(Записки седого Бобра)
Бобриков Игорь Борисович.
Детали из которых десантников делали…
ЗА НОВОГОДНЕЙ ЕЛКОЙ...
- Завтра кончается год, гвардейцы, оглашает майор Вишневский на утреннем осмотре.
Собственно, никто против, ничего не имеет. Просто майор наш по-хорошему провоцирует на предложения. Мы его любим. Он фронтовик. Солдата уважает и бережет. Ибо знает его труд и цену так, как может знать только прошедший войну от начала и до Победы. Награды он не носит, не форсит. Даже на парады и праздники, всЁ без них. Да и не принято в полку блистать. Есть и есть. Тут не девочки собрались. Командир человек спокойный, неторопливый. Решение принимает мгновенно, но высказывает его через паузу, с задержкой, как бы проверяя в себе еще и еще. Может и сердится когда, но нам не видно. Всегда наглажен, выбрит. Воротничок на гимнастерке сахарной белизны, аж с голубинкой. Чуть пододеколонен. Чуть, чуть. Только хороший нос улавливает. Офицер! Настоящий!
Кроме всего, что на меня навешано по службе, я - посыльный к командиру. По тревоге или по какой серьезной надобности, мне лететь в городок на квартиру и сообщить майору о сей оказии. За что такое наказание или доверие? В чем проявилось, необходимое для сего дела, умение? Но ломай голову, не ломай, но мчись за километр в ДОСы и стучи условным стуком в дверь квартиры №8. Первой проснется тетя Маша, жена. Откроет, сунет тебе пирожок или булочку (всегда!), примет сигнал и мчись спокойно обратно. Задержишься на минутку, и командир обгонит тебя. Так что пирожок будешь есть на привале, если он случится.
Тетя Маша когда-то была просто Машенькой, этакой миниатюрной девочкой - подростком. Но задачи фронтовые выполняла серьезные, за что, по нашим точным данным, командование не жалело всяческих наград. Но самой ценной она всегда считает Васеньку, которого извлекла из горящего, разбитого немцами прямой наводкой, здания.
Ровно за минуту до его полного обрушения.
Средь летящих обломков, воя осколков, горящего дерева и металла, среди столбов пыли и дыма, в самом пекле: наткнулась, сваливаясь с верхнего этажа, на спокойно сидящего на садовой скамейке, молоденького стройного старшего лейтенанта, который ковырялся в разбитой рации, стараясь вдохнуть в нее жизнь. Руки у офицера были забинтованы и отвертка не очень его слушалась. Машенька, кроме всего прочего, была радисткой, аппаратуру знала, а тут случай подвернулся и блеснуть.
Отвертка помелькала в ее руках, рация покашляла, похрипела и, неожиданно, разразилась отборным неудовольствием начальства, находящегося на том конце радиоволны.
- Васька!!!! Что там???? Давай координаты!!!! Куда бить? Ты сам
живой????
Васька, на которого так кричало начальство, неожиданно для Машеньки, покраснел, извинился за тон начальства и пошел сыпать цифры в эфир, которые тут же материализовались в вой снарядов, стену разрывов среди батареи противника и неожиданную тишину.
Немцам стало не из чего стрелять, а нашим - уже незачем. Огневая дуэль благополучно закончилась.
Первым пришел в себя старшой:
- Ты что, пигалица, здесь вертишься? Местная?
- Не пигалица я, ответила Машенька, а капитан из разведки. Мария Скворцова.
Слышать о ней Василий не мог, т.к. о сем не треплются на перекрестках фронтовых дорог, но протянул всезнающим голосом, что это территория его разведроты, и болтаться, без его хозяйского уведомления, даже капитанам всяким, здесь не положено.
Машенька вздохнула, глянула в голубые глаза старшего лейтенанта, опустила беловолосую головку, и тихо побрела в сторону нашего расположения.
Так бы и разошлись пути молодых, да помог немецкий снайпер. Пуля его винтовки сорвала пилотку с Машенькиной головы, голубоглазый мгновенно сбил девчонку на землю и закрыл собою.
Снова грохнули немецкие пушки, которые были где-то далеко, дался им этот дом, снова клубы дыма и вой осколков.
Оба разведчика в секунды проскочили к глухой стене, понимая всю опасность такого места, а куда? Начали осматриваться. Но не успели! Стены пошли вниз, расползаясь в стороны и погребая под собой все, что этим битым кирпичом не смещается. Капитана смело, как пушинку, а более грузного старшего лейтенанта, основательно присыпало.
Вот тут и проявилось то, за что, в такие молодые годы, на погонах Скворцовой разместились восемь аккуратненьких звездочек. Ровно по четыре на каждом. Даром не даются.
Откопала, перевязала, взвалила на свою, даже не поворачивается язык сказать спину, ибо оной как и будто нет, тонюсенькая талия, миниатюрные плечики. Нет спины в обычном понимании. Пять километров на себе. Среди стрельбы, нечастых разрывов, по изрытой всякой техникой местности. Пять длиннющих километров. Без остановок, передыху. Только наша женщина способна на такое! Действительно и коня на скаку, и в горящую избу. Не силою физической, но ДУХОМ СОСТРАДАНИЯ И МИЛОСЕРДИЯ!
Встретили ее разведчики Вишневского, подхватили обоих на свои крепкие руки, бегом понесли в свое заведование.
Лежали они на травке рядышком. Большой, широкий, обмотанный бинтами старший лейтенант и малюсенькая, совершенно обессилившая, с рассыпанными белыми волосами Машенька.
Крепкие мужики-разведчики ошарашено смотрели на это, недоумевая, как эту махину могло на себе нести это воздушное создание. Но оно несло! Оно, это создание, несло и принесло!
Примчался доктор. Поглазел на Сю картину. Поворчал в усы, которые, из-за большой перегруженности хозяина, были более похожи на две. распушившиеся по концам, веревки, не вникая в обстоятельства и пол, всадил каждому пациенту по шприцу какой-то мутноватой жидкости и, ожидая начала действия введенного препарата, начал расспросы. Первая оклемалась Машенька.
- Доктор, он из-под завала. Кирпичная стена побила.
Усатый, при этом, осторожно срезал бинты, обнажая побитое и разбитое, местами до костей, человеческое тело.
- Досталось тебе, дружок, досталось. Но это мелочи. Молод, все заживет быстро. Это тоже нормально, пел под нос усач, убирая ножницами, как бы лишние, кусочки кожи. Пока промажем йодом.
И обильно рисовал тампоном всякие фигуры. Обмундирование превращалось в кучу лоскутов.
- Ноги целы, последовало заключение, сопровождающееся йодными художествованиями, руки - на месте. Кисти оставались под бинтами, наложенными еще самим хозяином. Ну, вот! Дошли до главного. Посмотрим голову. А что голова? Она открыла свои голубые глаза, совершенно осмысленно посмотрела на видимое ею пространство, скулы шевельнулись:
- Маша где??
-Что значит где? Здесь! Вот стоит! Голубые глаза поискали, повертелись и уставились на тихо плачущую, к этому моменту, Машеньку.
Долго еще грохотала война. Косила и косила. Выстояли и победили. Слава Тебе, Господи! Искал седой голубоглазый офицер Скворцову Марию Николаевну, просеял всю Европу через мелкое сито. Профессия у нее неудачная для розысков, кто не знает, с того и спрос какой, а кто знает, сильно не разглагольствует. Но Европу просеял! Нет в Старом Свете! Переключился на Восток. Год, два. Нашел.
- Васенька, выдохнуло сердечко полковника. Васенька. Живой!!!!
Что тут долго разговаривать? Обоим ясно без слов. Вот и живут с той минуты вместе и не расстаются более. Помогай им. Господи.
Майор, прошелся вдоль строя. Прошелся еще разик, еще. Народ безмолвствует! На банальное командир не способен. Настроение у него хорошее, по всему видно, хочет разжечь слегка. Хоть одного сдвинуть с места. Но мы, понимая игру, уперлись. Ни на что не поддаемся, чем вызываем гордую улыбку нашего учителя.
- Кочев, пропел старый десантник. Ты в садик ходил?
- Нет. Я у бабушки рос.
- Это хорошо. Бабуля самое лучшее передаст внуку, счастливый ты в этом плане. А что и куда твоя бабушка клала в новогоднюю ночь?
-Игрушки, гостинцы. В сапожок. А сапожок ставила под елку. Утром, как проснешься, не одеваясь, мчишься в комнату, где стоит елочка, ныряешь под нее, находишь свой сапожок. Руку внутрь. Сердечко стучит. Мац, мац. Есть! Пряник, бублик. Варежки новые, носочки с узорами. Праздничные. Радостно так. Бежишь по комнатам, бабушку целуешь, всем показываешь. Хорошо! Весело. Все смеются, разглядывают подарки, будто не знали ничего. Детство. Хоть и голодное послевоенное, но искреннее и счастливое.
- Вот. вот. Продолжается «провокация». Сапожок, под елочкой.
Мы сдаемся и дружно поем: «В лесу родилась елочка, в лесу она росла, зимой и летом стройная зеленая была...»
- Кто пойдет за елкой для роты???
Все, в один голос
-Я!
- Хорошо, соглашается ротный, хорошо.
И коротко называет счастливчиков.
- Старшина, инструмент гвардейцам, веревки.
Развернули карту, полазали по ней.
- Сюда. Километров пятнадцать. Берите компаса, лыжи. Мазь на всякую погоду. После завтрака выходите. Старший группы Кочев!
Старшина человек опытный, идешь на день - харчи бери на три. И сует каждому пакеты сухого пайка. Пару магазинов запасных. Лес, особенно зимой, да на Псковщине. Волки, лоси, медведи, рыси! Ситуация может возникнуть любая. Так что к сотне патронов еще шестьдесят - не помешают.
Нас двенадцать человек. Отзавтракали, оделись, «крутнулись» перед старшиной.
- Все! С Богом, проводил хозяин роты.
Шуршат лыжи, легонько трусим мимо внутренних строений, выходим на КПП. Дежурный по части еще все осмотрел. Посоветовал оружие перегнать на грудь.
- Осторожно в лесу. Появились большие стаи серых хищников! Лосей уже полтора десятка «уели». Хорошо осматривайтесь. Сунул по жменьке ирисок и выпроводил за пределы части.
Лес начинается сразу за «порогом». Могучие ели, сосны. Всякие кустарники, особенно черемуха. Но лес проходной. На лыжах свободно, без особых виляний, идешь прямиком. Час, второй. Пошел подъем и это радует, с грузом будет легче с горки съезжать, поредел лес совсем. Смотрим на карту, привязываемся к местности. Вот еще через пару часов и подойдем к месту, где разрешено выбрать пару хороших елочек. Одну для роты, а другую для клуба.
Балочка, горушка и вот стоят красавицы. Друг от друга метров по десять. Не мешает никто распушиться, развернуть плотно ветви. Это когда тесно стоят, то все однобокие, сплюснутые. Каждая по-своему рвется к свету, уродуются. А на просторе - принцессы! Тонкие талии, широкие подолы веером, стать! Цену себе знают. Спустились в балочку. Сюрприз! Под снежком вода! Лыжи враз намерзли. Не скользят. Налипает и намерзает снег. Ох-хо-хо! Десять метров, двадцать. Снять лыжи нет возможности - сразу тонешь. Болото, видно, под снегом. Волочем пуды на ногах-лыжах. Целый час провозились. Перешли. Оно бы и дольше провозились, но Санек «унюхал» меленькую, узкую тропочку в этом обширном «парнике». Пробрались. Твердо. Можно даже без лыж. Вышли на склон. Наломали веток и вернулись, что бы огородить проход. Он оказался совсем узким, всего метр-два шириной. Прошли насквозь. Вернулись. Долго чистили лыжи. Развели большой костер, просушили полозья, намазали мазью, прогрели, вновь помазали и растерли. Все как учил здесь же Аркаша, он с Урала, а там с ранних лет все лыжники.
Пока возились, начало смеркаться. Решили на горке, где наши красавицы стоят и заночевать. Потихоньку лезем вверх, затыкаем в снег ветки, отмечая путь к проходу. Вот и первая красавица. Как уж хороша, как красива, но...велика. Не дотащить, путь- то не малый. Луна взошла. Все в голубоватом свете. Мороз прибавил. Точно двадцать есть. Щеки пощипывает крепенько. Не зевай, потри варежкой. Ходим от дерева к дереву. Одна другой лучше. Но надо делать дело и командир - Аркаша указует:
- Эту!
Обтоптали снежок и она подросла на метр. Прикинули где резать и за пилу. Без всякого шума легла в снежок, не противилась, знала, что на радость людям. А от оставшегося ствола пойдет росточек, лет через десять и догонит соседок. Выбрали и свалили вторую. Все. Можно и домой. А давайте небольшую еще возьмем, тете Маше. Так мы про себя звали жену командира. Но маленьких здесь нет, надо вниз спуститься. Чуть двинулись, как наткнулись на тушу громадного лося. Кто его сюда положил. Следов нет, только его. Может, подранок. А ноги какие-то толстенные. Но решили не трогать и, срубив метровочку - елочку, по своей лыжне потянулись в гору.
- Костер, дает команду Аркаша.
Натоптали снег, уложили ветки, построгали «щепу». Не сказать, что занялось разом, но, с потугами и дутьем, разожгли. Торопиться некуда, лежим в снежных перинах, жуем сухари, сахар. Сейчас согреем консервы и по баночке примем внутрь, для поддержания силы духа. Поели, отдохнули, пора и за работу. Вот тут и начались мытарства.
Как же их нести. Как тащить? Или тянуть? Часа два бились. Но природная смекалка Русичей нашла решение. Плотно увязали, укатали в тоненькую колбаску, по поперечине спереди - сзади, на плечи и... смело, товарищи в ногу...
Два гвардейца впереди, восемь несут две елки, двое сзади. Один с елочкой, другой с «ружьем». Спускаемся по склону. Часто валимся в снег, трудно четверым идти ровно. Не асфальт на плацу. Вдруг с тылу ударил автомат. Раз, два. Елки в снег. Бегом, если это можно так назвать, к задним.
Саня с колена посылает коротенькие очереди туда, откуда мы только что сошли.
- Стой! Прекратить огонь. Что там?
- Ребята, волки. Много!
А оно и правда. Косяком, как в фильмах про Чапаева, лавою, по склону. И вправо, вправо. Метров сто, двести. Ночь, она расстояния меняет до нереальности.
- Отходим быстро, дает команду Аркаша.
И елки легче стали, и лыжи веселей пошли. Вот и веточки наши. Идем по ним. Тут и вспомнили про ноги лося. На них глыбы замерзшего снега. Значит, серые загнали его в болотце, замочили ему ножки и обезножили. Кто с пудовыми «лаптями» долго пробежит. У, лукавые твари! Как же мудро поступили мы, сами не осознавая, что пригодится наша работа. Так по привычке, которую в нас уже командиры выработали. Вдоль по веткам, сколь позволяет груз, жмем по прокладке. А они пристроились и слева. Абсолютно разумно гонят нас в западню. Как же быстро мы осилили такое расстояние. Вот и проход. Все.
- Стой. Клади елки. Пятеро по левым, пятеро по правым, по полмагазина одиночными - огонь.
Струхнули хищники. Откатились к горке. Но не ушли. Сидят. Ждут чего-то. Ну, сидите, а мы порассуждаем.
Вариант первый: мы по проходу уходим, не замочив ног. Домой очень далеко. Часа четыре ходу. Волчары не дураки. Пройдут следом и могут быть неприятности. Они в лесу у себя дома. А какую гадость они замыслили, если от выстрелов не разбегаются. Перебить их мы не сможем. Может, и сейчас никого не зацепили.
Вариант второй. Сидим у прохода. Могут зайти с тыла. Но проход узкий, им в лаву не развернуться. Самое устойчивое для нас положение.
Вариант третий. Послать половину народа налегке через проход домой за помощью.
А если они перекинут туда все силы? Смогут ли ребята отбиться? А тут Аркаша подкинул историю, как у них на Урале пятерых охотников волки порвали и съели. Только косточки весной нашли. Не боятся они в каких-то ситуациях стрельбы. Оно и без этого видим - сидят. Тоже совещаются. Жаль костер не из чего соорудить. Все веселее. А давайте все же перейдем болото. Эту тропу под дулом держать будем, тыл прикроем. Берем елки, гуськом тянемся по проходу. Хорошо хоть не так далеко. Метров стопятьдесят-двести. Перебрались. Здесь тоже голь. Триста, четыреста метров свободного чистого поля. Зашевелилась стая. Вытянулись в линию и к проходу.
- Пятеро смотри сзади. Пятеро одиночными, когда втянутся в проход. Удобно, когда автомат на стволе елки лежит. Не пляшет. Вот первые в проходе. Огонь! Головной упал, остальные чуть в сторону и .... Ножки в воду. А мороз и хватанул на лету! Помните, гады, лося? Как его таким же образом укатали? Повыскакивали. Улеглись. Зубами лед срубают.
Первая отбита. Кажется, уже улыбаемся. Да и они перестраиваются. Хоть бы не ушли, да с тыла не ударили с простора. Неужели такие смелые, что пули не боятся. Ведь понимают же, твари, что это не лось, а человек с ружьем. Второй атаки не было. Потихоньку стало сереть. Вот и зарумянилось небо. Разойдемся мирно?
- Не! Витя, уложи хоть одного. Расстояние приличное, метров пятьсот. Но попробуй.
Витя, конечно, без своего любимого Дегтяря, но стрелок замечательный. Наш майор Гунин, начальник стрелковой подготовки, по его поводу коротко заметил:
- Уберись отсюда, куда хошь - портить тебя не хочу! И Витя на всех занятиях по СП, спокойно спал.
Витя улегся, поерзал своим почти двух метровым телом по снегу, замер на секунду, трах!! Один лег. Еще - трах! Второй.
- Все, Витя. Хватит, кто нести будет.
Ну, насчет нести это перебор. Кто ж пойдет за ними!
Совсем рассвет, солнышко выкатилось. И стая рассосалась. Наверно лося пошли крушить. Со всякой осторожностью и мы потянулись к дому. Несколько раз попадались следы большого количества зверей. Когда шли за елками, их мы не видали. Были следы двух лосей. Прямо следопыты стали. А чуть после обеда и к дому подошли. Сначала елочку - метровочку в квартиру №8 определили. Чем совершенно обрадовали нашу Машеньку, так промеж собой ее мы звали, потом на КПП.
- Где, гуляки, вас носило? Ротный ваш домой не ходил. Сидит в расположении!
- Не звони! Не сообщай. Сами ему расскажем, а то он сбежит, оберегая нас.
Одну сдали в клуб. Начклуба, когда ее освободили от уз, аж заквохтал от радости. Свою подняли на этаж. Отдали старшине. Тот молча заглянул в стволы наших автоматов, юркнул в канцелярию к ротному. Мы подождали чуть и с докладом туда же. Командир, как всегда свежий, чуть пододеколоненый, чистейший подворотничек. А глазки, глазки - то ночь не спали! Раз посчитал, второй. Слава Богу, все целые. И, конечно, только от радости, что-то сверкнуло в глазах. Как искорка, малюсенькая слезинка. Далась ему эта елочка.
Кроме нас этого никто не видел, да и нам, с устатку, может, показалось...