Прошло уже столько лет и я, копаясь в памяти, не перестаю удивляться, чего только не бывает на войне. Со мной однажды произошел случай, который заставил меня усомниться в том, что у меня крепкие нервы, и что такой обстрелянный артиллерист, как я, ничего не боится. Черт все-таки попутал меня. Сначала стало неспокойно на сердце, а потом душа и вовсе ушла в пятки. Было это у хутора Елиховичи, восточнее села Золочев. Пехотный полк наступал на Львов, а моя батарея "сорокопяток" осуществляла стрелкам поддержку. С утра отразили одну атаку фрицев, потом стрельба начала стихать, и в какой-то момент там, где еще совсем недавно стоял оглушительный грохот, внезапно повисла мертвая тишина.
Для фронта это настолько необычное событие, что мне стало не по себе. Сразу вызвал взвод разведчиков и приказал немедленно выяснить, что происходит вокруг, и почему вдруг стало так тихо. Неужели немцы готовят нам какую-то пакость? Когда разведчики вернулись, они рассказали, что в ближайших окрестностях нет ни гитлеровцев, ни нашего пехотного полка. Вот это фокус! Выходит, пехотинцы снялись со своей позиции, и даже не прислали связного, чтобы поставить меня в известность. Получалось, что мои артиллерийские расчеты сами остались без всякого прикрытия. И если сейчас здесь появятся фрицы, тогда калякать завещание будет уже поздно. Как командир я понимал, что не имею права подвергать такой опасности своих ребят.
И я принял непростое решение: снять с орудий панорамы и затворы, и закопать их в укромном месте. А сами пушки спрятать в близлежащем овраге, и срочно сматываться отсюда. Взять орудия с собой мы не могли, так как наши "студебеккеры" было далеко отсюда, находились в укрытии. Конечно, когда я вместе со своими артиллеристами возник перед ясным взором командира дивизии, первое что я услышал, это: «Как ты посмел бросить пушки? Измена! Под трибунал пойдешь, если не вернешь материальную часть!» Мало того, получалось, что и мои батарейцы невольно стали трусливыми дезертирами. Два дня после этого я и мои ребята воевали в окопах, как простые пехотинцы, отражая непрекращающиеся атаки немцев. Но потом фрицы выдохлись, начали бросать технику, и в конечном итоге побежали, преследуемые стрелковым полком.
Как только стрельба стихла, я сразу направился к тому месту, где бросил свои пушки, и не поверил своим глазам. Они стояли в овраге, никем не тронутые, в целости и сохранности. На душе отлегло, ведь я только что мог загреметь в штрафбат, да еще и с клеймом изменника. И все-таки я понимал, что командир дивизии давно воюет со мной и знает, что я не трус. Если бы он захотел, то мог бы сразу сорвать с меня погоны и отправить к особистам, чтобы я там объяснил, как так получилось, что целое подразделение артиллеристов без боя с немцами лишилось всех своих орудий.
Александр Койфман, из воспоминаний о Великой Отечественной войне.