Автор: Ёлка
У Элечки никак не получалось похудеть. Она уже и таблетки тайские пила, и в тренажерном зале часами потела, и голодом себя морила.
Но цифры на весах дошли до шестидесяти двух и встали. Иногда они оказывались то на двести, то на триста граммов больше. Хорошо хоть каждый раз возвращались обратно. И всё.
Стойкие шестьдесят и два килограмма. Эти цифры Элечка ненавидела уже к концу первого месяца.
К окончанию второго её всё чаще настигало уныние. Мерзкий голос внутри твердил, что ничего у Элечки не получится. Но Эллу Сергеевну так просто было не взять.
И она старалась ещё больше.
Тщательно визуализировала свой стройный образ. Расклеивала мотивирующие картинки. Аутотрениг, аффирмации, шестилепестковая диета, японский заговор. Элечка не ела после пяти, ела строго по нечетным часам и только в благоприятные дни по лунному циклу.
Так прошло ещё несколько месяцев.
Весы неумолимо показывали всё те же шесть и всё ту же двойку.
- Элечка, душа моя, - добродушно басил Петр Андреевич, муж, соратник и сокрушитель правильного питания, - ну может это весы сломались? Джинсы-то уже явно свободнее стали.
Но Элечка лишь упрямо поджимала губы. Она худела не под какие-то там штаны. В шкафу её поджидали сапоги. Высокие. Красные. Мягкой кожи. Изящный каблук-шпилька.
Носить их могла только нимфа. Такая, какой Элечка помнила себя всего десять лет назад. В то время, когда Петр Андреевич не обзавелся бородой и внушительным пузом. И когда каждый день был удивительным.
Сапоги не застегивались уже лет пять. И с каждой новой проваленной попыткой их надеть, Элечка чувствовала себя всё большей неудачницей.
Не помогали даже смутные воспоминания, что именно эти сапоги подарили мозоль точно посередине пятки. В том месте, куда упиралась шляпка гвоздика, упрямо выскакивающая из каблука.
Это было неважно.
А вот почувствовать себя вновь свободной, счастливой до самых краешков, задорно простучать каблуками по асфальту и поймать пару восхищенных взглядов - было просто необходимо.
Естественно, для этого весы должны были показывать не больше шестидесяти одного килограмма.
А в четверг ровно в 11:43 терпение Элечки кончилось.
О-кон-ча-тель-но!
- Да что ж это такое, - возмутилась она, - какие-то дурацкие сапоги отравляют мне всю жизнь!
И выкинула их.
Пока несла на помойку внезапно увидела, что кожа на носке правого сапога потрескалась. Вспомнила, что молния часто заедала. И гвоздик! Элечка пять раз носила сапоги в мастерскую из-за этой штуковины. И все пять раз гвоздик вылезал обратно.
Ну будто грибочек после дождя.
А вместе с сапогами на помойку отправилась тарелка. Синяя керамическая с миленьким орнаментом. На боку у неё был небольшой скол. На стол уже не поставишь, а выкинуть жалко.
И пальто со времен университета. Элечка всё собиралась его продать.
Нет. В мусор.
А на утро весы показали шестьдесят один килограмм восемьсот грамм.
Шесть и один. Один!
Элечка пять раз вставала на весы. А потом легкой тонкой нимфой порхала по квартире и собирала в пакет, всё что не радовало глаз.
Квитанции, газеты, коробочки, тапочки и носовые платки. Старые книги - и те пошли в утиль.
И вновь минус.
Так и повелось.
Элечка выбрасывала, цифры менялись, улыбка не сходила с её лица. Казалось, вот оно светлое будущее. Меньше пыли - больше солнца.
Петр Андреевич сначала просто радовался, потом подтрунивал над женой, а затем вдруг загрустил.
Разжиться какой-нибудь милой сердцу ерундой становилось всё тяжелее. А сберечь своё родное - так и вовсе непосильной задачей.
Терпение Петра Андреевича закончилось, когда Элечка выкинула его футболку.
Это была закатанная, в художественных пятнах и с не менее художественным дырками одежда. Элечка покушалась на бедную футболку чуть ли не с первой встречи.
Но это была его, Петра Андреевича, вещь. Знамя холостяцкой жизни и напоминание о временах лихой юности. Он не мог выбросить её, будто это обычный кусок ткани.
- Некоторые вещи, - объяснял он давным-давно, - это добрая память.
И вот футболки просто не стало. Вероломно. За его спиной.
Весы к тому моменту давно уже показывали заветную цифру. Но постройневшей и помолодевшей Элечке этого было мало. Страх “не добиться” сменился страхом “не сохранить”. Останавливаться было опасно. А вдруг вес вновь пойдет вверх?
И Петр Андреевич впервые накричал на жену. Все десять лет совместной жизни они обходились шутками и поджатыми губами.
Но в тот вечер Петр Андреевич топал ногами. Размахивал правой рукой. Называл жену “женщина!”. И, что самое ужасное, “Элла”.
И это после стольких лет “Элечки“ и “души моей”!
- Знаешь, - наконец хмуро и уже тихо закончил Петр Андреевич, - я уже боюсь, что однажды ты и меня выкинешь. За нефункциональность.
А на следующий день Элечка выбросила только самый обычный мусор.
Она не тронула даже нелепого домовенка с торчащими фиолетовыми волосами. Совсем как у ба, которая давным-давно по выходным пекла ей блины. Те, на которых сверху таял кусочек сливочного масла. И которые так вкусно посыпать крупным сахарным песком.
А вес.
Неизвестно. Вот весы Элечка выкинула.
Потому что никакие цифры и никакие сапоги больше не влияют на её счастье.
Источник: http://litclubbs.ru/articles/14321-elechka-navodit-porjadok.html
Ставьте пальцы вверх, делитесь ссылкой с друзьями, а также не забудьте подписаться. Это очень важно для канала.
