Найти тему
Ольга Лутаева

КЛИНИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ. 1

Как-то я услышала от своей тети фразу: «Умирать не страшно». Тогда, по молодости, я очень удивилась – как это так – умирать не страшно? И мне всё время хотелось понять, почему не страшно, страшно, ведь все останется, земля, солнце, птицы, дома, и тебя не будет, не станет целого мира, погаснет твоя звезда и это – не страшно?

А это действительно не страшно.

Первый раз смерть пришла за мной в роддом.

Без пятнадцати три акушерка, заглянув мне под рубашку, бодро скомандовала: «Ну, побежали в родзал, все, отмучилась. Осталось каких-нибудь 15 минут»

Кое-как я залезла на стол, пошла длинная схватка, а ней вторая, Акушерка кивнула головой и вышла из палаты, . а у меня от боли потемнело в глазах, и вдруг все прекратилось – я не чувствовала боли, я не чувствовала холодного воздуха родзала, я не чувствовала собственного тела, но я увидела, как на столе подо мной стало корчиться тело беременной женщины с очень родным лицом, как у нее закатились глаза, лицо сделалось бледным, а тело содрогалось в попытках извергнуть из себя ребенка. который был еще жив и пытался выйти через слишком узкие для этого пути.

Я как будто смотрела фильм. Я поняла, что - это мое тело, и что я умерла, но мне было жалко ребенка, который пытался появиться на свет, потом я заметила, как исказилось лицо у женщины на соседнем столе, как она дико закричала и кричала так громко, что я захотела даже заткнуть уши. Но было нечем и я решила просто уйти из этого места, где кричала женщина, повернув лицо в сторону стола, на котором все еще корчилось мое тело.

Меня несло по какому-то длинному коридору, несло в сторону света, источник которого находился везде и нигде. Я не чувствовала ни тепла, ни холода, только вдруг меня обогнал маленький комок света, а летела як людям, которые стояли перед источником света . Среди них я узнала собственного дедушку со стороны матери, которого уже не было в живых, он стоял самый первый, а за ним были еще люди. Я узнала лицо матери моего папы, которая умерла еще до моего рождения, рядом с ней стоял мужчина с сухой рукой, красивый жгучий брюнет, потом дома я его опознала по фото – это был отец моего папы, умерший в блокаду. Дедушка выставил перед собой руку и поймал в ладонь тот сгусток света, который, коснувшись его руки . превратился в ребенка. Дед прижал его к себе, а мне погрозил пальцем и стал качать головой, отрицательно и осуждающе.

И тут я поняла , что в этом мире, где до этого не было ни запахов, ни боли, меня стал окружать волшебный аромат, пахло какими-то духами, пьяняще и сказочно, и кто-то гладил меня по щеке. Меня резко понесло назад, стало тяжело, кто-то лупил меня по щекам, еще кто-то держал рядом с моим лицом открытую банку с нашатырем, кто-то колол чем-то в вену, вокруг все бегали, орали, суетились.

Я повернула голову и увидела ту саму женщину, которая так громко что то кричала тогда, когда я видела ее сверху. Она плакала, пыталась мне улыбнуться и повторяла «ожила ,ожила». На меня навалилась боль, но оная уже не была такой острой, видимо,порог был перейден и я уже ее не чувствовала так серьезно.

Процесс родов описывать не буду – он был слишком тяжел и страшен, о чем свидетельствовал послеродовой больничный и врачебные рекомендации.

Родившегося малыша мне показали. Сначала попой, и трясли его до тех пор, пока я выдохнула «сын», потом повернули, показав личико

Меня потрясло его лицо – лицо маленького старичка. Сосредоточенное , с глазами Экклезиаста с портрета работы Александра Исачева. Он как будто вы знал все, что было и что будет, и не был рад приходу в этот мир. На секунду его лицо закрыла какая-то тень и тут же черты приобрели младенческую размытость, глаза расфокусировались и он горестно заплакал.

Потом меня вывезли в коридор, оставив с мешком льда на животе. Старенький санитар, которого я попросила позвонить ко мне домой и сказать, что родился сын, перевез меня в уголок, где не было сквозняка. Зато рядом была ординаторская, а меня видно не было. Дедушка завез меня за ширму. И я оказалась около дверей ординаторской, где и услышала, что со мной было.

Там я услышала, что детей было двое, один замер еще на сроке в 25-26 недель, но мне повезло, тело мумифицировалось, второй, которого выдавили из меня живым все же,у спели, был довольно крупным, с очень тяжелыми и негибкими костями, а родовые пути оказались слишком узкими и длинными, совершенно не эластичными, что померла. Что откачивали, откачали, и что надо было кесарить, но могли же и не успеть. А роддом через пару дней закрывается на проветривание. И отборнейший мат заведующей дородовым отделением, которой все это рассказывали.

Из роддома я уходила одна - моего мальчика увезли в детскую больницу. Особый цинизм наших роддомов заключается в том, что матерей, которые выходят оттуда по понятным причинам без ребенка, выписывают в то же время, когда оттуда уходят мамы.

Я шла как сквозь строй. Вены исколоты так, что нет живого места даже на кистях рук, никто не встречает с цветами Мне хватило еще сил гордо задрать подбородок. А слухи по роддому разносятся лучше. чем в деревнях. Знали, что выходит женщина, которая не отказывалась от своего ребенка, и выходит одна. Большего количество жалости и сочувствия я на себе в жизни не испытала. Но я знала., что мой малыш жив и в больнице, и жить ему теперь за себя и за брата.

Да, умирать не страшно. Жить куда как страшней. Но все жить веселее.

Про второй такой опыт расскажу позже

Все добра, мира и света!

Лайки приветствуются, подписка радует, а чтение комментариев доставляют удовольствие!

портрет Экклезиаста работы Александра Анатольевича Исачева, скачан с общедоступных источников сети
портрет Экклезиаста работы Александра Анатольевича Исачева, скачан с общедоступных источников сети