(из серии "Картина маслом")
Ей показалось, что хрустнул не только палец на ноге, но и бок холодильника. Боль мгновенно вытеснила гнев. С языка посыпались неудобоваримые фразы вперемежку с междометиями. Кошка, которой должно было прилететь от Ленки за непотребство мимо лотка, с удивлением уставилась на воющую хозяйку. Ленка поджала ногу и запрыгала к дивану. "Только бы не перелом, - мелькнула мысль и растаяла". Второй палец на Ленкиной ноге уверенно показывал налево и распухал на глазах. В надежде, что всё же ушиб, Ленка попыталась дотронуться до кончика пальца. Её так учил проверять, перелом или нет, одноклассник ещё в школе. Он "терял" пальцы часто, играя в футбол, поэтому испытал всё от вывиха до перелома. Палец от нажима заорал на Ленку благим матом. Нога дёрнулась и Ленка со всего маху ударилась пяткой о деревянный низ дивана. В голове помутнело от нового приступа боли, и она заревела в голос. Кошка с любопытством посмотрела на скулящую хозяйку, подошла и "жалеючи" потёрлась о больную ногу. Ленка, поровну распределяя ручьи слёз по щекам, отстранила её рукой и поскакала к телефону. Надо было ехать в травмпункт.
Подруга, которой Ленка дозвонилась, приехала за ней на машине. Посмотрела на распухший палец, поойкала, привязала тапок к ноге и помогла доскакать до машины. Ленка в очередной раз порадовалась, что у Лолки есть авто, и что она работает таксистом. Вызывать скорую на сломанный палец было равносильно самоубийству. Как-то по-молодости, после рождения дочки, везли её с тромбом в распухшей ноге в больницу. Врач скорой дорогой причитала: "Только бы ногу не отрезали, только бы не отрезали!" У Ленки тогда и молоко пропало, и крыша от страха чуть не поехала. С той поры в скорую ни ногой.
Лолка довезла до травмпункта. Доскакали до кабинета, а там, как водится, очередь. Лолка её усадила на кушетку, а сама пошла машину ставить на стоянку да за водой, сиди, мол, жди.
Ленка уселась поудобнее, начала рассматривать травмированных. Картина была ещё та.
Первыми на приём сидели "двое из ларца". Два парня, совершенно непохожие друг на друга внешне, синяками были расписаны, как под копирку. И у того и у другого под правым глазом было красно-синее месиво над опухшей щекой. У обоих оторваны рукава на рубашках, и почему-то с правой стороны. "Интересно, - подумала Ленка. - Они сначала рукава друг другу оторвали или по морде съездили, а потом безрукавку решили соорудить? И оба левши что ли?" Разглядывая их, Ленка невольно улыбнулась. Парни заметили её внимание и одновременно улыбнулись в ответ. В их "лучезарной" улыбке катастрофически не хватало пары зубов справа. Ленка еле сдержала смех, перевела взгляд на следующего болезного.
Третьим в очереди был странного вида мужчина лет тридцати пяти в чёрных рубашке и брюках явно не по размеру, в красной бейсболке и кроссовках на босу ногу. Рядом с ним сидела худенькая женщина в джинсах и ветровке. Она периодически охала, слушая рассказ своего френда, а тот, видимо от боли, повторял и повторял историю. Был он у отца в деревне, помогал рамки в ульи ставить. Он, вообще-то, нисколько не пасечник, но раз папа просит, как отказать. Тем более и нужно было только одну рамочку в самый спокойный улей поставить. "Представляешь, - впечатлял он своим рассказом даму сердца. - Беру рамочку, подхожу к улью, открываю крышку. Чего и делов-то? Рамочку вставляю, а они как зачпокали меня по рукам, да под рукава лезут, да в лицо. А я рамочку держу, больно, а поставить-то надо. Но не выдержал, бросил. Чувствую, сознание теряю. От улья отбежал, в траву упал, катаюсь по ней от боли сам не свой, одежду с себя срываю, а в голове одна мысль - не умереть бы..." Раздуло мужика конкретно. Вместо глаз узенькие щёлочки, нос красный и широкий, что в переносице, что в ноздрях. Кисти рук, что видны из-под рубахи, больше похожи на боксёрские перчатки или даже на надутые гелем шары, того и гляди - взлетит. Говорил-говорил, смотрел-смотрел на свою даму, потом как выдаст: "Вот, Наташка, захочешь губы накачать, денег тратить не будем. В улей и операции никакой не надо". Наташка треснула его по плечу, мужчина заойкал, видимо пчёлы постарались всё тело понадкусывать, хорошо не съели.
Рядом с парочкой любителей пчёл сидел коренастый мужичок в броднях. От него нестерпимо пахло речной рыбой. Рядом с ним уместился подвыпивший мужик в кепке и веселился от души: "Что, Михалыч, половил рыбки? Ты почаще к нам приезжай из Москвы-то. Тут такие щуки водятся, не чета тебе". Михалыч улыбался в ответ: "Да, Лёха, такую рыбину я ещё не вылавливал. Век помнить буду". Ленка присмотрелась к мужичку в броднях и ахнула. В указательном и безымянном пальцах его левой руки торчал рыболовный крючок. Он прошил пальцы неудачливого рыбака насквозь, причём оба сразу. Как это вышло ни сам Михалыч, ни его друг Лёха объяснить не могли, поэтому просто демонстрировали "улов" и подтрунивали друг над другом. "Чё, Михалыч, знатная из тебя ушица будет, - хрипел, изнемогая от смеха, Лёха".
"Ага, - в тон ему посмеивался Михалыч, - этакой ты не ел... Щука-то мясистая да в броднях. Старовата правда для твоих зубов. Гляди, чтобы не встряла поперёк нигде, не подавись..."
Ленка рассматривала травмированных людей и поймала себя на мысли, что почти не чувствует боли. Как там говорят - "на миру и смерть красна"? Вот вроде каждому досталось "мама не горюй", а сидят да хохочут друг над другом. Болью поделились, и, вроде, меньше её стало у каждого. Сидят улыбчивые. Живые да и ладно. Всякое бывает, а это разве беда?
В двери с улицы зашла ещё одна пара травмированных. У него голова забинтована, у неё рука на привязи. Зашли с такими лицами, что Лёха даже место даме уступил. Спросил со свойственной ему простотой у мужика с перебинтованной головой:"Чё, мужик, не о твою голову женщина руку-то сломала?" Мужчина выпучил глаза и заоткрывал рот, точно рыба, выброшенная на берег, а женщина удивлённо посмотрела на Лёху потом на перевязанного кавалера и прыснула.
Картина маслом. Когда врач вышла звать первую пару "потерпевших" из коридора, её никто не услышал. Беззубо хохотали "двое из ларца". Громко хлопал о колени раздутыми руками и громыхал смехом "пасечник". Михалыч с Лёхой, согнувшись пополам, выкрикивали что-то невнятное, кашляя и подвывая. "Чирикали", давясь смехом, женская половина пострадавших, клятвенно обещая, не встречаться больше: ногами с холодильником, руками с безмозглой головой, и уж точно не лезть в улей для накачивания губ.