(Записки седого Бобра)
Бобриков Игорь Борисович.
Только в Боге успокаивается душа моя; От Него спасение мое. (Пс.61, ст. 2.)
ПРЫЖОК
- Отец! Странным голосом обратилась жена к пришедшему мужу, снимавшему мундир и явно желавшему отдохнуть.
- Отец!
- Ну, дай отдохнуть. Поесть дай. Баба-Яга и та сначала кормила, в баньке парила, только потом к делу приступала. То ли на лопату и в печь, то ли еще какую гадость. А ты хочешь сразу гадость поднести.
Жили они вместе уже тридцать лет и нрав своей супруги он знал.
- Нет, отец, тут не до еды, не до бани. А за Бабу-Ягу разговор будет особый.
Генерал пожалел, что припомнил сказочки. Явно пахло порохом.
- Так вот, отец. Снова начала Лариса Матвеевна, но продолжить не успела. Взорвался хозяин дома!
- Что ты мне уже в третье: отец, отец..., раньше и обращения такого не потребляла. А теперь трижды в минуту.
- Да, именно отец! Дочь твоя замуж собралась.
- Давно пора, буркнул обиженный папочка, и собрался идти на кухню.
- Нет, постой. Ты не знаешь, кто твой будет зять.
- Да не мне с ним жить, а Светке. Пусть по себе и выбирает. Помочь что, поможем. Не бомж же какой. Да и бомж человек. Постараемся. Не в лесу живем.
Жена заняла воинственную позу и изрекла:
- Студент!
- Хорошо, рассудил муж, закончит устроим куда никуда, прозябать не будет. Связи есть, властью не обделены. Не сухари жуем.
И направился в сторону кухни. Обычно у больших чинов есть и столовая, но Василий Степанович любил по старинке. Кухня и столовая - одно целое. Сел за стол. Взял кусочек хлеба, откусил и медленно, со вкусом зажевал. Тихо плакала в комнате Лариса Матвеевна, также тихо часы считали уходящие века, пахла герань на окошке и не знал сей достопочтенный муж, что по лестнице поднимается дочь, что рядом с ней ее уже муж, что она ждет ребенка, что муж получил диплом, что в сумочке лежат билеты на самолет до далекой Аддис-Абебы. Он спокойно жевал свой хлеб и наслаждался тишиной и покоем. Как и все дни, сегодняшний был беспокойный, много пустой возни и это сильно раздражало боевого, энергичного генерала. Дома он всегда был тих, отдавал власть жене и,… облачившись во что простенькое, расслаблялся.
Зазвонили в дверь. Жена открыла, ойкнула и окликнула Василия Степановича. В дверях стояла цветущая Светка, большой букет закрывал ее почти всю, но не мог никак прикрыть того, кто стоял рядом.
-О!
Выдал почтенный воин. На большее его не хватило.
-О!
Светка затараторила:
Папочка, ты не смотри так. Ведь все люди равны, все либо хорошие, либо гадкие, да и в тех местах, говорят ученые, зародилось человечество.
- Ты мне голову не морочь! Что в России людей мало? Что они хуже?
Но Светкин муж стоял тихо. Эмоций не проявлял и Василий Степанович как-то сник. Лариса Матвеевна пригласила всех в дом, чинно прошли, расселись за большим столом. Запахло порохом. Но Светка быстро погасила бикфордов шнур, выдав всю информацию.
Уже женились, вот свидетельство; уже дите, вот справка; уже сегодня улетает их самолет и они пришли проститься. Поздравления можно отложить до лучших времен, а пока так. С годами боль поутихла. На столе фотография белоголового внука. А вот и письмецо передали.
- Машину! Я буду у В.Ф. кто сверху потребует, звони туда. Кто снизу - через час буду.
Василий Степанович с командующим друзья с войны. Фронтовой брат - человек особенный. Командовал подразделением и из штрафников. БерЁг людей, не совал во все тугие места, не прокладывал телами проходы в минных полях, не гнал на убой. Все жить хотят. Все воюют. Все Родину защищают. Одна она на всех, даже если кого и обидела зазря, даже если сам виноват. В любой программе! Другой нет - и не будет. Как мать, как отец. После войны доверили новые войска создавать. Создал. Мобильные, организованные. Суперэлита армии. Всегда в поиске, в заботах и трудах. День по секундам расписан. Личного времени - ноль.
- Здравствуй, тезка. Выручай. Дочь через пять лет, как уехала, ты эту историю знаешь, вот оповестила. Читай.
- В.Ф. углубился в чтение сто раз перемятой цидульки.
- Да!... Что она была шустра, это я помню. Но туда. Раз, папочка, «прости и выручай», то надо выручать. Где этот тип мы быстро найдем. Он лицо ныне там известное. А вот где её искать. Давай, брат, собери все её фотографии. Детские, школьные, взрослые. Всякие. Тащи мне. Завтра будем работать, а пока все.
- Зайди! Буркнул командир, заглянув в наш домик.
Ну и зайду, что в первый раз, что ли? Вроде на отдыхе, а он бурчит.
Сидит один, листает альбом. Протянул, хмыкнул.
- На, любуйся. Запомни так, чтобы в самую темную ночь даже под одеялом узнал. Каждую черточку, каждую примету. Просил лично В.Ф. Ты, говорит, сынок, все разрой. Найди и доставь домой. Друга фронтового дочь. Гражданка страны нашей. Его гада не трожь. Пусть сами разбираются. А ее - домой. Не дело нашей девке, хоть и дуре, быть сдаваемой в аренду и субаренду всяким мужикам. Честь страны. Постарайся, сынок. Еще попросил на это дело послать тебя. На. Изучай. Думай. Подбирай людей. Все. Продолжай заслуженный отдых. Все по готовности. Сроков нет.
Его, оного рабовладельца, нашли быстро. Уже не дома, а в Могадишо. Город большой, шумный.
Своеобразный и мало понятный. Дом большой, затененный со всех сторон.
Хорошая дворня. Все в униформе. Вышколенные.
Наблюдаем. За каждым посетителем вьемся хвостиком. Не приведет ли к объекту. Нет, пока пусто.
Снимаем все, что попадает в кадр. Во! Малыш беленький промелькнул. С нянечкой.
Работаем. График поминутный прорисовали.
Весь режим лучше его слуг усвоили. Так. Часть задачи есть. Хоть про малыша разговора не было, но он тоже наш. Да еще и беленький совсем. А вот с девочкой плохо. Где- то далеко от сего дома. Что ж, надо побеседовать с хозяином. Не год же тут сидеть. Перехватили после кабака, когда он домой ехал. Пьяный, жук, а за руль сел.
- Давай побеседуем? Язык русский не забыл? Жигь-то хочешь?
Все, конечно приторно вежливо, но настойчиво. Язык не забыл, более того хорошо помнит, как ему за вольное обращение с нашими студентками, дурами, охочими до экзотики, морду начистили. До блеска. Хорошая память. С отличием Патриса Лумумбы университет закончил. Даже адресок дал, куда отправил по договору аренды нашу Подопечную.
- Спасибо, товарищ. Поехали проверим.
Он не горел желанием. Да и мы не настаивали. Оставили с Сашей в машине, а сами по адресу. Что мы там увидели, рассказывать нет никакой возможности.
Шутки хана-отцеубийцы орды блекнут перед этими новыми развратниками. Но надо смотреть и выбирать нужный момент. Пришлось чуть подымить. Караул! Пожар. Все шкуру свою спасать. Бегут, падают. А девки привязаны, распяты по всякому. Дали чуть еще, что б успокоились, подремали. Зачем нам такая паника. Надо тихо. Мирно. Пообрезали путы, рассмотрели. Нет нашей. Дом весь перерыли. Все вниз смотрели, по углам, норам. А она вот где. Как флаг висит. Не гнется и не падает. Жива? Дышит. Снимай. Сняли сонную, все ж спят и ей досталось. Укутали в покрывало. Не до одежды сейчас. Подъехали к Сашке. Рабовладелец спит, бормочет по-своему.
- Саня, уходим.
Саня повозился, продлил сон этому гаду, а может и хороший человек, может у них так заведено. Простим ему. Зачем-то открыл багажник и извлек увесистый чемоданище.
Все! Сигнал на отход. Чинно садимся в машины и, не нарушая правил езды, жмем к морю. Это недалеко. К утру будем. Рассветает. Дамочка проснулась. Таращит глаза. Мы все молчим, но рожи то белые. Спрашивает. Молчим.
Плачет. Мастерит из покрывала одежонку. Тут не до приличий. Декольте твое мы видели ночью в том притоне. Вот и берег. Крутой. Кто выбирал? Тут надо летать уметь, а не ходить ногами. Скала. Волны бьют, брызги веером, как от колес машины, когда по луже гонит. Метрах в трехстах подлодка наша, ближе, морячки на лодочках надувных.
Сигайте, братцы. Чем дальше, тем безопаснее. Мы вас баграми извлечем из пучины. И помахивают этими самыми крючьями. Приглашают. Сразу вспомнилось, как еще курсантами полезли сдуру на десятиметровую вышку в купальне на реке Великой. Жуть! А сраму, если вниз по лестнице. Надо прыгать. Как летели не помню, но страху натерпелись. Больше не лазал и на трехметровую. А тут метров пятнадцать. И тут наша девочка разглядела на лодочной рубке большую красную звезду. Бросила свой саван, промчалась сколь было до обрыва стрелой и полетела.
Нет, правда, она не падала, она летела. Через головы морячков, через гребни волн. Мы даже успели обеспокоится, не перелетит ли за лодку. Или чего хуже: в нее врежется. Пока морячки лодочки разворачивали, пока весла в воду, она дельфином поперла сама. Припала к рубке, звезду целует.
Да, братцы, таких прыжков не видел. Ни до того, ни после.
А вы, дорогие наши девочки, думайте головой. Да папу с мамой слушайте. Ибо сказано: почитай родителей своих и проживешь Долго и Счастливо!
А в чемодане у Сашка, когда благополучно и мы добрались до лодочки, оказался такой милый мальчик. Василий Васильевич, как порешили два фронтовых товарища, оба Василя. Ныне он офицер.
И еще злые языки говорят, что Светлана Васильевна на все приглашения за кордон, молча роняет слезу и отрицательно качает головой.
Помнит. Да и вы, люди, не забывайте.