Елена - одно из самых музыкальных и светоносных женских имён греческого происхождения. Оно ассоциируется с легендарной троянской царицей, красота которой стала причиной великого раздора между народами. Эталон женственности, Елена не раз привлекала к себе внимание поэтов.
Один из последних могикан Большой Поэзии Юрий Кузнецов оттолкнулся от древнего мифа и создал стихотворение, от подлинности которого бросает в дрожь:
Юрий Кузнецов
Елена
Ты кто, Елена?.. Стар и млад
Из-за тебя в огне.
Пускай цари повременят,
Ты вспомни обо мне.
Гомер, слепой певец богов,
Донёс из пустоты
Вздох потрясённых стариков,
Но не твои черты.
Оставил славы блеск и гром,
И больше ничего.
Я угадал мужским чутьём
Смущение его.
В туманном юношеском сне
Из этой пустоты
Являлась женщина ко мне…
Елена! Это ты!
Хотя свой призрачный успех
Ни в ком признать не мог,
Тебя я чувствовал во всех,
Как славу и подвох.
Когда другая за мечты
Меня сожгла любя,
Ты приняла её черты —
Я потерял тебя.
1971
Другой поэт ХХ века Павел Васильев известен своим органическим песенным даром и трагической судьбой.
В одном из его последних стихотворений обращение к возлюбленной звучит, словно крик о помощи:
Елене
Снегири взлетают красногруды...
Скоро ль, скоро ль на беду мою
Я увижу волчьи изумруды
В нелюдимом, северном краю.
Будем мы печальны, одиноки
И пахучи, словно дикий мёд.
Незаметно всё приблизит сроки,
Седина нам кудри обовьёт.
Я скажу тогда тебе, подруга:
«Дни летят, как по ветру листьё,
Хорошо, что мы нашли друг друга,
В прежней жизни потерявши всё...»
Ещё одна ипостась женственности - беззаветное материнство. Вячеслав Ходасевич посвящает самое жгучее признание в любви не жене и не матери, а своей кормилице Елене Кузиной.
Как Арина Родионовна для Пушкина, Елена Кузина становится для Ходасевича образом Родины, правом на любовь к России:
***
Не матерью, но тульскою крестьянкой
Еленой Кузиной я выкормлен. Она
Свивальники мне грела над лежанкой,
Крестила на ночь от дурного сна.
Она не знала сказок и не пела,
Зато всегда хранила для меня
В заветном сундуке, обитом жестью белой,
То пряник вяземский, то мятного коня.
Она меня молитвам не учила,
Но отдала мне безраздельно все:
И материнство горькое своё
И просто всё, что дорого ей было.
Лишь раз, когда упал я из окна,
И встал живой (как помню этот день я!),
Грошовую свечу за чудное спасенье
У Иверской поставила она.
И вот, Россия, "громкая держава",
Её сосцы губами теребя,
Я высосал мучительное право
Тебя любить и проклинать тебя.
В том честном подвиге, в том счастье песнопений,
Которому служу я каждый миг,
Учитель мой - твой чудотворный гений,
И поприще - волшебный твой язык.
И пред твоими слабыми сынами
Ещё порой гордиться я могу,
Что сей язык, завещанный веками,
Любовней и ревнивей берегу...
Года бегут. Грядущего не надо,
Минувшее в душе пережжено,
Но тайная жива ещё отрада,
Что есть и мне прибежище одно:
Там, где на сердце, съеденном червями,
Любовь ко мне нетленно затая,
Спит рядом с царскими, ходынскими гостями
Елена Кузина, кормилица моя.
(12 февраля 1917, 2 марта 1922)
