Одиночество

(этого не было, но хотелось бы)

Одиночество.

Одиночество. Оно цеплялось за каблуки, слышалось в шуме отъезжающего троллейбуса, каплями дождя стучало по окну.
Она его ненавидела и берегла. Страх потерять смешивался с привкусом ожидания чуда, и от этого становилось ещё тяжелее. Когда-то она его боялась. Звала в гости подруг, кутила по ресторанам и меняла мужиков, меняла, как…(штампами говорить не хотелось).
Она зажмурилась, вспоминая холодок, поднимавшийся из её живота и заполнявший тело, сковывая движения, в тот момент, когда чувствовалось его приближение.
Со временем всё изменилось. Стала старше или мудрее? Нет, просто надоело. Надоела жизнь, спрятанная за ширмой странных взаимоотношений. Захотелось неприкрытого, невыносимого, необузданного, непредсказуемого одиночества. Она отдала этому идолу работу, сменив её на более спокойную, и скорее с бумагами, чем с людьми. Постепенно перестала общаться с друзьями - их перпендикуляры сменились параллелями, ограничила число абонентов в телефоне, закрыла аккаунты.
Никто не заметил её исчезновения. Даже близкие - сын и дочь, мама ничего не почувствовали. Им казалось, что это временное явление или каприз, или она так решила? Сама подумала, сама…(штампы лезли в голову). Что говорить, если сказано до тебя…
К помутневшему от сумерек окну подкрался ветер, качнул занавеску на открытом балконе. У соседнего дома завыла сирена, гавкнула, но тут же замолчала собака. Одинокий комар заметался в дверном проеме, не зная, что ему нужнее, остаться живым, но голодным или сытым, но…
Она сняла туфли, идти некуда и не с кем. Одиночество обрадовалось, отцепилось от каблуков и закружилось пылинками под вспыхнувшим абажуром. Как давно она не танцевала вальс. Как давно ничего не случалось и не могло случиться в её жизни.
В коридоре у дверей квартиры послышались шаги. Её сердце с некоторых пор замирало при звуке шагов. А вдруг? Но нет, мимо. Открылись другие двери и тут же захлопнулись.
«Наташка, - шепнуло одиночество, прошуршав бумагой вдруг свалившейся со стола, - почаевничаем?» Когда оно обращалось к ней по имени, нужно было срочно что-то делать. «С ума можно сойти, иду», - хрипнула она в ответ и пошла, ставить чайник.
Что-то хлопнуло в коридоре. Раз, другой, третий. Послышался шум, как будто кто-то обо что-то бил, потом всхлип. Стукнула дверь, и тишина сдавила стены её квартиры с новой силой.
С соседями Наташа не общалась совсем. Не то чтобы они были плохими, просто не имело смысла заводить знакомства, если в гости она всё равно никого бы не пригласила? Интересно, у кого это так грохотало? У алкашей из соседней квартиры или у тех, что живут наискосок?
Чайник засвистел, истерично выплескивая на плиту кипяток. За свистом она не услышала, что в её двери кто-то тихо постучал. Ей показалось? Игры разума (очередной штамп, что засел в голове), а может кошка?
Кошка одиночества повернула голову, сверкнула в окне фарами отъезжающего автомобиля и мяукнула: «Дура, не открывай».
Стук повторился. На цыпочках Наташа медленно пошла к дверям. В глазок ничего не видно, в коридоре темно. Стук повторился снова и кто-то глухо произнес: «Откройте».
-Кто там? – её голос дрожал от испуга и тайны, притаившейся за дверью.
-Откройте, пожалуйста, – голос в этот раз прозвучал слабее.
-Зачем? – вопрос был ужасно глуп, и она даже покраснела от неожиданности.
-Помогите мне, - сказали совсем тихо, и что-то прошелестело по двери вниз.
Наташа, хотела было сходить за ножом или чем-нибудь тяжёлым в кухню, но передумала. Какой смысл? Если её пытаются ограбить, выманивая в коридор, то нож не поможет. Она просто не сможет ударить. А если нужна помощь, то выглядеть вооружённая амазонка будет смешно.
Затаив дыхание, она открыла дверь и никого не увидела перед собой. Сплошная чернота, только что-то больно ударило её по пальцам ног и жутко застонало.
Её бы визжать, но во рту пересохло, и сразу затошнило. Она ойкнула, посмотрела вниз. На её ногах лежала голова. Нет, конечно, у головы было тело и прочее, что к ней прилагалось, но оно лежало за порогом, а голова придавила ноги к полу.
Осторожно убрав одну ногу из-под незнакомца, Наташа решилась посмотреть, что за сокровище лежит на пороге прихожей.
Одиночество укусило комаром в лодыжку. «Не лезь в это! - прошипело оно. – Зачем тебе эта морока? Звони в скорую, а лучше выкинь его в коридор. Сделаем вид, что ничего не было. Ну же, давай!»
Громко выдохнув, Наташа потянула тело на себя, затащив мужчину в прихожую. Правой рукой ударила по выключателю. Сумерки за окном, превратились в вечер, и стало совсем темно. Свет вспыхнул, и одиночество прогрохотало над головой: «Дура!»
-Само такое! – огрызнулась она. – Лучше помоги перенести на диван.
Одиночество ретировалось в кухню, скрипом половицы и звоном тарелки показывая, что рассердилось.
Наташа в несколько приёмов всё-таки перетащила незнакомца на диван, сняла обувь и наконец-то смогла его рассмотреть. Мужчине лет тридцать пять-сорок, стройное тело его слегка подкачано. Серые джинсы и футболка с абстрактным рисунком, на шее крестик на цепочке. Лицо слегка вытянутое к подбородку, губы в крови, но скорее прикушены от боли, чем разбиты, прямой чуть длинноватый нос, под глазом растекался синевой синяк, темные волосы, где-то чуть выше виска, тоже слиплись от крови.
«По голове ударили, - нервно хихикнуло одиночество, - ну, что будешь делать, сестра милосердия?»
Что делать, Наташа не знала. Рана была вроде бы не большой и крови немного, но кто знает, как сильно его ударили? Будь, что будет. Она принесла из холодильника пакет пельменей, завернула его в тряпку и приложила к голове незнакомца. Мужчина застонал и открыл глаза.
Одиночество раздраженно метнулось под платье и потянуло в сторону.
«Да ты что, не смей, не смотри, ты не можешь предать меня!»
Глаза мужчины ярко голубые, непонимающе блуждали по её лицу, по незнакомой обстановке вокруг.
«В радужке глаз голубых – океан...» - прошептала она строчку из своего стиха.
«Свихнулась?» - злобно зашипело одиночество, отползая в тёмный угол комнаты и сворачиваясь в клубок.
А она улыбалась, понимая, что ей не страшно, что сегодня странным образом к ней пришло новое, пока ещё непонятное, но такое знакомое чувство. От него необычно сильно застучало сердце, а руки стали теплыми и невесомыми. Во рту появилась забытая сладость предвкушения нежности. Тысячи мелких атомов её запаха сплелись в невидимые, но такие желанные молекулы счастья.
Одиночество, в последний раз обозвав её «дурой», уползло через балкон по водосточной трубе на землю и растворилось в ночи, а лёгкий прохладный ветер принёс волшебный волнующий аромат сирени.

Страх.

Она проснулась от тишины. Не было слышно его дыхания. До этого сквозь сон она чувствовала, что незнакомец дышит. Тяжело, как будто выдавливая из себя воздух, который, каким-то странным образом пробрался в его лёгкие.
А теперь дыхания не было. В одной ночной рубашке, забыв надеть тапки, вскочила с кровати, взвизгнула от холодного пола (вот тебе и лето) и поняла, что не может ступить ни шагу. На ногах пудовыми гирями висел страх. Обхватив её ступни и щиколотки страх начал быстро продвигаться вверх. Он окутывал тело липкой холодной паутиной, скручивал суставы и колол иголками сосуды. Кровь замедлила бег и практически застыла. В животе нудно заурчало что-то ужасно громкое и противное. Следующая волна страха ударила в солнечное сплетение и перекрыла вентиль кислорода и жизненной силы. Губы побледнели, похолодел лоб и вместе с этим вспотели ладони. Страх шепнул: «Дождалась? Он умер! Ты виновата».

Страх всегда виноватил её во всем с самого детства, поэтому она жутко боялась темноты, в которой приходилось сидеть одной долгими вечерами, когда мама работала. Маме нужно было её кормить, поить и растить. Ей казалось тогда, что если бы не она, то маме не нужно бы было работать. Она думала, что темнота – это наказание за то, что мешает маме жить. Её ни разу не пришло в голову, что можно просто включить свет. Ещё она боялась криков. Когда кричали, то всегда что-нибудь плохое происходило. А «плохого» она боялась тоже.

От ее кровати до дивана, где лежал незнакомец, было всего несколько шагов. Но страх натянул пелену на глаза, и она перестала верить тому, что видела.
«Нет его, нет, - шипел страх, сворачиваясь комочком в горле. – Не было никакого смысла в том, чтобы открывать двери и впускать его в дом. Ты его не знаешь. Может он…»

В этот самый момент она уже была у дивана и трясущейся рукой приподняла плед, которым вчера укрыла мужчину. Этого не нужно было делать, потому что незнакомец тут же перехватил ее руку и резко дернул на себя.
Страх заштопал рот крупными нитками по живому и надавил изнутри на глаза. Она что-то невнятно промычала, рухнув от неожиданности на колени.
Её лицо находилось на расстоянии вздоха от лица незнакомца. Тот смотрел на неё с интересом и усталостью.
-Ты кто?
- Наташа… - голос вернулся к ней, когти страха разорвали его в клочья, поэтому он звучал глухо.
- Пить!
Мужчина на мгновение сжал её кисть горячей ладонью крепче, чем это было необходимо, и тут же отпустил.
Она не помнила, как попала в кухню, как наливала воду в кружку, как несла её обратно. А под ногами, утробно завывая, путался страх:
«Немедленно звони в полицию или в скорую! Ты понимаешь, что если он умрёт, то обвинят тебя?» «Не буду, - отмахивалась она. – Я не могу тебе объяснить, ты всё равно не поймешь. Просто я не могу без него».
«Дура!» - констатировал страх, чем-то напомнив ей хамство одиночества.
Она присела около незнакомца на краешек дивана и поднесла к его губам чашку. Страх толкал под локоть и любым путём пытался расплескать воду. Мужчина пил воду мелкими глотками, и, не отрываясь, смотрел на неё.

«В радужке глаз голубых океан
(звучали в голове строки её забытых стихов)
Там…то ли впадина, то ли вулкан,
Зрачком закреплённые.
Прыгнуть вниз или вынырнуть вверх
Не получится, лучше не мучиться
Значит просто тонуть…»

И она тонула, глупо и безнадёжно, как, впрочем, и все влюблённые женщины, тонущие в глазах любимых мужчин. Сначала просто купаешься в отношениях, потом заплываешь за буйки, а мама где-то на берегу кричит «ты опять?». Друзья пытаются "догнать на лодке", иногда даже под парусом, но ты сначала плывешь, потом понимаешь, что не вернуться и отдаешься стихии чувств, слишком поздно осознавая, что идешь ко дну. И не вынырнуть. Значит просто тонуть.
Страх нудно объяснял вышесказанное, приправив подробностями из прошлых отношений.

Вынырнуть из "вод голубой лагуны" заставил стук в дверь.
Незнакомец вздрогнул, посмотрел на Наташу и приложил палец к её губам, еле слышно прошептав: «Тише…»
Страх тут же запутался в волосах, промчался по спине и затаился где-то в копчике. Она молчала, глядя на мужчину, а страх злобно зудел: «Это конец!»
- Откройте, полиция.
Страх завыл в ушах дверным звонком, смешиваясь с настойчивыми просьбами полицейского.
- Не бойся, - прошептала Наташа. - Я не открою. Я тебя им не отдам.
Страх, который до этого вольготно чувствовал себя в квартире, вдруг съёжился, крадучись подполз к бежавшему по стене паучку, и примостился на его спину. Паучок со всей мочи «рванул» к балконной двери и скрылся в щель.
Над горизонтом вставало солнце, заполняя собой улицы и тротуары. Начинался день - первый день с ним, а она даже не знала его имени. Но знала точно, она его никому не отдаст.

Гнев.

Он никак не мог вспомнить, как оказался в незнакомой ему комнате. Голова разламывалась на две неровные половинки, каждая из которых, по ощущениям, напоминала гигантский грецкий орех. Те, кто пытался добыть содержимое «ореха» старались, били от всей правды, вернее со всей дури. Кто бил, а главное зачем, он не помнил. Но это было и не важно. Ему необходимо понять, где он и что здесь делает?
В перерывах между забытьем и явью, ему казалось, что с ним разговаривает ангел. Нет, ну конечно, какой ангел? Раз голова болит, то он не в раю. И всё же кто-то точно был, и - это девушка.
Он попытался открыть глаза и понял, что может только один. Второй глаз представлял собой тоненькую оплывшую гематомой щёлочку. «Красавчик!» - почему-то громыхнуло в голове – совсем не смешно.
Открытым глазом он обвел помещение, в котором находился. День приложил руку к интерьеру комнаты. В ней было светло, и он смог разглядеть, что в кресле, напротив дивана, похожая на маленький съежившийся комок под коричневой шалью, спит девушка.
Он вспомнил, что она давала ему пить, что у неё прохладные, нежные руки. Память вернула ему и её голос, вернее шёпот «в радужке глаз голубых…», «Наташа…», «не бойся…я тебя никому не отдам».
И тут же в голову ворвался неистовый стук в дверь, крик «откройте, полиция…» и …
В этот момент он вспомнил всё.

Друг Лёха позвал отпраздновать день рождения скромно. Решили никуда не ходить, а купить пару бутылок коньяка и посидеть в домашней обстановке, по-мальчишески, как раньше, когда учились в институте.
Пришли, как договорились, около восьми вечера. Он - последним, Стас и Игорь были на месте. Лёха резал бутерброды, балагурил ни о чём и много смеялся, за всех. Стас и Игорь сидели смурные. Он подумал, что всё не просто так, но не спросил. Не спросил. Почему? Не привык влезать в чужие дела, а надо бы.
Только через несколько часов, после второй бутылки коньяка, когда они все вместе поднялись на этаж выше к Лёхиному другану Андрюхе за добавкой, он понял, во что вляпались друзья.
Дверь открыл кудлатый парень в тельняшке, радостно ухмыльнулся Алексею, поздоровался за руку с Ним, а потом перевел взгляд на Стаса и Игоря и практически сразу же озверел.
Виктор (Он), знал, что такое гнев. Это разъярённый паук с огромными зубами и когтями, который забирается в тебя, становится тобой, и больше ты его не контролируешь. Он прорастает раковой опухолью во всем теле, причиняя нестерпимую боль, и чтобы избавиться от этой боли или хоть как-то её заглушить, ты начинаешь судорожно сжимать кулаки. В тело впивается сотни, нет тысячи крючков, таких острых рыболовных, и они тащат тебя в разные стороны, разрывая плоть и доставая из нее слежавшийся смрад обид. И вот ты - большой оголённый нерв. Чтобы не потерять сознание, начинаешь хватать ртом воздух, организм впрыскивает непереносимую в обычной ситуации дозу адреналина. Молекулы тела источают яд. В этот момент, чтобы не отравиться самим собой, ты растормаживаешься полностью и бьёшь, бьёшь, чтобы убить…
Именно так бил Андрей, Лехин друг. Он вцепился в Стаса и Игоря, через несколько секунд те были на полу коридора. Всё случилось быстро и в полном молчании. Виктор не сразу понял, что происходит. Поэтому не ожидал, что следующий удар придется по его голове. Падая, он краем глаза успел заметить, что Лёха летит вслед за ним. Хлопнула дверь, и тишина затащила Виктора к себе в логово бессознания.
Он очнулся от боли и до крови прикусил губу. Попытался встать и даже идти, но его хватило только до ближайших к выходу из коридора дверей.
Что было дальше? Он постучал, она открыла? Почему она не вызвала скорую, милицию? Где ребята? Когда он встал, их уже не было в коридоре.
Виктор посмотрел на девушку в кресле, попытался встать и застонал.

Наташе снились голубые васильки. Никто не знал, что это её любимые цветы. Мужчины считают, что лучший подарок это розы. Но розы ничем не пахнут, совсем ничем, а васильки – детством, счастьем, небом, океаном.
Чтобы её не дарили розы, она всех предупреждает дарить гвоздики. Их гофрированные цветки напоминают оборочки васильков.
Стон вырвал её из сна. Она мгновенно оказалась рядом с диваном и положила руку на лоб незнакомцу.
-Как вы? Больно? Я промыла рану и забинтовала. Не бойтесь рана не большая, гематомы нет. Просто удар был сильный.
- Наташа…
От его голоса она вздрогнула.
- Спасибо. А вы не знаете?
- Знаю. Их и Вас ищет полиция.
Она рассказала ему, что нашла его на пороге, когда услышала стук в дверь. Утром приехала полиция, потому что Андрея, соседа с её этажа нашли избитым в квартире. Мать вернулась с ночной смены, а там сын в луже крови, живой, но смотреть страшно. Он прошептал «Лёха», и мама всё сразу же поняла и полицию вызвала. Спустились к Лёхе на этаж, а там, в квартире, никого и четыре бокала да две бутылки коньяка. Ищут теперь.

Гнев, который Андрей выпустил наружу, чуть не убил его самого. И теперь огромным черным пауком оплетал дом, в котором жили два друга Леха и Андрей. Пугал соседей, которые боялись выйти на улицу. Опутывал паутиной лжи улицу, по которой ходили ошпаренные приказами оперативники в поисках пропавших подозреваемых, и город, в который в командировку приехал Виктор.
Туманной завесой зла вползали серые сумерки, затемняя самые светлые уголки комнаты. Только её глаза (он смотрел в них не отрываясь) блестели двумя серебряными огоньками, на бледном и усталом лице.
«В радужке глаз голубых океан…» - услышал Виктор непонятные для него строки, но понял, что они предназначались ему и провалился в сон.