом» Олега Раевского и его коллег из рыбоохраны — почитайте правила лова рыбы в Югре.